VIII.

   Марѳа Семеновна была дома... Она сидела на террасе, выходившей в маленький чахлый садик, и пила чай. Это была высокая, заплывшая "вдовьим жиром" женщина неопределенных лет. Скуластое лицо с широким носом смотрело такими хитрыми темными глазами. Широкий рот и прямые волосы, цвета мочалы, дополняли эту незамысловатую географию сибирской красавицы. Одевалась Марѳа Семеновна с некоторыми претензиями и всему предпочитала лиловый цвет. На голове она носила черную шелковую купеческую "головку" и не спускала с плеч, несмотря ни на какое время года, теплаго оренбургскаго платка.    Появление гостей было встречено отчаянным лаем вылетевших за ворота двух высоких и тощих киргизских псов. Вход в горницы шел со двора, по-старинному. Евгению Васильевичу нравилась эта тугая сибирская архитектура,-- и крепко, и тепло и уютно. Он с особенным удовольствием входил на низенькое деревянное крылечко и уже в передней чувствовал, как его охватывала совершенно особая атмосфера довольства. Здесь пахло и старыми наливками, стоявшими в полуведерных бутылях по окнам, и какими-то старинными цветами, и росным ладаном, и чем-то еще неопределенно-вкусным, чем пахнет только в таких домах. Налево из передней дверь вела в небольшую пустую комнату, когда-то служившую хозяину кабинетом, направо -- в небольшую гостиную, а прямо -- в столовую, выходившую стеклянной дверью на террасу. Из столовой одна дверь вела в комнату Марѳы Семеновны, заменявшую ей спальню и кабинет, и в кухню, а деревянная лестница поднималась наверх, в мезонин, где жила Капочка. Евгений Васильевич, в качестве своего человека, входил без доклада и знал, где найдет хозяйку. Теперь его встретила старуха-нянька Митревна, относившаяся к нему почему-то недоброжелательно. Она ходила в косоклиных сарафанах, по-старинному.    -- Барыня дома?-- спросил ее Евгений Васильевич.    -- Какия у нас барыни?.. Тебе хозяйку, так она на галдарее чаи разводит...    Марѳа Семеновна была занята деловым разговором. Перед ней на вытяжку стоял главный приказчик, Спиридон Ефимыч, краснощекий молодец с каким-то особенно неприятным, нахальным выражением лица. Он был в пиджаке и сапогах бутылками. Левая рука, заложенная за спину, усиленно вертела суконную фуражку. За чайным столом, в уголке, сидела Капочка, показавшаяся Евгению Васильевичу сегодня таиюй маленькой, совсем девочкой-подростком. Он заметил, что она так гладко зачесывает свои русые волосы и что это так идет к ея скромному личику.    -- А, белая дворянская косточка...-- певуче приветствовала Марѳа Семеновна, протягивая гостю свою затекшую руку с короткими пальцами, унизанными кольцами.-- Ну, каково прыгаешь? Получил мою записку? Не умею я расписывать-то, а только по нужде когда. Вон Спиридон пишет, а то Капочка... Она у меня грамотная.    Приказчик недружелюбно скосил глаза на гостя, а Капочка так мило потупилась. Евгений Васильевич из всего, что делалось на террасе, почему-то видел только ея тонкие белые пальцы, тревожно перебиравшие кайму чайной скатерти.    -- Давно к вам собирался, Марѳа Семеновна,-- заговорил гость, без приглашения подсаживаясь к столу,-- да все как-то было некогда...    -- У тебя все некогда,-- засмеялась хозяйка.-- Вчерашний день потерял... Ну, Спиридон, так в новом штреке поставьте стойки лиственичныя, потому как там вода долит.    -- Слушаю-с...    -- А с машинистом я сама переговорю. У него всегда котлы портятся... Надо его проучить, а то больно зазнался. Попугать для порядку надо...    -- Это уж известно, Марѳа Семеновна. Тоже вот штегерь, который на втором номере стоит, совсем от рук отбился. Подтянуть и его следовает...    -- Да себя-то, Спиридон, не забывай подтягивать. Чей хлеб-то ешь? То-то вот... Ну, а теперь ступай.    Спиридон еще раз искоса взглянул на гостя, встряхнул головой и вышел, ступая как-то нехотя. В дверях он еще раз оглянулся, а фуражка в левой руке сделала тревожный вольт.    -- Строго вы всех держите, Марѳа Семеновна,-- заметил Евгений Васильевич, принимая от Капочки стакан чаю.-- Даже мне немножко страшно сделалось...    -- Нельзя, ангел ты мой... Женское дело слабое. Каждый так и норовит кругом обмануть дуру-бабу, ну, и бережешься.    -- А Спиридон Ефимыч разве плохо смотрит?..    -- Пока не могу пожаловаться, а все-таки глаз нужен. Ох, и мудреная наша женская участь... Капочка, ты бы насчет закуски там сообразила. Закажи кухарке пирожков с соленой рыбкой, да рябчики где-то у нас маринованные были, да ветчинки, да рыжичков, да еще паюсной икорки... А наливку, которую мы росчали, подай сейчас же. Евгений Васильич уважает наливки...    -- Да ведь рано, Марѳа Семеновна,-- попробовал защищаться гость.    -- Кому рано, а нам в самую пору. Я с пяти часов на ногах... Как каторжная бьюсь, а сама не знаю, для чего.    Капочка молча вышла,-- она все делала молча, и Евгений Васильевич даже не мог припомнить, какой у нея голос.    -- Отчего вы ко мне никогда не приедете в гости, Марѳа Семеновна?..    -- Я-то?.. А боюсь, как бы ваши спиртоносы не пристрелили, как в прошлый раз твоего Гаврюшку. И следовало бы порешить его...    К особенностям Марѳы Семеновны принадлежало то, что, почти не выезжая со своего прииска, она знала решительно все, что делалось на сто верст кругом. И теперь она уже слышала про случай с Гаврюшкой.    -- Новый разрез ведут у вас на Чауше?-- продолясала Марѳа Семеповна, отпивая чай с блюдечка.-- Что же, дело хорошее... Легкая у вас работа: все золото наверху, а наше внизу. Теперь на семнадцатой сажени идем.    -- Давайте меняться приисками, Марѳа Семеновна? Я с удовольствием уступлю вам свое легкое золото...    -- Ну, ну, тоже и скажешь, сахар!.. Вот все так-то, как ты сейчас...    -- Как?    -- А все оммануть ладят дуру-бабу. Не корыстное у нас дело на Трехсвятском. Прежде, точно, хорошее золото шло, а ноне что-то я его и не вижу совсем. Воруют сильно... Где углядишь за всеми!    Марѳа Семеновна отличалась большой, чисто-сибирской подозрительностью и решительно никому не верила. Вообще, это была скрытная натура, с прижимцем. Об ея приисковых делах тоже никто и ничего не знал, даже главный приказчик Спиридон Ефимыч. Недоверие ко всему и ко всем было возведено в целую систему, а для видимости прикрывалось бабьими жалобами и разными жалкими словами. Прихлебывая чай и глядя на хозяйку, Евгений Васильевич невольно подумал: "Ну, и кулак-баба... Вся какая-то заржавелая!".    За закуской Марѳа Семеновна немножко оттаяла,-- еда была ея слабостью. У нея даже лицо делалось другим, точно оно распускалось от удовольствия. Она, угощая гостя, сама прикушивала от всего и по-мужски запивала наливкой.    -- Угощать-то тебя тошнехонько, Евгений Васильевич... По-барски ешь: чуть притронешься. Вот и насчет наливки тоже слаб... Меня только конфузишь.    Евгений Васильевич питал какое-то органическое отвращение к вину и к пьяницам в особенности. В пьяной компании он был самым несчастным человеком. Пристрастие Марѳы Семеновны к наливкам всегда вызывало в нем брезгливое чувство, а сейчас он даже старался не смотреть на нее. Затем, он знал, что, выпив и закусив, она сделает сладкие глаза и настает деликатный разговор о женитьбе.    -- Все еще не женился?-- спросила Марѳа Семеновна, точно отвечая на его тайную мысль.    -- Пока нет... Вы знаете, что у меня одна невеста,-- кухарка Агаѳья. Но тут серьезная конкуренция: за ней ухаживает Гаврюшка. И, знаете, все шансы на его стороне...    -- Н-но-о?..    -- Да уж так, Марѳа Семеновна...    -- Тоже и скажешь...    Марѳа Семеновна фамильярно хлопнула его по плечу и расхохоталась без всякой причины, как хохочут захмелевшие люди.    -- Погоди, белая кость, найдем и невесту... Только ведь тебе, пожалуй, и не угодишь: с музыкой для тебя подавай девицу, а у нас такой и не сыскать.    -- Ничего и без музыки...    -- Ай врешь... Не туда смотришь...    Как раз в этот момент вошла Капочка. Она принесла на тарелк новую партию горячих пирожков. От Марѳы Семеновны не ускользнуло, как гость взглянул на девушку и как Капочка сделала вид, что смотрит в сторону. Марѳа Семеновна нахмурилась и хлопнула еще рюмку наливки сверх абонемента. Тоже порядки в доме, нечего сказать... Капочка инстинктивно почувствовала эту немую сцену и торопливо вышла из столовой.    -- Вот женись на Капочке,-- разсчитанно-громко сказала Марѳа Семеповна.-- И приданое хорошее: четыре недели на месяц получить. Она у меня тихоня...    -- Что же, Капочка девушка хорошая -- согласился Евгений Васильевич.-- Только ей нужно мужи молодого.    -- Где их, молодых-то, взять? Не припасены они для нас, да и на гряде не растут, как редька...    -- А Спиридон Ефимыч чем не жених?..    Это была отплата за вопрос о Капочке, и Марѳа Семеновна даже подобрала строго губы. Евгений Васильевич ей нравился, и она любила вести с ним вольные разговоры, пользуясь своим вдовьим положением. Да и барин разбитной, за словом в карман не полезет.    -- Ну, будет шутки-то шутить,-- серьезно заметила Марѳа Семеновна.-- Не гоже это нам с тобой... Вон у тебя седой волос пробивается. Тоже не к молодости дело идет...    После завтрака отправились осматривать работы. Марѳа Семеновна даже предложила спуститься в шахту, чтобы осмотреть новый штрек, но Евгений Васильевич отказался. Он сегодня не был расположен к таким подвигам.    -- Что ты, отец, точно муху проглотил?-- заметила Марѳа Семеновна.    -- И то дорогой проглотил настоящую муху... Чуть не подавился.    Около них, как тень, все время ходил Спиридон Ефимыч, и все время его фуражка вертелась в левой руке.    Когда возвращались с шахты, Евгению Васильевичу показалось, что в мезонине из-за занавески выглянуло бледное личико Капочки. Это ничтожное обстоятельство даже взволновало его.