Когда был жив отец Била, он рассказывал сыну разные истории. Из его слов получалось, что человек живет на земле многие тысячи лет и жизнь человека всегда была разной, а в чем-то и одинаковой. Отец говорил, что были времена, когда всеми управляли цари, что царь – это практически то же, что статусное лицо высшего уровня, только делать может все без ограничений. Рассказывал, что не так давно, каких-нибудь двести лет назад, люди все были умные и жили свободно, но бедно, но были и те, кто владел огромным состоянием, по примеру того, как сейчас небожители владеют всеми ресурсами. Но однажды люди придумали вирус, чтобы поделить оставшиеся на планете ресурсы. Это была война, в которой погибла значительная часть населения. Война продолжалась несколько лет, все это время людям говорили, что вирус опасен, и заставляли носить на лице специальные повязки, чтобы не дышать зараженным воздухом. Люди носили маски, месяцами оставались дома и отвыкали общаться друг с другом. Их жизнь изменилась настолько, что они перестали думать о чем-то другом, кроме того, чтобы просто выжить. Со временем людей осталось совсем мало, и те, кто остался, не хотели быть умными, по крайней мере, не хотели, чтобы об этом знали другие. Так было безопаснее.

Бил тогда спрашивал, почему люди разные: небожители – умные, а простые – спокойные. На что отец улыбался и отвечал: «Всему свое время, подрастешь – поймешь». Отца не стало, когда Билу было семь. Теперь он вырос и понял только одно: мир устроен неправильно, а как должно быть правильно, ему так никто и не рассказал.

Однажды Била позвали в соседний энгл. Мартин как-то встретил его на улице и спросил, не хочет ли он вечером выпить чая и послушать, что говорят умные люди. Бил всегда хотел встретиться с умными людьми и согласился. Но то, что он услышал в тот вечер, совсем не показалось ему умным. Собравшиеся, а их было около двадцати человек, рассуждали о том, что так дальше жить нельзя, нужно по-другому, нужно заставить небожителей допустить людей к информации и позволить самим решать, как им жить. Еще они говорили, что небожители должны поделиться со всеми ресурсами и убрать защитный экран. Бил ничего тогда не говорил, только слушал. Потом он пришел домой и спросил мать, что она думает обо всем этом. Мать ответила, что ничего не думает и что было бы лучше, если бы и он поступал так же. Через пару дней Бил снова захотел поговорить с умными людьми и узнать у них, что делать дальше и как менять жизнь. Он пошел в соседний энгл, нашел Мартина и спросил, когда будет следующая встреча. Но Мартин ответил, что больше встреч не будет, потому что место выследили и многих забрали на исправление. Бил расстроился настолько, что его желание тут же материализовалось, и многие люди захотели с ним поговорить. И даже мама сказала в тот вечер, что, если бы был жив папа, он обязательно все объяснил бы, а сама она не может думать так длинно. Было это пять лет назад.

С того времени Билу не раз случалось бывать на подобных встречах. Но ничем конкретным они не заканчивались: люди говорили, что надо что-то делать, и ничего не делали. Больше двух раз в одном месте встречаться не получалось – сходку обнаруживали, а людей забирали «на исправление».

Сейчас Бил как никогда прежде нуждался в информации. Ему казалось, что от этого зависит, какой будет его жизнь дальше. Он мучительно напрягал сознание, пытаясь найти выход, но зеркальный периметр не позволял ему сконцентрироваться и родить хоть какую-то мысль. Бил пытался еще раз заснуть, надеясь оказаться там, откуда пробуждение вырвало его и бросило в отражающую реальность. Он постарался придать своему желанию оказаться рядом со Сципионом максимальную силу, но у него не получалось материализовать его.

Измученный, он лежал на спине и не решался открыть глаза, чтобы в очередной раз не увидеть одно и то же отражение.

К концу вторых суток психическое состояние Била расстроилось так, что в зеркалах он начал видеть не только себя.

Первым обнаружился некто Колин, житель шестнадцатого энгла, которого Бил практически не знал, но о котором знали многие другие, потому что он считался лучшим в округе проектировщиком садов. Колин показался в зеркальном отражении под самым потолком, и Бил встретился с ним взглядом, лежа на полу.

– Я схожу с ума? – Бил зажмурился в надежде, что ему померещилось.

– Маловероятно, приятель, – послышался глухой, утробный голос сверху.

Руки и ноги Била похолодели, ему стало страшно.

– Что тебе надо? – крикнул он и вскочил на ноги – изображение Колина исчезло.

Бил перевел дыхание, помотал головой и в очередной раз подумал, что сходит с ума. Но как только он принял измененную форму своего сознания, призраки полезли отовсюду: потолок смотрел на него в двадцать глаз, на каждой стене отражались очертания малознакомых и совсем незнакомых лиц. Они все когда-то жили по соседству, пока ему не вздумалось возжелать гоночную трассу. Тогда он и предположить не мог, что сила его желания так велика, что защитный экран не выдержит и материализация произойдет прямо в том самом месте, где жили все эти люди. Ничьей смерти он тогда не хотел. А вот сейчас… Сейчас он уже ни в чем не был уверен.

– Что вам от меня нужно? – произнес он голосом, похожим на стон.

Они заговорили разом, и комната загудела сотней голосов, как рой над пчелиным ульем. Бил закрыл уши руками и сел на колени. Сразу все стихло.

– Мы должны предупредить: Сенат готовит крайние меры на твой счет, – проговорил Харви, мужчина лет тридцати, когда-то помогавший матери Била в получении дотации на лечение невроза через службу наземного управления. – Вэл принял исключительные полномочия, охота на выродков началась. Он не успокоится, пока не уничтожит всех до последнего. Включая тебя.

– Почему вы это делаете? – удивился Бил. – Вы же умерли по моей вине!

Ему показалось, что призраки улыбались, хотя очертания лиц были так размыты, что точно определить их выражения было трудно.

– Мы умерли гораздо раньше, – двусмысленно заметил Колин. – Ты и такие, как ты, могут изменить мир. Сломайте чертово небо, дайте людям возможность жить по своей воле. Два миллиона человек не должны быть рабами у тысячи бездушных тварей.

– Как мне отсюда выбраться?

– Отсюда не получится, – ответил Харви. – Прорывайся после суда. Мы попробуем ослабить конвой.

– Как?! Вы же бестелесные, – удивился Бил.

– Мы что-нибудь придумаем. – Теперь Колин, Харви и другие действительно улыбались…

Бил очнулся, лежа на полу изолятора. Открыв глаза, он увидел свое отражение в зеркальном потолке и не сразу узнал в нем себя. На мгновение ему даже показалось, что тот, сверху, пристально наблюдает за ним. Бил поднял руку, и зеркало с запозданием отразило движение. Бил содрогнулся. «Я тронулся», – с горечью подумал он, вспоминая сон с привидениями и пугаясь собственных мыслей о том, что кто-то другой смотрит на него. Закрыв глаза, немного пришел в себя: по крайней мере, испепеляющая камера ему не грозит, а с нервами он потом как-нибудь справится.

…С утра четвертого дня действия исключительных полномочий Вэл был совершенно не в духе. Зиги удалился на землю под предлогом окончательной проверки наличия выродков, не желая попасть под горячую руку. Главный управляющий маневр распознал, но препятствовать советнику не стал, потому что видеть в это утро ему никого не хотелось. Он раздражался по любому поводу: гибель Евы сказалась сильным расстройством нервной системы, и холодный, уравновешенный, даже жесткий нрав его дал трещину. Ничто не радовало и не приносило облегчения, даже тот факт, что вчера изъяли последнего выродка и присоединили к двенадцати предыдущим, ожидавшим приговора в изоляционной тюрьме.

Исключительные полномочия давали управляющему право уничтожить всех без суда и следствия, но в этот раз Вэл захотел проявить «гуманность» и провести показательное судебное слушание. Обвинение он сформулировал как «преднамеренное осуществление действий, представляющих особую опасность для всего человеческого сообщества». Дело значилось в истории судебных разбирательств под номером 36 – столько раз за период его правления Совет решал судьбу выродков. Для Била Вэл распорядился подготовить отдельное дело, по которому выдвигалось обвинение в организации государственных преступлений. Слушания по обоим процессам не предполагали присутствия на них обвиняемых и назначены были на полдень этого дня.