— Что собираешься делать теперь?

— То же, что и всегда. У меня всё ещё есть моя карьера.

— На пенсии ты уже не сможешь скакать по сцене, а затухшая карьера не обнимет ночью. Разве что будут деньги на сиделку или дом престарелых. Если только не потратишь.

— Как же ты умеешь поддержать. Просто мастерски, — откликаюсь я, перемещая нож по доске. — Я делаю ему салат, а он…

— Да я мог бы и сам. И ты делаешь его не только мне, но и своей матери, а если останешься на ужин, то и себе.

— Я не увлекаюсь ставками или казино, чтобы всё промотать.

— Киара, Джек грызёт ножку стола. Не могла бы ты как-то оказать воздействие?

Поворачивая голову, я смотрю на ту самую ножку, но Джек не грызёт, лишь облизывает блестящим языком, который появляется из пасти. Я не говорю, что отцу показалось. Всё равно вряд ли поверит. Просто подзываю Джека и протягиваю ему небольшой кусочек мяса. Отец весь кривится, потому что Джек облизывает мои пальцы. Знаю-знаю, теперь надо снова помыть руки. Я бы оставила Джека и дома, но временами он всё ещё понурый и грустный. Прошло мало времени. Всего неделя с того дня, как я рассказала Картеру правду. Я и не надеялась, что Джек так легко всё забудет. Собаки верные и преданные существа. Я не могу брать его с собой на студию или на деловые встречи, а вот дом родителей другое дело. Как бы им ни было тяжко мириться с его присутствием и обнюхиванием всего, что попадается на глаза. Естественно, я остаюсь на ужин. Потому что не очень-то и хочу домой. Там пусто, тихо, больше не играет проигрыватель Картера, и он не выходит к двери встретить меня своими глупыми танцами. Я не всегда была для них в настроении. Если так случалось, то он чувствовал это, как будто просто исходя из того, как я закрыла дверь, хлопнула я ею или нет, и тогда музыка сразу прерывалась. Я могла включить её вновь, но Картер выключал снова и смотрел говорящим взглядом. Этот взгляд означал, что хватит, и чтобы я рассказывала всё, что не так, или всё, что наоборот так. Вот если мы встретимся вновь, то как это будет? Что первым заметит Картер в зависимости от того, как я буду одета? Изменения на моём лице, свидетельствующие, что без него мне хуже спится? Или же он по-мужски или по привычке скользнёт глазами к моему декольте? Или мы встретимся настолько нескоро, что к тому моменту я уже превращусь в старуху с обвисшей грудью, и на неё просто не захочется смотреть? Хуже может быть только его женитьба на молодухе, годящейся в дочки, для которой он слишком хорошо сохранился или сделал несколько пластических операций, чтобы не выглядеть видавшим виды мужиком. Хотя разве это про него? С его-то внешностью и генетикой.

В краткосрочном периоде его внешность остаётся всё ещё обжигающе великолепной. На неё не влияет наш разрыв. Можно предположить, что Картер спит так же хорошо, как и раньше. У него крепкий сон. Когда засыпаешь быстро, не валяешься с бессонницей по целому часу и не прокручиваешь в голове весь прошедший день. В этом я всегда завидовала Картеру. Ведь я могла лежать во тьме и анализировать то или иное событие, прежде чем всё-таки провалиться в сон. В тот день я не собиралась сталкиваться с Картером. Мне говорили, что его не будет. Я узнавала. Ну да, говорили, но говорили так только про церемонию награждения музыкальной премии, а не про афтепати. Про афтепати совсем не шла речь. А Картер… Он любит появляться на них неформально одетым, привлечь внимание, выпить два стакана виски и немного пообщаться у бара или в толпе. Настоящая душа компании. Я замечаю его первой. Уже с бокалом в правой руке. И со спутницей по левую руку. Знать её не знаю. Может, нанял эскорт. Или где-то подцепил за просто так и тусуется с ней, пока я заново вникаю в рацион Джека и его привычки. За три недели он успел разбить цветочный горшок, порвать пижамные шорты, которые всё равно мне разонравились и просто валялись в ящике, разделяться с моими тапками, но они хотя бы уже были старые, а вот уничтожение нового пустого фотоальбома я пока ещё перевариваю. Может, собаки переживают изменения именно так. Круша всё, что попадается на пути, хотя раньше их это не беспокоило. Я вновь включаюсь в разговор с Гарри Стайлсом и Билли Айлиш. Но вскоре за Билли подходит её брат, а Стайлс извиняется и машет кому-то за моей спиной перед тем, как уйти. Вот ему точно плевать на моё декольте, даже когда декольте у платья смелое и не скрывает тату меж моих грудей. Я слышу чей-то смех. Нет, не чей-то, а Картера. Смех так ударяется в спину, как будто Картер либо переместился и говорит с кем-то, кто стоит в паре метров от меня, либо его просто очень рассмешили. Замечательно, что он смеётся. В этом и смысл тусовок. Повеселиться и напиться. Он всё делает правильно. Меня передёргивает, и я обдумываю план побега. Или исчезновения за спиной бывшего. Может и прокатить. Я оглядываюсь украдкой, медленно двигая головой, чтобы проверить. Я так чертовски была уверена, что Картер занят. Но его спутница теперь стоит напротив, общается не с ним, а он смотрит на меня. Не просто смотрит, а пожирает глазами. Его взгляд… Может, он злой, а может, просто изучающий, изменилась ли я. В груди от этого взгляда через пространство ноет так глубоко, что это можно сравнить с предвосхищающей сердечный приступ болью. Отец Картера умер именно из-за него. Всё случилось внезапно. И необратимо. Картер не плакал и не хотел быть один. Он лишь сказал, что это лучшая смерть, чем если бы Питер остался полуживым и требовал ухода, хотя все бы знали, что он всё равно обречён. А ещё Картер говорил, что не боится умирать. Что у каждого свой срок, да и вообще в иных случаях расставание тоже как смерть. «Так что же теперь, детка, бояться жить?». Он чувствует себя мёртвым, находясь здесь, видя меня, но помня, что я сделала и как разрушила само понятие нас? Он лучшее, что со мной происходило. С ним и я становилась лучше. Но, может, мне только казалось, что он изменил меня так, как открытое окно преображает тёмную комнату. Я отвожу взгляд и подношу фужер ко рту, убирая оливку. Ненавижу оливки. Сам коктейль мне нравится, но вот это дурацкое дополнение… Хуже на вкус только маслины.

— Ты разоделась. Или, правильнее будет сказать, разделась. Давно ты так не одевалась. Не то чтобы тебе идёт.

Голос Картера не заставляет меня поперхнуться, как можно было бы ожидать. Вот нахуя ему всё это надо? Проводил бы время в своё удовольствие, будто меня здесь и нет. А нахуя застыла тут я? Можно было уйти в самую первую секунду, а не анализировать и впитывать облик, и упиваться им до желания причинить себе физический вред. Смутная мысль об этом мелькает где-то там, на периферии сознания.

— А у тебя грязные джинсы. Зелёные внизу.

Я осматриваю эти самые джинсы краем правого глаза. Синие, но уже пережившие столько стирок, что точно не позволяет выглядеть им, как новым. При мне Картер никогда их не надевал. Я сравнивала их с теми, что носит рабочий класс. Но сейчас я отношусь к ним ровно. Ну надел и надел. Речь уже не о том, как выглядит мой парень. Он чей-то чужой или ничей.

— Это всё гольф и трава. Пересёкся с Джейми Фоксом на поле, ну и после ужина мы перебрались сюда. Он тоже где-то тут.

— Ну круто, если тебе нравится тусоваться с актёрами. Давай ты как-то… отойдёшь.

— Почему?

Он спрашивает уверенным голосом. Он что, помутился рассудком? Почему? Во-первых, мы расстались, или я рассталась с ним, ну и он вынужденно со мной. Во-вторых, бывшие обычно не стремятся к контакту друг с другом. В-третьих, мы в публичном пространстве, а он сам выпустил нечто вроде пресс-релиза с просьбой сохранять его право на личную жизнь. Я качаю головой.

— Потому что здесь ходят фотографы, и я не хочу, чтобы вот из этого раздули сенсацию. Думаю, ты и сам не хочешь.

— Извиняться ты, очевидно, не собираешься.

— Тому, кто в процессе написания множества охуенных хитов, должно сделаться всё равно на то, что он сам считал сырым. Как продвигается?

— Неплохо, знаешь. Собираюсь снять клип. Нашёл режиссёра. Или, как сейчас модно говорить, режиссёрку. Собственно, это она. Ну вон там, — Картер указывает себе за спину, мотнув головой. — Здорово, что мы с тобой не играем в затворников. Рад твоему благополучию. Что ты, кстати, пьёшь? Вкусно?