– Как вас понимать… – Михаил заметно повеселел.

– А так! Эти отношения называются: кто не спрятался, я не виноват! – Антона охватила злость. – Могу пояснить. Если на территории Октябрьского района ты будешь свои дела делать, и я об этом узнаю, я сделаю всё, чтобы следующие несколько лет ты провёл на лесоповале.

Антон посмотрел в окно-бойницу. Нескончаемый дождь продолжался.

– Вы мне угрожаете, товарищ милиционер?

– Угрожаю? Кому? Тебе? – Шелестов теперь успокоился. – У таких, как ты, борзота бывает только до первого обыска, поверь мне. Потом и угрожать не надо. А теперь, вставай и иди в дежурку, тебя следователь вызовет.

– Антон, – заглянул Изверов, – ты сводку написал на раскрытие?

– Напишите сами, Сергей Сергеевич. – Антон смотрел в окно. – Я домой поеду. Устал. Завтра у меня выходной.

– Ладно, заслужил. Езжай. В отпуск, когда планируешь уйти?

– Пока не знаю. Дел много.

– Ладно.

Дверь захлопнулась, но ненадолго.

– Антон, домой поедем? – спросил Борька.

– Едем.

– Ты чего такой смурной? Злодеев поймали, кражу раскрыли. Находящегося в бегах, отловили.

– Просто устал. Домой хочу, и выспаться надо завтра.

– А что с Кавалеровым?

– Герман оформил на трое суток. А так, раскрытия наши. Настю отпустили. Заура и Литвинову «забили» в камеры.

Дождь и ветер подхватили их на выходе из отделения, и сопроводили до остановки троллейбуса. Ядовито – желтыми пятнами уличных фонарей обозначился Ленинский проспект в сырой темноте. Казалось, город насквозь промок под весенними струями воды, низвергающейся с неба в небывалом количестве.

Прогулка.

Антон и Оксана проснулись в восемь часов утра. Оксана заставила Антона лежать в постели, а сама направилась готовить завтрак. Она включила музыку, приняла душ, привела себя в порядок, и через полчаса они с Шелестовым уже сидели за столом в гостиной и завтракали.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спросила девушка.

Антон пожал плечами.

– Может, съездим в Нескучный сад, погуляем по парку? Ты там наверное давно не был?

– Думаю, это можно сделать.

– Я хочу там побывать. Ты так много рассказывал о местах своей юности.

– Я тоже.

– О чем ты думаешь? – спросила Оксана.

– Да, по одному делу, которым я сейчас занимаюсь, – признался Антон.

– Расскажи мне.

– Не стоит, – он взял в руки чашку чая.

– Расскажи, расскажи, – просила она, придвигаясь к нему поближе и стараясь заглянуть в глаза.

– Оксана, мне не хочется, не настаивай.

– Но я тебя прошу…

– Это что, допрос? – иронично усмехнулся Антон.

– Если хочешь-то да. И с пристрастием.

– А с пристрастием – это как?

– Ну, это значит, что я от тебя не отстану, пока не узнаю все.

– Все не узнает никто и никогда. Все не известно никому. Хотя, каждый думает, что он знает все.

– Не философствуй, не заговаривай мне зубы. Лучше расскажи об этом деле, – настаивала Оксана, все ближе и ближе подвигаясь к Антону и кладя ладонь ему на колено.

Антон взрогнул.

– Наверное, Оксана, из тебя получился бы неплохой следователь, причем очень красивый. Мужчины с удовольствием рассказывали бы тебе все свои тайны, поверяли бы тебе свои секреты. Я ничего не скажу.

– Скажешь, скажешь, – воскликнула Оксана, и обхватила Антона за шею.

Она это сделала так быстро и ловко, что Антон даже не успел опомниться.

– А теперь говори.

– Я даже не знаю…

– Говори дальше.

– Это не очень приятная новость.

– Что-то не хорошее? – она заглянула ему в глаза.

– Да, возможно, это для меня, но тебя это не касается, – не отводя глаз, признался Антон.

– Это уже лучше. Так к чему мне готовиться?

– Возможно, мне придётся уволиться из МВД.

– Ну, допустим. И что?

– Не знаю… Надо будет что-то решать с работой.

– Ты же умный, придумаешь что-нибудь. Говорят, скоро у нас капитализм наступит.

Антон усмехнулся. Он усадил Ирину на колени, обнял, прижал к себе.

– Ладно, забудь! Будет день, будет пища.

И тут Оксана, уже в который раз за эту ночь и утро, вспомнила о тугой повязке на его плече.

– Болит? – она легко, подушечками пальцев коснулась плеча Антона.

– Болит, но уже не сильно.

– Расскажешь, что случилось

– Нет, не зачем.

– Давай тогда в парк не поедем. Давай сходим к моей маме, тем более, она очень обрадуется, увидев тебя, Антоша.

Шелестов задумался. Он принялся помешивать крепко заваренный чай в тонкой, почти фарфоровой прозрачной чашке. Ложечка звякала, а он смотрел, как закручивается темно – янтарная жидкость. Затем отряхнул ложечку, и положил ее на блюдце.

– Так, что решим? – спросила Оксана, заглядывая ему в глаза.

– Не знаю. Что-то мне ничего не хочется.

– Совсем ничего? – напряглась женщина.

– Это не относится к тебе, дорогая, – сказал Антон, и поцеловал её в шею.

Затем прижал ладони Оксаны к своему лицу, уткнулся в них так, как когда-то в детстве в не самые лучшие минуты своей жизни прятал лицо в ладони матери, Оксана почувствовала, что на его душе творится что-то неладное.

Она нежно сжала его виски своими теплыми ладонями, и так же нежно поцеловала его во влажные глаза. Душа Шелестова сжалась, он взял её на руки, прижал к себе и легко, словно бы она ничего не весила, закружил по гостиной, а затем спокойно понес в спальню, положил на постель, и принялся одну за другой расстегивать перламутровые пуговицы ее шелкового халата. Оксана лежала, закрыв глаза, касаясь кончиками пальцев лица любимого мужчины…

…Умывшись, она взялась расчесывать волосы, стоя босиком в ванной и разглядывая свое отражение в большом зеркале. Он терпеливо ждал, стоя чуть позади и уперев взгляд в ярко – красную ткань её халата.

– Перестань пялиться на мою задницу, – не оборачиваясь, сказала она.

– Я не пялюсь на твою задницу, я тобой любуюсь. Всей тобой, не только задницей.

– Врешь! – с удовольствием заявила Оксана.

– Ну, если только немного.

Она, наконец, отложила расческу, и направилась в комнату, где спал её сын.

Идя следом, он предупредил:

– Не буди парня, пусть спит.

– Не буду, я просто посмотрю, – улыбнулась Оксана, но шагу прибавила. – Может быть он уже проснулся.

– Допустим! Что тогда?

– У сына по плану прогулка во дворе…

…Спустя час, Антон и Миша уже спускались во двор дома на лифте. Оксана собралась готовить обед, и отправила сына на прогулку, чтобы не мешал.

Едва они открыли дверь подъезда, как их лица мягко каснулся ласковый весенний ветер. Сквозь низко нависшие тучи было видно голубое чистое небо. Таким прозрачно – синим оно может быть только весной. На ветках радостно чирикали воробьи, а по земле двора бежали звонкие ручейки, прорезая лед своими многочисленными струйками. Пение и суета на ветках ранних пташек и звонкая капель с карниза крыши, образующая небольшие лужи, заполнили всё пространство двора. Все было в движении. Правда, снег еще прячется в темных углах дома, и не хочет понять, что ему уже не укрыться от теплого, долгожданного солнышка.

Крепко держась на палец Шелестова, малыш шагнул во двор дома и они, не спеша, направились на детскую площадку.

– Папа, папа, смотри, воробьи в луже! А почему им не холодно? Они там моются, да? – малыш вопросительно снизу вверх заглянул в лицо Антона.

– Папа, а можно мне домой принести воробья? Я сам буду о нём заботиться!

– А где же он будет жить у нас? – Шелестов ухмыльнулся.

Разговоры о заведении домашнего пернатого он услышал от Миши впервые, и как и то, что он назвал его папой.

– Он будет жить в моей комнате, и летать по ней. А ночью будет спать в клетке, которую мне купит мама. Я её попрошу.

– Миша, брось! Он загадит всю квартиру, испортит шторы, а потом, когда мы все ему надоедим, улетит в открытую форточку к друзьям.