Пока я иду до машины, морозный ветер попадает под худи и соски предательски встают. В авто мои щеки моментально краснеют, когда я понимаю, что Коннор уже заметил маленькие бугорки на поверхности одежды.

– А тебе идет моя толстовка, – он ухмыляется и растягивает широкую улыбку. – Расслабься, я не это имел в виду.

А по-моему, как раз таки это.

– Ха-ха, – саркастично смеюсь и отворачиваюсь к окну, пытаясь прикрыть грудь своими сложенными вещами. Энн, конечно, меня не убьет, но нужно будет возместить нанесенный ущерб.

– Дуешь губы как пятилетка.

– А ты можешь ехать молча?

– Могу, но не хочу.

Он самая настоящая заноза в заднице.

– Если ты не пьешь то, что тебе дают незнакомцы, то, может, согласишься на кофе? Мы в любом случае будем проезжать мимо кафе, потому что я сам хочу перекусить. Так что? Кофе? Картошку? Булочку?

– Кофе, – надеюсь, если я буду ему давать односложные ответы, то он от меня отстанет.

– Черный? Капучино? Латте?

Он что, издевается?

– Капучино.

– С корицей? С сиропом? С дополнительным сахаром?

Да блин!

– Без добавок.

Я смотрю в окно всю дорогу и даже не слушаю, что заказывает Коннор. Он забирает пакет и выдает мне стакан с напитком и две картошки с соусом.

– Одна твоя, вторая моя. Макаешь в соус и передаешь мне.

– Фу, я не твоя подружка. Ешь сам.

– Ну, сейчас ты мой второй пилот, поэтому либо ты кормишь меня, пока мы едем, либо мы встаем в переулке и ждем, пока я поем. Выбирай.

– Поехали, – я закатываю глаза в духе Алекс и шепчу себе под нос: – Самовлюбленный придурок.

– Я все слышал.

– А я и не скрывала, – макаю картошку в соус и протягиваю ему. Поняв, что он не собирается брать ее рукой, я подношу картошку к его лицу и смотрю, как он наслаждается ею так, словно это лучшая еда в его жизни.

На перекрестке он берет очередной кусочек с моих рук и поворачивается в мою сторону. Свободной рукой он обхватывает мою кисть и слизывает соус с пальцев, смотря мне в глаза. От места прикосновения его губ проходит ток и бьет меня молниями в самое чувствительно местечко в теле. Я хочу отвести взгляд, но притяжение его зеленых омутов сильнее. Сзади нас начинает сигналить машина, и Коннор продолжает выполнять роль моего добровольного такси. Если бы мое сердце могло стать мотором его машины, то мы домчались бы до Луны быстрее скорости света.

Часть пути проходит в тишине, но я не выдерживаю и спрашиваю:

– Кстати, откуда ты знаешь, где я жи… А, точно, это ты подвозил Зака к Энн? Но откуда ты знаешь, что я тоже там живу?

– Слушай, Зак сказал тебе, что меня зовут Кен, а не Коннор, просто чтобы позлить меня. Как думаешь, работает ли его язык в обратную сторону? Конечно, он рассказал, что Энн снимает квартиру с подругой. В клубе даже показал на тебя пальцем, объясняя, кто есть кто из вашей девчачьей компании.

– Вот болтун!

– О-о-о, ты даже не представляешь какой!

– Откуда вы знакомы? И почему он до сих пор с тобой общается? Вы же такие… ну… разные… – я прикусываю себя за язык, понимая, что вопрос звучал максимально неуместно. Надеюсь, мне не придется идти домой пешком.

– Мы вместе учились в школе. Он стал лучшей версией себя, а я остался прежним и создаю проблемы себе и окружающим, – Коннор, кажется, замыкается и погружается в свои мысли. Я чувствую напряжение его челюсти, и мне становится неловко за свой вопрос.

Сегодня суббота, поэтому на улице еще не так много людей, но все же некоторые магазины уже открылись и приглашают редких посетителей яркими вывесками.

– Можешь, пожалуйста, остановиться на том перекрестке? Там продают самые восхитительные пончики!

Мы тормозим у булочной, и я просто не могу себя заставить выйти из машины. Меня сковывает понимание своего отвратительного внешнего вида.

– Ладно, извини, – я пристегиваюсь ремнем обратно и смотрю на дорогу, – поехали.

– Пончики? Какие ты хотела?

– Самую большую коробку, ассорти, – Коннор уже открывает дверь. – Эй, стой, не надо! – он отмахивается и выходит из машины. – Возьми хотя бы деньги, – естественно я кричу в уже закрытую дверь.

Через несколько минут зеленоглазый дьявол возвращается и салон заполняется ароматом свежей выпечки, теплая коробка греет мне ноги, а в животе начинает урчать.

– Картошки было мало, принцесса? – я кидаю в него предостерегающий взгляд. – Да ладно тебе, ночь была похлеще похода в спортивный зал.

Я опять закатываю глаза в манере Алекс и отворачиваюсь к окну. Хоть я и не водитель, но все же знаю, как сделать звук в машине громче. Остаток пути проходит в безмолвии и под звуки грубой музыки.

– Спасибо, – один из пончиков, с вишневой начинкой, я оставляю на салфетке на приборной панели, – ты же понимаешь, что я не верну тебе одежду?

– Ты же понимаешь, что я знаю, где ты живешь, а твоя соседка – девушка моего друга. На твоем месте я не был бы уверен, что это наша последняя встреча, – Коннор улыбается и салютует мне двумя пальцами. – Увидимся, принцесса.

Я открываю дверь и выхожу из машины. Надеюсь, этот придурок не станет за мной следить и караулить около дома.

На мне наряд сумасшедшей – сапоги до колен, подвернутые со всех стороны штаны и огромный, нет, ОГРОМНЫЙ худи. Накидываю капюшон и максимально быстро преодолеваю расстояние до нашего дома и забегаю в здание. Надеюсь, мой позорный вид никто не видел. Я захожу в квартиру, и на меня уже почти привычно удивленно смотрят три пары глаз. Я повторяю за Энн и, показывая на подруг пальцем, произношу:

– Никаких комментариев, я в душ.

Оставляю пальто в коридоре, закидываю платье в свою комнату, пончики отдаю подругам и отправляюсь принимать горячую пенную ванну. Надеюсь, вода поможет мне смыть с себя последние сутки и мое тело станет таким же чистым, как и моя память.

Лика

Недовольный голос мамы доносится до моих ушей и вырывает из непривычно поверхностного сна. Вчера вечером я приехала домой, но уже сейчас мне хочется вернуться обратно в нашу с Энн квартиру. Каждый раз, когда я начинаю скучать по Ба и сестре, мое сознание возвращается к маме и необходимости взаимодействия с ней. После этого моя тоска становится болезненной и щемит сердце.

Я оглядываю свою комнату. Тут все так же, как и раньше. На столе пустой стакан для канцелярии, внутри выдвижной полки прячутся плакаты, которые мама не разрешала вешать, поскольку это бы отвлекало меня от учебы. Спасибо, что хоть книги разрешала читать, они расставлены по авторам и цветам ровным строем на стеллаже. Никаких фотографий, статуэток или чего-то личного, что могло бы идентифицировать комнату как спальню когда-то живущего здесь подростка. Все, что не касалось учебы, должно было быть убранным и не имело возможности быть на виду.

Мысленно я возвращаюсь в свою комнату в квартире и радуюсь, что хотя бы там я могу быть собой. Почти каждая полочка заставлена чем-то памятным. Ароматические свечи даже без пламени источают тонкий аромат, если взять их в руки и поднести поближе к носу. Книги, цветные журналы, светло-розовое покрывало на кровати. Первую осень я продолжала жить там, так же как и здесь, в пустом и рабочем пространстве.

А потом Энн поклеила в своей комнате обои. Я вспоминаю, как она спросила, хочу ли я так же, а даже не знала, хотела ли я этого или нет. Все решения в родительском доме принимались исключительно мамой и только при наличии практического в этом смысла. Всю зиму я копила деньги и держала в тайне от нее возникшее желание сделать ремонт. И сделала. Энн помогала мне клеить светло-бежевые обои на стену, а потом я стала дышать в той комнате и купила первую в своей жизни ароматическую свечу. Все мои действия, которые не вписывались в мамино мировоззрение, я делала, не ставя ее в известность и лишь ставя ее перед фактом. Про татуировку она не знает и не узнает никогда. Пупок увидела однажды и раскричалась, говоря, что пирсинг только для женщин с низкой социальной ответственностью. На цветные волосы она грозилась обрить меня налысо, но смирилась, когда поняла, что это никак не помешало мне остаться все той же прежней Ликой с хорошими оценками и прилежным поведением. Правда, дома я старалась собирать волосы в косу или хвост, чтобы у моей родительницы было меньше возможности видеть то, что ее так раздражает.