XIII.

   Вернувшись к себе на прииск, Евгений Васильевич испытывал несколько дней какое-то особенное удовольствие. Сказывалась привычка к своему углу, потребность в покое, словом -- тот роковой возраст, когда мужчина оставляет бродячия привычки. Для полнаго счастья недоставало только женщины... Не нужно было даже красивой женщины, а просто молодую, хорошую душу, которая согрела бы своим присутствием холостое одиночество и наполнила собой дом. По вечерам Евгений Васильевич любил думать на эту тему, лежа с трубкой на диване. Ну, в самом деле, что это за жизнь, да и для чего стоило жить вообще? В тумане неясно мелькала мысль о детях, и старый бонвиван даже вздохнул. Прежде он мог разговаривать с Гаврюшкой, изучая этот приисковый фрукт, а теперь он в нем вызывал какое-то брезгливое чувство.    -- Нет, нужно устроить жизнь иначе,-- думал вслух Евгений Васильевич.-- Будет... Нужно остепениться.    И в конце концов все сводилось к мысли о Капочке... Да, штучка недурна. Евгений Васильевич до того сроднился с этой мыслью, что даже не мог бы сказать, хороша или дурна эта Капочка. Просто -- Капочка, и все тут. Разве свои дети могут быть дурными или хорошими?! Есть чувства выше этих примитивных определений.    На Трехсвятский он поехал только недели через две, когда окончательно установился санный путь. Какая прелесть эти горы зимой... Лес стоит в снегу, точно в дорогой шубе. И всюду эта девственная белизна, слепившая глаза. Дорога зимой была гораздо ближе,-- болотами, минуя крутой перевал через Синюху. Трехсвятский имел теперь особенно уютный вид,-- главным образом, самый дом, выстроенный именно для такой зимы. Теплом обдало уже в передней и таким хорошим, застоявшимся теплом. Марѳа Семеновна встретила гостя, как ни в чем не бывала. Она, видимо, была даже рада ему.    -- Давненько не бывал, белая кость,-- шутливо пеняла она.-- Где запал-то? Мы и то тут как-то с Капочкой поминали... Сижу я это вечерком и, грешным делом, на картах раскинула, а по картам и вышел червонный король. Раз выпал и в другой... Вот навязался-то, думаю! Ну, тут про тебя и вспомнила: некому, окромя тебя, быть... Зачем в город-то гонял?    -- А вы откуда это знаете?    -- Сорока на хвосте принесла...    -- По делам ездил... Невесту искал, да холодно стало, и ничего из этого дела не вышло.    -- Не заговаривай зубов... По картам у меня все вышло, о чт ты еще и не подумал. Есть у тебя и дама трефонная на примете, и свой интерес, и дорога. Карты-то не обманут.    Даже молчаливая Капочка улыбнулась. Да, она сидела на своем обычном месте за столом и разливала чай. И все такая же, точно Евгений Васильевич вчера только уехал с Трехсвятскаго. Ему нравилось, что она вспомнила о нем... Сколько он пережил и передумал за это время! Неужели она не чувствует, чем она сделалась для него в этот короткий срок? Ведь должны же существовать какие-нибудь неизследованные еще наукой токи, которые передают настроение одного человека другому. И он так хорошо думал вот об этой хорошей девушке с гладко зачесанными голосами... Его даже кольнуло, когда пьяный Спирька назвал ее по имени.    -- А карты вам ничего не сказали, Марѳа Семеновна, что я приеду приглашать вас к себе в гости?-- заговорил Евгений Васильевич, придвигаясь ближе к радушной хозяйке.-- Да, дорога теперь отличная...    -- Вот видишь, Капа, опять карты нам верно сказали,-- обратилась к девушке Марѳа Семеновна.-- Вот и нам с тобой выпала дорога... Что в самом-то деле сидеть: поедем в гости.    -- У меня и наливка для вас приготовлена, Марѳа Семеновна... Ваша любимая, вишневая с косточкой.    -- Н-но?.. Приедем, приедем.    Евгений Васильевич чувствовал себя в ударе и балагурил с дамами самым беззаботным образом. Он чувствовал себя именно тем, чего недоставало в этом доме. Как хотите, а без мужчины дом не дом. Евгений Васильевич весело закручивал усы и до самаго конца не терял настроения. Капочка после чая ушла к себе. Она умела это сделать как-то совершенно незаметно, точно тень, и Евгений Васильевич каждый раз удивлялся, куда она могла деваться.    -- Ах, ты, балагур,-- смеялась Марѳа Семеновна, вытаскивая из буфета графинчик с наливкой.-- На словах-то, как гусь на воде. В гости зовешь, а у самого и хозяйки-то нет...    -- Пирог будет с нельмой, отличный, Марѳа Семеновна. Вот увидите...    -- Пирог-то будет, да пирожницы-то нет. Привез бы из городу-то хот какую-нибудь худенькую... Скучно, поди, одному-то. Хоша ты и не молод, а мысли-то тоже есть...    -- Есть и мысли...    Tête-à-tête прошло тоже-недурно. Евгений Васильевич не терял напрасно времени и приступил к делу. Он придвинулся совсем близко к Марѳе Семеновне и смотрел на нее такими блестящими глазами.    -- Ну, ты, белая кость, что глядишь-то?-- кокетливо заметила Марѳа Семеновна, отодвигаясь.-- Боюсь я, когда на меня смотрят так...    -- Как?    -- Да вот так... Ну, будет баловать...    Уезжая с Трехсвятскаго, он даже подумал, что не пересолил ли для перваго раза. Кстати, когда Евгений Васильевич надевал в передней шубу, в дверях столовой показалась старуха-нянька и с особенным вниманием посмотрела на гостя своими сердитыми глазами. Он почувствовал на себе этот взгляд и подумал, что как это он упустил из виду вот эту старуху, которой в этом доме принадлежит какая-то таинственная роль. Ведь она могла знать здесь больше всех... Нет, нужно будет обработать и ее, если дело пошло на то! Домой возвращался Евгений Васильевич все в том же хорошем настроении и думал, что Марѳа Семеновна тонко ведет свои дела; до сих пор он не оставался с Капочкой с глазу на глаз и пяти минут. Что она за человек, эта таинственная девушка? О чем она думает, сидя у себя в мезонине?.. Гаврюшка только удивлялся, когда барин принялся насвистывать какой-то веселый опереточный мотив.    "К ненастью разыгрался",-- подумал Гаврюшка со злостью.    Марѳа Семеновна не заставила себя ждать и прикатила на Чауш дней через пять. Она приехала вместе с Капочкой, точно угадав тайную мысль гостеприимнаго хозяина.    -- Слышала я, что ты по-господски живешь,-- говорила она, осматривая с особенным вниманием столовую и кабинет.-- Мы вот и могли бы жить, да не умеем... В лесу выросли и ничего путнаго не видали. Капа, гляди-ка, как постель-то у него наложена. А умывальник-то... Батюшки, да тут целый галантерейный магазин! Чисто живешь, Евгений Васильевич, недаром белая кость...    Осмотрев все до мельчайших подробностей, Марѳа Семеновна покачала в раздумье головой. Что и говорить, хорошо... Другую женщину поучит, как жить. Этакий-то до всего дойдет. Аккуратно живет, и всякая штучка на своем месте.    Капочка ходила вместе с теткой и тоже удивлялась. Она совсем не видала ничего подобнаго и почувствовала себя мужичкой. А Евгений Васильевич несколько раз так горячо посмотрел на нее, когда тетка отвернулась.    -- Соловья баснями не кормят,-- заявила откровенно Марѳа Семеновна.-- Ну-ка, хвастал ты своим пирогом?..    -- Все будет, Марѳа Семеновна...    У Агаѳьи пирог вышел удачный и весь обед тоже. Евгений Васильевич сам учил ее, как разрезывать мясо, как подавать салат, и вообще всему. Марѳа Семеновна хвалила и кушала. После наливки лицо у ней раскраснелось и покрылось жирным глянцем,-- в этот момент она была особенно противна Евгению Васильевичу. Обед закончился шампанским. Хозяин усердно подливал его дорогой гостье, и Марѳа Семеновна осовела.    -- Теперь мы будем пить кофе,-- предлагал хозяин.-- После обеда всегда его пьют...    -- Ну, уж уволь... не могу...-- бормотала Марѳа Семеновна, почувствовавшая некоторую слабость в ногах.    -- Марѳа Семеновна, вы не стесняйтесь: у меня в кабинете отличный диван...    -- И то, малым делом, отдохнуть. Разморило меня с дороги-то.. Вон как вся разгорелась. Я только чуточку прикурну...    Агаѳья помогла гостье добраться до кабинета.    -- Ах, ты, прокурат...-- бормотала Марѳа Семеповна, укладываясь на диване.-- Чего он мне подсунул-то?.. Так столбы и ходят... Ах, прокурат, прокурат!..    Капочка очутилась в самом критическом положении, когда осталась в столовой с глазу на глаз с хозяином. Она даже посмотрела на него испуганными глазами.    -- Вы будете, Капитолина Михеевна, у меня теперь хозяйкой,-- весело говорил Евгений Васильевич, придерживая кофейник на спиртовой лампочке.-- Вы будете разливать кофе...    -- Может-быть, я не сумею...    Она так мило конфузилась, когда брала кофейник. Их руки даже встретились Евгений Васильевич тоже вдруг взволновался, чувствуя, как у еего во рту пересохло. И кого смущаться -- самая простая девушка, которая боится слово сказать. Он смотрел на нее и мысленно говорил то, что нужно было сказать вслух. А дорогое время летело... Нужно было пользоваться моментом, который мог не повториться. Странно, что Евгений Васильевич не знал, о чем ему говорить с гостьей, и кончил тем, что принялся разсказывать что-то про Исаакиевский собор. Ах, как глупо... А она сидела тут, в двух шагах от него, вся какая-то таинственная, в ореоле своего девичества!    -- А что бы вы ответили мне, Капитолина Михеевна...-- тихо заговорил Евгений Васильевич, взглянув на дверь кабинета,-- что бы вы мне сказали, если бы я предложил вам остаться здесь хозяйкой навсегда?    В первую минуту она, очевидно, его не поняла и вопросительно вскинула на него свои темные глаза, а потом совершенно спокойно от-- Я уйду в монастырь, Евгений Васильевич...    Его поразил не смысл этого ответа, а самый тон, каким он был сказан. Девушка ответила так, точно у них было все уже переговорено когда-то раньше, и она раньше знала самыя тайныя его мысли.    Марѳа Семеновна проснулась недовольная, с головной болью. Она как-то кисло посмотрела на хозяина и быстро собралась в обратный путь.    -- Спасибо на угощеньи,-- говорила она, надевая шубу.-- Умеешь принимать гостей...