Тейп Мусаевых издревле промышляет стаг-варроу (чечен. похищение людей). В зиндане, прорубленном под главной башней, некогда содержался даже царский генерал, золотые эполеты которого сохранились и передаются из поколения в поколение.

Много лет прошло с тех пор, когда богатые торговые караваны пересекали долину, раскинувшуюся у подножия гор, а зинданы Мусаевых были полны пленников. Башни и соединяющие их тайные переходы, прорубленные в скалах руками леев, под неумолимым течением времени и оползней, постепенно разрушаются. Края ущелья, размываются горной речушкой, стекающей по ее стенам, и все ближе подступают к главной башне. Третий год пустует и зиндан. Младшая дочь готовит сыр, сыновья и внуки выпасают овец. А все из-за того случая с англичанами. Старик, оторвавшись от воспоминаний, поворачивается и не сдержавшись напоминает сыну.

– Помнишь англичан?

Абу нахмурившись молчит, тишину нарушает лишь потрескивание дров в очаге, отец задумчиво смотрит на пляшущие языки пламени.

– Мы потеряли тогда твоего брата Сулима.

История, случившаяся в 1998, была затеей Абу.

– Отец, полковник сам за себя заплатит.

– Откуда ты знаешь? – старик недовольно вскидывает густые брови. В его глубоко утопленных темных глазах сверкает отблеск багрового пламени.

– Я служил в строительных войсках и работал на строительстве дома старшего офицера – очень богатый человек.

– Мы же не сможем отпустить его за деньгами.

– У него наверняка есть родственники, которые заплатят.

Старик поднимается, тяжело опираясь о стол, и хмурится: одно дело заманить в зиндан одинокого русского пьяницу, которого никто не станет искать, а совсем другое дело похитить полковника. Что за глупая затея! Старик, прихрамывая ковыляет по башне, доходит до темного окна, поворачивается и встречается взглядом с сыном, упорно ждущим ответа. Абу упрям, и просто так от задуманного не отступит. Раздраженно потеребив бороду, отец, тяжело вздохнув говорит:

– В город не суйся. Пусть Амин съездит и все узнает.

***

Приготовив заливку, Солико наблюдает за готовым закипеть молоком. Едва белая пенка начинает подниматься по стенкам чана, как добавив заливку, девушка сбивает температуру, и молочная пена тотчас оседает. Вооружившись кочергой, девушка выгребает из-под чана тлеющие угли, затем взяв шумовку начинает энергично перемешивать молоко, на глазах превращающееся в быстро густеющую сырную массу.

– Отец зовет, – раздается за спиной.

Солико оборачивается; перед ней четырнадцатилетняя Баянат – дочь Абу.

– Следи, чтобы комьев не осталось, – строго говорит Солико, отдавая девочке шумовку.

Нельзя заставлять ждать отца. Сполоснув руки, Солико спешит к главной башне. Овчарня в основании башни пуста, ворота распахнуты. Амин наполняет водой поилку для овец. Лицо ее скорбно, глаза потухшие, от кончиков губ уже начали расползаться ранние морщины. После смерти мужа, глубокое горе поселилось в сердце молодой женщины.

– Подожди, – обернувшись к Солико говорит Амин, – меня тоже зовут, вместе пойдем.

В башне сумрачно. Солнечный свет, скудно пробивающийся через узкие окна, падает на красный ковер, устилающий растрескавшийся пол, но совсем не отражается на закопченных каменных стенах и высоком потолке. Отец, стоит лицом к окну. Услышав шаги, оборачивается. Его колючий взгляд, остановившись на Солико смягчается.

– Твоя красота, дочь моя, сияет как солнце и с каждым днем все ярче, – лицо старика прорезает тень улыбки.

– Спасибо отец, – Солико склоняет голову.

– Скажи, Солико, а много сыра скопилось в наших кладовых?

– Много, больше чем на год хватит.

– Амин, а как с мукой и сахаром?

– На исходе.

Хмыкнув отец подходит ближе.

– Зачем нам столько продуктов? Поезжайте в город, – продайте часть на рынке. На вырученные деньги купите все необходимое. Поживите несколько дней, поговорите с людьми.

Голос у отца скрипучий, вид усталый и задумчивый, лицо бледное с желтизной, и Солико с тревогой думает: спал ли отец этой ночью? Еще Солико думает, что это, наверное, не все и, не главное, и угадывает. После небольшой паузы отец говорит:

– В город приехали военные строители. Посмотрите, чем они занимаются, где остановились. С вами поедет Арсен.

Девушки согласно кивают.

Арсену – необыкновенно подвижному и крепкому двенадцатилетнему подростку, новость о том, что предстоит поездка в город нравится, нравится она и Солико, лишь Амин кажется равнодушной. Солико выбирает лучшее платье, тщательно расчесывает и укладывает длинные блестящие волосы, достает туфли на высоком каблуке, наносит на шею капельку душистых французских духов, подаренных отцом на день рождения, кружится перед большим овальным зеркалом и остается довольна собой – на лице ее сияет улыбка. Из-за войны, почти год не спускалась она в долину, не встречалась с подругами, не слышала песен, не пела и не танцевала на праздниках.

В порядком помятый УАЗ-буханку зеленого цвета, братья грузят головки сыра, козье молоко и масло. У Амин водительские права, и она садится за руль. Нахальный Арсен, устраивается рядом с ней, Солико приходится ехать в фургоне. Мужчина, даже если ему всего двенадцать главенствует среди чеченских женщин.

Водит Амин неважно, но ехать недалеко и сильного беспокойства это не вызывает.

Маленький автомобиль, с трудом протиснувшись в узкий проезд между отвесной скалой и главной башней, подпрыгивая на неровностях, начинает медленно спускаться в долину. Зарядивший дождь крупными каплями громко стучит по крыше, заливает лобовое стекло. Амин, судорожно вцепившись в руль бесконечно притормаживает, не давая машине сильно разгоняться. По петляв по узкому серпантину, усыпанному мелкими камнями, спускаются в долину, и дорога выпрямляется. Амин с облегчением вздыхает и прибавляет старенькому автомобилю ходу. Дождь стихает, и из-за туч появляется солнце.

Въезд в город перекрыт стоящим поперек дороги автокраном, снимающим с платформы тягача бетонные плиты и блоки. Пассажиры автобуса, ежатся под прицелом пулемета, торчащего из амбразуры блок поста. Амин, остановив машину за автобусом, глушит мотор. Арсен, тотчас выскочив, со всех ног мчится к натужно гудящему крану.

– Кыш отсюда пацан! – кричит молодой солдат, а обратившись к девушкам просит, – девушки, уберите мальчика.

Легко сказать – уберите. Парень, вероятно, впервые на Кавказе и не очень разбирается в местных обычаях. Взгляд синих глаз солдата неожиданно останавливается на Солико и юношеское лицо его, усыпанное смешными веснушками, освещает теплая улыбка.

– Девушка, уберите разбойника, пока его плитой не придавило, – просит солдат.

Какой крепкий, оценив ладно сбитую фигуру думает Солико и смущается своих мыслей. Парень, сделав короткий шаг, неуловимым движением руки хватает Арсена за поясной ремень. Оторвав от земли, несет беспомощно барахтающегося строптивца. Подойдя к Солико ставит мальчишку на ноги.

– Девушка, а вас как зовут?

Солико в ответ молчит, прикрыв глаза длинными ресницами, зато отвечает Арсен:

– Солико ее зовут, а если хочешь общаться, то сперва у меня разрешения спроси.

Солико делается пунцовой и отворачивается, а солдат обратившись к мальчишке удивляется:

– Смотри какой грозный.

Затем, неожиданно чистым, очень красивым и сильным голосом парень поет:

«Сердце мне томила тоска.

Сердцу без любви нелегко.

Где же ты моя Сулико?

Сердцу без любви нелегко». (грузинская. нар. песня)

Разговоры окружающих стихают, все замирают в ожидании продолжения песни, но солдат прекратив петь небрежно треплет вихры Арсена, склоняется и доверительно просит:

– Не обижай сестренку пацан.

– Сам пацан! – злобно бросает подросток.

– Будешь обижать – уши надеру, – обещает солдат.

– Мой отец тебе тогда голову отрежет!

Сообразив, что ляпнул лишнего, Арсен в страхе убегает и прячется за автобус, а озадаченный парень обернувшись к Солико встречается с ней взглядом, чувствует тонкий, едва уловимый аромат духов. Солико читает в его синих глазах нечто большее, чем интерес и смутившись отводит свои. От группы военных слышится крик: