Перехожу дорогу, чтобы меня от улья, где засел враг, отделял поток автомобилей. Сажусь на заднее сиденье такси и называю адрес Помпилиев.

В этот раз Тевуртий открывает сразу же и кивком приглашает войти. Только когда переступаю порог дома, он спрашивает:

— Что-то случилось?

Распахивается дверь, и, размахивая пластиковыми мечами, мимо проносятся мальчишки. «Ты повержен». «Нет, ты повержен!» Выглядывает Пенелопа, кивает мне и выходит, вытирая руки о передник.

Сразу к делу перейти не решаюсь.

— Я говорил с матерью Джоанны, она…

— Ты ведь не за этим пришел.

Пенелопа смотрит пристально, и мне хочется все ей рассказать, но поднимаю руку ладонью к ней.

— Да, ты права. Пенелопа, я знаю, на что ты способна, давай обойдемся без воздействий.

Тевуртий косится с подозрением, а я ищу верную стратегию поведения, программа не приходит на помощь, и я выбираю честность. Результаты переговоров очень важны, пожалуй, даже важнее, чем гражданство на втором уровне.

— Нам нужно поговорить в месте, где…

Старик кивает.

— Идем в кабинет. Родная, включи робота, чтоб присмотрел за детьми, и присоединяйся.

Опускаюсь в коричневое кресло, не сдерживаюсь, трогаю обшивку — если и синтетика, то выглядит, как настоящая кожа. Тевуртий занимает крутящееся кресло за громоздким письменным столом и, пока не пришла Пенелопа, говорит:

— Тут все сигналы, даже те, что передает твой чип, искажаются. Так что можно говорить не таясь.

Пенелопа занимает белый диван у стены, седые волосы сливаются с ним, а темная кожа контрастирует.

— Кто ты такой и как вычислил нас? — спрашивает она.

Нет смысла скрывать свое происхождение от таких же изгоев, и я пересказываю последние недели своей жизни, начиная с установки программы и заканчивая тем, как отбил Элиссу у своих и спрятал у Рэя.

— Полагаю, Элисса и есть воплощение Танит, — заканчиваю я. — И она выбрала меня. Теперь по правилам я должен буду стать Белым Судьей, но без покровительства Ваала. А пришел я, чтобы просить вас о помощи. Элиссу нужно спрятать, я слишком на виду и все время под прицелом.

Воцаряется молчание. Старик пристально смотрит на погрустневшую жену, сворачивающую в трубочку и разворачивающую подол рубахи, и обращается к ней:

— Да, это он. Что скажешь?

Она грустно улыбается.

— От судьбы не уйдешь, как ни старайся.

Не понимаю, о чем они, только одно ясно: их отношение ко мне не изменилось после моей исповеди.

— Мы приютим девушку. А дальше все зависит не от нас. Завтра будет готов вызов на работу для матери Джоанны, вместе с ней заберем и Элиссу. Если что-то случится с нами, пообещай, что позаботишься о наших детях.

Хочется сказать, что все с ними будет хорошо, но вспоминаю, что у Тевуртия дар предвидения, и становится не по себе. Получается, что я подвергаю опасности этих людей. Потому говорю то, что они хотят услышать:

— Обещаю.

Еще час рассказываю, что мне дает программа, обсуждаем стратегию моего развития, и Помпилии поддерживают мою задумку заявиться на реалити-шоу «Выжить на Полигоне», но не сейчас, а когда немного прокачаюсь.

— Шоу спонсирует род Гисконов, — объясняет Тевуртий. — Победителям и правда перепрошивают чип, и они становятся бетами. Это для тебя самый быстрый и короткий путь наверх. На шоу не берут без достижений, хорошо, что ты предотвратил теракт и засветился на телевидении. Чем больше достижений, тем выше вероятность, что тебя возьмут.

— А Гисконам какая выгода с того шоу? Неужели оно приносит бешеную прибыль?

— Сперва пиарят кандидатов, у каждого формируется группа поддержки. Затем проводят спарринги со ставками и голосами зрителей, а это миллиарды шекелей. Ну и, сам посуди, Гисконам нет смысла подтасовывать голоса, у них достаточно влияния. Загвоздка только в том, что через два месяца, когда начнется новый набор на шоу, о тебе забудут, а сейчас ты еще не готов.

— Получается, что чем более я популярен, тем больше у меня шансов пройти отбор? — спрашиваю я больше не ради ответа, а чтобы собрать мысли в кучу.

— Не только. Зрители могут оставить тебя, если тебе будет грозить отсев. Купить тебе оружие. Популярность — залог успеха в игре.

Появляется интересная перспектива: если в течение двух дней мы с Эдом выводим трансплантологов на чистую воду, я как разоритель осиного гнезда пиарюсь у рыжей журналистки, распределяю очки характеристик и повышаю ловкость, то лучше заявляться на участие прямо сейчас, на гребне волны моей славы.

Договариваюсь с Помпилиями завтра вечером лететь за Ликой и Элиссой и спешу к Эду, прокручивая план развития событий, и прихожу к безрадостному выводу, что без помощи родителей мальчика, на которого положили глаз трансплантологи, нам не обойтись.

Дело за малым: склонить их к сотрудничеству. Как бы мне пригодился дар убеждения! Но придется действовать собственными силами.

Скрестив руки, я стою, прижавшись к стене в комнате Эда, и выглядываю в окно, верчу в руках черный маячок, похожий на бусину. Эд не в силах устоять на месте, мечется по тесной комнате, глаза его то вспыхивают, то гаснут.

— Ладно, допустим, родители согласятся установить сыну вот этот мой маячок. Мальчика похитят, а дальше-то как? Пока мы сформируем запрос на проверку питомника, оттуда уже вывезут детей! Ты сам только что сказал, что этих сволочей крышует полковник с третьего уровня! Да нас пристрелят, как только мы попытаемся что-то сделать…

— Законными методами с ними бороться бессмысленно, а вот незаконными… — хищно улыбаюсь. — У меня есть план, но делиться им не буду, пока все не продумаю.

Если Рэй сможет подключиться к системе коммуникации внешнего патруля и сымитировать команду диспетчера, то нам особо стараться не придется: на питомник обрушатся все боевые патрули. Но пока не уверен, что это сработает, и Эда не обнадеживаю — поговорить с гемодом получится только завтра, когда он приведет Элиссу к Лике, и я полечу к ним на флаере вместе с Помпилиями.

— Маячок все равно нужно устанавливать, и чем раньше, тем лучше. Твой скепсис мне непонятен.

— Ты прав, — кивает Эд, останавливаясь. — Я хотя бы узнаю, где мой брат… Поехали!

Семья мальчика живет в таком же комплексе-улье, как и Эд, на шестом этаже, в самом конце коридора, утыканного камерами. Эд долго давит на звонок, с вызовом глядя в камеру домофона, пока бодрым мужским голосом ему не отвечают:

— Что вам нужно? Мы не вызывали курьеров.

Эд представляется полицейским, вываливает на отца всю информацию о мальчике, которую почерпнул из ворованных сведений, и заканчивает:

— У нас есть все основания предполагать, что вашему сыну угрожает опасность. Впустите нас, пожалуйста.

Из домофона доносится детский плач и женский голос, но слов не разобрать — видимо, супруги совещаются, и, открываясь, дверь щелкает. Эд, пригнувшись, чтобы не удариться головой о дверной косяк, переступает порог, я иду за ним.

Навстречу выходит хозяин квартиры и встрепанная полная женщина. Программа подсказывает, что ему, как и мне, тридцать один год, он атеист без каких бы то ни было талантов, а вот его тридцатилетняя жена — культистка Ваала. Все так же стоя в прихожей, Эд рассказывает историю своего брата, представляет меня как агента с третьего уровня, который внедрен для того, чтобы вывести на чистую воду преступного полковника, показывает флешку с перепиской.

Поначалу отец семейства выглядел раздраженным, но постепенно на его лице начинает проступать заинтересованность. А вот женщина не в силах сдержать беспокойство:

— А почему бы сразу их всех не прижать? — возмущенно бормочет она. — Зачем подвергать стрессу нашего мальчика? Неужели нельзя сразу его обезопасить? Охрану приставить, например?

— Они все равно до него доберутся, — говорю я. — Мы не сможем охранять его вечно. И без маячка вы его уже не найдете.

— Эти люди правы, — обращается она к мужу. — Хуже точно не будет, если установить маячок… Помоги нам, Ваал! Вы обещаете, что они не успеют навредить…