– Здорово, Михаил!
– Здравствуйте, а вы кто?
Глаза у Кавалерова стали напряженными. Вокруг все замолкли. Часть толпы мгновенно исчезла. Заур медленно оглянулся. За его спиной возвышался на целую голову Борька.
– Даже не думай! – Гудков положил ему на плечо мощную ладонь.
– Поехали, поговорим. – Антон поежился, и посмотрел в серое, затянутое свинцовыми облаками небо. – Ко мне, а то здесь мокро и прохладно.
– Мне всё ясно. А может, по кружечке, товарищ майор. – Кавалеров дерзко улыбнулся, но глаза у него оставались нервными. – Я только-только на работу устроился. Угощаю. Деньги есть.
– Михаил, мы на работе, а потом, я за чужой счет не пью. – Шелестов с усмешком посмотрел сутенёру прямо в глаза. – А разговор у нас длинный, долгий и нудный. Всего пива этого бара не хватит. Поэтому пошли. Будешь дёргаться, надену наручники. Чуешь?
Оставшийся народ вокруг возбужденно зашептался. Вход в пивняк открылся.
В дежурной части Кавалеров свободно развалился на неудобной деревянной скамье, вытянув ноги. На соседней лавке сидели два парня лет по восемнадцать с заявлением о пропаже велосипеда, и иногда, испуганно поглядывали на него. Антон презрительно посмотрел на Михаила:
– Слышь, сутенёр! А ну, сядь нормально! Выставил свои костыли на пол – дежурки! Сейчас в камеру отправлю, мафиози недоделаный!
Парни переглянулись, и засмеялись.
– Антон Генрихович! – Михаил все же переместился на край скамьи, бросая злобные взгляды на ребят, и тут же сел ровно. – Антон Генрихович…
– Что ещё?
– Со мной-то что теперь будет? – при этом выражение лица у него было абсолютно спокойным.
Шелестов остановился напротив него, и спросил:
– Как что? Сейчас следователь освободится, и возьмётся за тебя.
– За что?
– А ты, значит, не при делах?
Михаил отвернулся. Антон направился на выход из дежурки.
– Явку с повинной дадите написать?
Антон остановился, и медленно повернулся:
– Поздновато уже вообще – то.
Кавалеров осклабился:
– А я много чего знаю!
– Тогда подумаю. Отдыхай пока. – Антон выскочил из дежурки и налетел на Шишкина.
– Антон! Что за телка у твоего кабинета стену подпирает?
– Какая?
– Смотри, а то уведу! – заржал Андрюха.
– Отвали, Казанова…
Настя гуляла по коридору, засунув руки в карманы курточки. Когда она увидела Шелестова, то сразу направилась к нему. Антон сходу влетел к себе в кабинет, мурлыкая себе под нос пару строк из песни, которую когда-то сочинил:
И ночью, и днем, и в жару, и в холод,
Мы честно службу несём, охраняя город,
И не важно, что осень, закружила Москву в листьях
Скоро будет весна и в душе, и в мыслях…
Так, клиент созрел, и прибыл для разговора. Это хорошо.
– Настя! Заходи сюда, красавица, не бойся.
«Мальвина» вздохнула, и безропотно перешагнула порог…
– Давай сюда свои записки! – Антон взял несколько исписанных листов и начал читать.
Настя сидела на диване, опустив голову, всем своим видом выражая готовность к сотрудничеству.
– Так – с, ладно! Теперь возьми ещё один лист бумаги и напиши чистосердечное признание. Это заголовок. Там укажешь, что Литвинова пригласила Жирова на свою съёмную квартиру, и она же насыпала Жирову в бокал с шампанским клофелин. Так было?
– Так! – еле выдавила она.
– Иди в предбанник, при входе в отделение, там лавочки, садись и пиши. На, ручку и лист бумаги.
Пока Герман допрашивал Заура, Антон решил заняться Кавалеровым.
– А что мне будет? – не выдержал идущий впереди Антона по коридору Кавалеров.
– Иди-иди! – Антон слегка подтолкнул его в спину. – Ты обещал рассказывать, а не спрашивать.
В кабинете стало прохладно. Затянутое серой пленкой небо за окном-бойницей темнело почти на глазах. Ветки черных и мокрых деревьев изредка постукивали по стеклу, как бы просясь зайти в кабинет к Антону и отогреться. Несмотря на середину дня, казалось, что уже наступили глубокие сумерки. Антон зажег свет и воткнул в сеть заботливо поставленный Марковым на подставку электрический чайник.
– Чаем угостите?
– Перебьёшься.
– И закурить не дадите?
– Нет, а вот бумагу и ручку в придачу, это всегда, пожалуйста. Садись напротив меня, там свободно пока.
Антон положил перед ним несколько листов бумаги и ручку:
– Пиши чистосердечное признание, и излагай просто, с именами, кто и что делал! Особенно Заур. А то на его месте, будешь ты. Особенно укажи, где он доставал наркотики.
Кавалеров несколько секунд помедлил, кивнул головой, и, глядя перед собой, вздохнул, и потянулся за ручкой…
Шелестов выглянул в коридор.
Настя сидела в коридоре, сжимая в руках исписанные красивым почерком листы. Убежать она никуда не могла, хорошо понимая, что дальше района никуда не денется, а последствия самовольного оставления отдела милиции могут быть крайне плачевными.
– Все написала?
Она торопливо кивнула.
Антон прочитал написанное, и кивнул головой, соглашаясь с фактами, изложенными ей в чистосердечном признании.
– Хорошо! Теперь сиди и жди вызова к следователю. Ясно?
– Ясно.
Шелестов вернулся за стол.
Горячий чай медленно, но приятно распространялся по телу. Под монотонное шуршание шариковой ручки по бумаге Антон посмотрел в окно. Время тянулось медленно.
– Всё! Я написал, как так было! – Кавалеров отложил ручку, собрал в стопку исписанные казённые листы, и протянул их Шелестову через стол, чуть привстав.
– А что так быстро? – Антон взял листы с явкой. – Слушай, что за почерк, а? Ты что, шифровальщик?
– Я был двоечник! – мрачно пошутил Михаил.
– Так, что тут у нас, – про себя Говорил Шелестов, вчитываясь в его каракули. – Ага! Вот! «…два дня назад, днём, точного времени указать не могу, ко мне домой заехал Заур, и попросил меня съездить с ним к метро „Академическая“, чтобы встретиться с Настей и Татьяной. Мы встретились и потом заехали к Люське Савельевой на Гарибальди, там зависли капитально. Вечером расстались. На следующий день я с Зауром договорился встретиться опять у метро „Академическая“. Мы подъехали к метро, где стояло такси с девушками и каким-то мужиком на заднем сиденье. Заур достал из кармана какие-то ключи и вышел из такси. Я видел, что он подошёл к такси с девушками и в окно передал ключи, а потом какой-то свёрток. Он его достал из внутреннего кармана куртки…» Так! А то, что там были несколько упаковок клофелина, ты не знал?
– Антон Генрихович! Я же не видел, что там у него. Это потом он мне сказал, что это был клофелин, когда мы приехали в кафе «Луна», на Ломоносовском проспекте. Он сказал, что ему позвонила Литвинова и попросила «лекарство», что есть клиент, которому оно необходимо. Деньги за него обещала отдать на следующий день.
– Ясно! Дальше, что там у тебя? Так, выпили…, поехали по домам, встретились с Зауром в пивбаре «Лабиринт» на следущий день…, задержали и привезли…. Дальше, раскаиваюсь…, не повторится. Так, это все, что ли? – Антон бросил листки на стол.-то есть, сутенерами ты с Зауром не выступаете, девок под клиентов не подкладываете, силовую поддержку девчонкам не оказываете, да? Половину денег у девок не забираете, да?
Шелестов откинулся на спинку стула и с интересом посмотрел на Михаила, держа в руке исписанные листки.
– Я так понял, что серьёзно ты меня не воспринимаешь? – Антон помахал ими у него перед носом. Кавалеров «кололся» совсем не на то, на что нужно.
– А вы что хотели, Антон Генрихович, чтобы я сам себя в тюрягу засадил, так, что ли? – Михаил презрительно улыбнулся. – А то, что я на Заура вам показания дал, так у нас принято, что каждый сам за себя. А двое – уже группа!
– Грамотный значит! Ладно, дружок. Твоя философия поганая, мне очень хорошо известна. Разговора у нас не получилось. Что ж, хорошо. Только теперь у нас с тобой другие отношения возникнут.