— Всего один раз, и точка.

Я обращаюсь к Келли. С точки зрения медицины она знает чуть ли не всё, а именно то, к кому лучше пойти на массаж, кто делает самый идеальный педикюр, или кто рассмотрит на УЗИ даже самую мельчайшую неоднородность в каком-нибудь органе. И насчёт психологов у неё тоже есть представления. Она советовала терапию Эмме и Мэтту, но те так и не пошли. Справились со спасением брака своими силами.

— Есть один мужик. Так и не получается, да? Что ж, это хорошее решение. Иногда всё дело в психосоматике.

— О чём ты?

— О беременности. Ты, наверное, не замечала, но порой ты что-то подсчитываешь про себя, когда мы видимся. Окончательно я всё поняла месяца два назад. Ты попросила тампон, будучи у меня, с таким выражением лица, будто кто-то наступил тебе на больную мозоль.

— Эмма тоже знает?

— Не говорила ты, не говорила и я, — не заставляя меня ждать, отвечает Келли. — Это ваше с Картером дело. Я просто даю понять, что догадалась.

— Он пьёт таблетки, но прошло полгода, и, может, их недостаточно. Блять, Келли, я так хотела хоть с кем-то поделиться. Ты и не представляешь, как мне…

— Как хочется говорить, что всё будет хорошо, но ты не говоришь, потому что это может оказаться неправдой.

— Да.

— Но всё будет хорошо. Скажу это за тебя. Просто нужно время. У многих не получается, но однажды всё соединяется воедино, настрой и другие факторы, главное не оставлять попыток, ладно?

Мы с Картером идём к психологу уже через пару дней. Мне пришлось сказать, в чём наш запрос, ещё по телефону, и что это не индивидуальная сессия. По моей просьбе нас записали на самое позднее время, какое только было возможно. Вечером меньше людей. Мне так представлялось, и это оказывается правдой. В приёмной никто не ждёт, а сотрудница рецепшена предлагает напитки, утверждая, что доктор уже заканчивает.

— Нет, спасибо, напитки не нужны. Мы просто подождём.

Я касаюсь руки Картера, притягивая её к себе на бедро. Всё напряжение в его теле концентрируется в том, как он обхватывает мне ногу неудержимой, несдержанной хваткой. Не тот момент, не то место, но я наслаждаюсь этим мгновением. Как я только могла думать, что мы расстанемся, и всё просто забудется?

— У меня спина потеет.

— Я люблю твою потную спину.

— И руки тоже мокрые. Это какой-то пиздец. Не помню такого, когда родители привели меня в связи с свинкой.

— Я люблю тебя, Картер. Потом займёмся, чем хочешь.

— Хочу завтра на студию с тобой. Послушать тебя. А сегодня, может, сходим в клуб с ребятами.

— Позвоню Келли и Эмме позже и узнаю.

Из кабинета выходит мужчина в кепке и с низко склонённой головой. Всё понятно, тоже прячется. Он уходит, и зовут нас.

— Мистер Винтерс. Мисс Миллер. Вы можете пройти.

Картер поднимается на ноги первым, отпуская мою ладонь. Но в кабинете он медлит, ожидает, пока сяду я, позволяет мне выбрать одно из двух кресел и только потом присаживается на левое. Сначала на самый край, но потом всё-таки сдвигается к спинке. Психолог не спрашивает прямо, с чем мы пришли, а просит рассказать о себе.

— Уверен, вы хоть что-то про нас да слышали.

— Слышал, мистер Винтерс. Но что я слышал, не имеет значения, а что услышу лично от вас обоих, останется в этой комнате.

— И что обычно остаётся в этой комнате? Неверность? Попытка уладить проблемы в браке спустя двадцать лет?

— И спустя три тоже, — отвечает мистер Беркрофт. — Но давайте вернёмся лучше к вам. Итак, кто из вас хочет что-то сказать другому или, быть может, сказать в целом?

— Давайте проясним. Мы не женаты официально, но у нас общий дом, и мы друг другу верны, — беря меня за руку вновь, Картер смотрит в мои глаза. Сильно, твёрдо, немигающим взглядом. — Был период, когда мы расходились, но не из-за акта физической измены. Со всем, что было, мы справились.

— А что было?

— Я отдала песни Картера бывшему продюсеру. Я сделала это, чтобы уйти в другой лейбл. Картер… Мы с Картером разошлись, потому что я сказала, что хочу быть одна. Он узнал всё позже.

— И я простил Киару. Мы живём дальше. Хотим ребёнка. Не получается из-за меня.

— Ясно, — мистер Беркрофт что-то помечает себе в своём блокноте впервые за то время, что мы здесь. — Это подтверждено медицински, или вы просто считаете, что…

— Всё подтверждено.

— А почему вы не женаты?

— Потому что до фига людей женятся, и именно в браке выползает всякая хрень, которой не было прежде, а потом наступает развод.

— Потому что ни один из нас не предлагал другому этот шаг, — инстинктивно отвечаю я почти одновременно с Картером, и он поворачивает голову ко мне, ощутимо напрягшись. — Не то чтобы это обязательно, но…

— Я тебе предлагал. Не прямо. Но мои планы насчёт нашего будущего включали в себя и это. Ты хочешь за меня замуж?

— Нам не стоит говорить об этом прямо здесь, Картер.

— Если дело во мне, то не обращайте на меня внимания, — замечает мистер Беркрофт. — Я видел столько ссор в этом кабинете. Споры, ругань, крики, слёзы. Не представляете, каким приятным разнообразием было бы…

Внезапно и за мгновение Картер поднимается с кресла, но только чтобы встать на одно колено. О нет. Или же да? Нет, я не хочу замуж. Или я не хочу церемонию, о которой будут знать все, и папарацци станут неофициальными приглашёнными? Я не хочу, чтобы знали чужие мне люди. Чтобы они увидели то, что не предназначено для их глаз, а должно быть личным. Только моим и только Картера. И максимум наших близких людей. Я не хочу замуж с соблюдением всех традиций. Но я хочу стать женой Картеру. Да, я хочу быть его женой. Я хочу стать лучшей версией себя.

— Киара Миллер, ты подаришь мне несколько приятных минут или часов, выходя за меня замуж, и целую жизнь потом?

— Приятных или нервных?

— Приятных, нервных, комичных, слезливых. Неважно. Так выйдешь или нет? Кольца пока нет, но мы что-нибудь придумаем.

— Выйду. Да, я выйду за тебя, Картер Винтерс, и постараюсь не плакать. Никогда.

— Ты не сдержишь это обещание, — качает он головой.

— Не сдержу, — соглашаюсь я.

— И что теперь? — Картер встаёт и не отпускает мою руку, когда садится обратно в кресло. — Дадите совет для успешного брака, в котором может не быть детей?

— Он такой же, как в браке с детьми. Слушать и слышать партнёра. Рано или поздно дети разъедутся, и вы останетесь в той же точке, откуда начинали. Только вы двое, и больше никого. Я о людях, не о домашних животных. Мало кто думает об этом в начале пути. Но думать стоит.

— Это же будет хрен знает когда, — мне не удаётся сдержать эмоции. — Зачем людям думать о чём-то, что может и не наступить через несколько десятилетий? Можно умереть и не дожить.

— Да, можно, — мистер Беркрофт закрывает блокнот. — А если вы оба доживёте, если у вас появятся дети, и они уедут, что вы станете делать в тот день, когда им потребутся строить свою собственную жизнь вдали от вас? О чём вы станете говорить? Останется ли у вас общее увлечение музыкой, когда вы перестанете гастролировать? Однажды вы двое…

— У нас оно возникло до встречи друг с другом. Музыка в нашей жизни существовала и до знакомства. Я не думаю, что кто-то из нас её бросит. Послушайте, мы же пришли к вам не за этим.

— Знаю, мистер Винтерс, но у меня нет универсальных ответов. Я не скажу ни вам, ни какой-либо другой паре, как не сломаться, когда речь о чём-то важном, что не удаётся обрести. В психологии не существует универсальных средств. Всё индивидуально. Я могу только направлять вас, но только вы сами в конечном итоге путём собственных проб и ошибок поймёте, что для вас действенно, как способ не зацикливаться. Всем помогает разное. Проводить время с близкими или разговаривать только друг с другом. Кто-то, я уверен, приходит к усыновлению. А кто-то ищет и находит суррогатную мать. Что вы оба ощущаете при упоминании мною других вариантов?

— Ну я не против усыновления, — после взгляда на меня, ещё крепче обхватив мою ладонь, говорит Картер. — В целом, по-моему, не против. Понимаете, это дети, которым не повезло в жизни, и их много, и они… Никто из них не виноват, что от него отреклись. Но я не думаю, что хотел бы усыновлять, не попытавшись достаточно долго. И не уверен, что выбрал бы подростка. Я не настолько стар, чтобы сойти за его отца. И никаких суррогатных матерей. Наверное, так.