XII.
Евгений Васильевич, вернувшись к себе в номер, почувствовал себя скверно, как наглупивший человек. Он даже плевался, припоминая подробности обеда. Но что поделаешь с этой милой провинцией? После обеда он завалился спать и проснулся уже поздно, т.-е. его разбудил осторожный стук в дверь. -- Кто там? -- Да это все я же... -- Войдите. Это был Антон Иваныч. Он держал в руках портфель, набитый какими-то бумагами. Фамильярно подсев на кровать, он заговорил о деле. Старик действительно проштудировал его добросовестно, насколько это позволяли данныя из разсказа. -- Во всяком случае дело верное, особенно, если ваша кузина сумеет выйти замуж. Тогда эту самую тетку, как редьку из гряды, можно выдернуть... Так и напишите вашей кузине. Кстати, она хорошенькая? -- Ничего... Впрочем, я давно ея не видал. Антон Иваныч говорил совсем другим тоном и даже подмигнул Евгению Васильевичу, как своему недавнему сообщнику. -- Вот мой громоотвод,-- обяснял он, хлопая по портфелю.-- Только и спасенья, а то Танюшка не пускает на шаг из дому. А как скажу я ей: дела -- нужно справку сделать... к судебному приставу... Хе-хе!.. Превеликие мы подлецы мужчины... -- Хотите чаю? -- Чаю? Да, то-есть нет... Вот одевайтесь да пойдемте лучше вниз, з общую залу. Там еще покалякаем... Что в номере зря сидеть! Ну, одевайтесь, отец... Это был неисправимый трактирный завсегдатай. Может-быть, и практика приучила его шататься по трактирам. Евгений Васильевич наскоро оделся, и они вместе спустились вниз. Было уже часов десять вечера, и в зале набралась публика. Осмотревшись, Евгений Васильевич поморщился: он заметил деревянную эстраду для арфисток. -- Ведь раньше этой гадости здесь не было,-- брезгливо заметил он и прибавил:-- Ах, вы, старый плут... Вот я ужо пожалуюсь Татьяне Марковне. -- А мы отдельный кабинет займем... хе-хе... Никто и не увидит... Да парочку озорниц пригласим. Евгений Васильевич только покачал головой. Хор арфисток культивировался в этом захолустье сравнительно недавно и быстро пустил корни. Это можно было проверить по собравшейся публике, среди которой у Антона Иваныча оказалось много знакомых. Арфистки разместились в следующих двух комнатах, выжидая звонка. Евгений Васильевич только пожал плечами, оглядев этих "озорниц",-- накрашенныя, испитыя, какия-то подержаныя. Нужно было потерять всякий вкус, чтобы находить какой-нибудь интерес в этом отребье. А между тем Антон Иваныч чувствовал себя, как рыба в воде, заигрывая то с той, то с другой. -- Пойдемте в кабинет,-- уговаривал его Евгений Васильевич. Но и в отдельном кабинете не было спасения. Туда скоро явились две приятельницы Антона Ивановича: одна -- еврейка с хриплым, пропитым голосом, а другая немка aus Eiga. Старик заказал ужин и все повторял; -- Я буду вашим Вергилием, Евгений Васильич... Засиделись вы на своих промыслах, и необходимо встряхнуться. -- Я спать хочу, Антон Иваныч... -- Вздор... Берта, куда ты? Александра Гавриловна... помпончики... Послышался режиссерский звонок, и девицы исчезли. -- Пойдемте послушать,-- всполошился Антон Иваныч. -- Да что слушать-то? -- А Александра Гавриловна как запевает "Березу"? Мурашки по коже... и потом подпустит эту цыганскую дрожь... Плечики заходят, ручки... Они вышли в общую залу, где на эстраде выстроился весь хор. Все певицы были в черных платьях, с какими-то трехцветными перевязями через плечо. Тапер ударил по разстроенному пианино, и хор грянул. Что это было!.. Какие-то отсыревшие голоса, вскрикиванья, надтреснутыя ноты, вообще гадость. Евгений Васильевич смотрел на аплодировавшую публику и мог только удивляться, кто тут хуже -- эти несчастныя арфистки или аплодировавшая публика. А Антон Иваныч стоял около него, причмокивал, притопывал и выкрикивал тоненьким голоском: -- Делай! Чисто... Оживление сказалось и в публике. Какой-то захмелевший купчик вышел на середину залы и принялся вытанцовывать замысловатые кренделя, взмахивая руками, точно желал вспорхнуть. Утомившись, он разбитой походкой направился к буфету. Проходя мимо Евгения Васильевича, он остановился, посмотрел на него осовелыми глазами, осклабился и проговорил заплетающимся языком: -- А, барин... Ну что же, здравствуйте... да. В первую минуту Евгений Васильевич не узнал этого пьянаго субекта и не подал руки. -- Не узнаете?.. Хе-хе... А еще обедали вместе у Марѳы Семеновны... -- Спиридон Ефимыч?-- мог только удивиться Евгений Васильевич. -- Он самый-с... -- Как вы изменились... -- Горе-то одного рака красит. Ну, да это все равно, и я ее достигну... у-у!.. Антон Иваныч толкнул Евгения Васильевича в бок локтем и сделал какой-то знак глазами. -- Иди к нам, Спиридон Ефимыч,-- крикнул он недавняго приказчика.-- Выпьем... -- Все равно, где ни пить...-- согласился тот.-- Эх, барин... Ну, да что тут говорить. Носи, не потеряй, Марѳа Семеновна!... Он ударил кулаком по столу и неожиданно задумался. -- Ну, выпьем,-- предложил Антон Иваныч.-- Теперь уж нечего думать... -- Нет, постой...-- артачился пьяный Спирька.-- Вот барин считает меня за дурака... да. Дурак Спирька... А он, дурак-то, все и понимает. Да еще, может, побольше самого барина... Эх, Капитолина Михевна... Спирька опустил голову на стол и заплакал. Евгению Васильевичу теперь сделалось все ясно, откуда мог Антон Иваныч знать аналогичную историю,-- конечно, пьяный Спирька наболтал. Случай навернулся отличный, и оставалось только им воспользоваться. Конечно, Спирька знает более других и может сообщить интересные факты. Стоит только подстроить Антона Иваныча... -- Это и есть тот аналогичный случай, про который я давеча забыл,-- обяснял старик, показывая глазами на Спирьку.-- Удивительное совпадение.... Спирька был настолько пьян, что добиться от него чего-нибудь сейчас не было возможности, хотя он раз пять повторил разсказ о том, как "распатронил самоё". -- Я ей еще покажжу!..-- хрипло повторял Спирька, грозя кулаком.-- Она будет помнить, каков есть человек Спиридон Ефимыч... дда! К лучшем виде... Эх, жисть!.. А все из-за благородства чувств... Горячо пришлась к самому сердцу Капитолина Михевна, ну и не стерпел. Когда Спирька ушел. Антон Иваныч окончательно припомнил, что именно от него слышал аналогичную историю. -- Нужно его при случае разспросить подробно,-- посоветовал Евгений Васильевич, не решаясь открыть свои карты.-- Интересно. -- Да что его разспрашивать: сам все разскажет... -- Вот именно, чтобы сам все разсказал... Антон Иваныч испытующе посмотрел на собеседника. Скрываться дальше было безполезно, и Евгений Васильевич начистоту разсказал все дело. -- Да вам бы так сначала и сказать, отец,-- равнодушно заметил Антон Иваныч.-- Что же, дело житейское... А Спирька нам пригодится. Бредить он этой девицей... -- Ну, это он напрасно безпокоится. Вы поведите разговор о духовном завещании, Антон Иваныч... -- Да уж не учите рыбу плавать. -- Затем, два условия: я разсказал вам все, но под условием полной тайны. Понимаете? Если я добьюсь своей цели, вы получите с меня десять тысяч... Довольны? -- Маловато... Ну, да это ничего. Главное, нужно задаточек, отец... Волка ноги кормят. -- Да ведь вы давеча соглашались даром? И с Татьяной Марковной я вас мирил... -- Давеча была петербургская кузина, а теперь целый кус. Не хотелось Евгению Васильевичу платить деньги ни за что, но пришлось выдать аванс в триста рублей. Теперь Антон Иваныч сделался уже совсем нужным чатовеком, и приходилось его покупать. -- На свадьбе вот как еще попируем!-- повторил старик, запрятывая деньги в карман. "Ну, уж таких-то гостей у меня на свадьбе не будет!-- думал Евгений Васильевич, улыбаясь.-- Тогда другое будет..." Из-за Спирьки Евгений Васильевич остался лишних два дня в городе, но из этого ничего особеннаго не вышло. Бывший приказчик сам ничего не знал о духовном завещании. -- Все-таки он нам может пригодиться,-- утешался Антон Иваныч, ероша свои седые волосы.-- Мы все из него выцедим... Перед отездом Евгений Васильевич едва мог разыскать Гаврюшку, который успел подраться с поварами и был посажен в кутузку. Пришлось даже побывать у полицеймейстера, чтобы прекратить дело домашним способом. Гаврюшка был освобожден. -- Что же это такое, Евгений Васильич?-- жаловался Гаврюшка, почесывая затылок.-- Ну и город!.. -- Я с тобой, дураком, не хочу разговаривать. -- Нет, барин, это дело тоже надо разсудить: меня же повара били, и меня же на высидку определили? -- Мало били... -- Ну, город... Евгений Васильевич тоже был рад выбраться поскорее из этого захолустья. У себя в горах хоть гадостей не видать... Он успокоился только тогда, когда дорожный возок выехал за заставу.
