Гилберт с тревогой в сердце начал догадываться для чего его вызвали. На языке появилось мерзкое скользкое ощущение.

— Он пообещал, что не причинит нам вреда.

— Ты осмеливаешься верить этому ублюдку после его вероломных поступков против нашей семьи? — резко перебил Витторио. — Лучше бы мой внук покоился с миром. Дом не выдержит еще одной катастрофы. Так как в ребенке течет твоя кровь, Я лорд Дома Найт Витторио именем Черных Небес приказываю тебе лично казнить его.

Гилберт хорошо знал отца. За долгие годы правления Витторио сформировал свой взгляд на вопросы жизни и смерти. Взгляд, который был у многих лордов. Благополучие и процветание Дома — первостепенны, семейные узы стояли на втором плане.

Сердце Гилберта пропустило такт. Приказ отца подтвердил худшие опасения. Он не мог позволить новорожденному дважды погибнуть за ночь.

— Я отказываюсь и никому не позволю причинить вред сыну. — Гилберт демонстративно положил руку на эфес меча. Жест был прост, но чрезвычайно эффектен. Ведь он означал, что тот, кто его использовал, готов поставить на кон свою жизнь.

Гилберт обвел взглядом присутствующих. Чувства обострились, а мышцы расслабились словно перед прыжком. В любой момент искрометные атаки готовы были полететь на советников и главу Дома. Пара-тройка из них точно уйдет на тот свет вместе с ним. В свои молодые годы он стал первым фехтовальщиком среди молодого поколения. Даже среди гениев его называли гением. А вкупе с силой наследственной линии крови и священным оружием его убийственная мощь взлетала до невообразимых высот.

Советники-старцы, увидев вызывающие действия Гилберта, тихо зашептались друг с другом. Уровень их мощи превышал его, но учитывая, что эксперт в отчаянной предсмертной атаке становился в разы сильнее, угроза была реальной, на что собственно и рассчитывал Гилберт.

— Отец, прошу тебя, о снисхождении. Он твой внук. Должен быть какой-то способ снять печать, — вмешался в разговор Кристоф.

Взгляд Витторио был тверд, а доводы Кристофа звучали не убедительно. Уже многие годы никто не мог воспроизвести руны хозяина белоснежного пера, не говоря уже о том, чтобы отменить их.

— Гилберт, за неповиновение ты изгоняешься из Дома. Именем Черных Небес я лишаю тебя фамилии, права наследования титула главы дома и всех полагающихся по статусу привилегий. Доступ к силе родословной Черных небес будет заблокирован для тебя и ребенка, ты станешь простым смертным, — стальной тон главы не требовал обсуждения. Витторио быстро удалился из тронного зала.

Так как младенец с запретной печатью больше не считался частью семьи, необходимость в его смерти отпала.

* * *

После изгнания. Недалеко от дома, где проходили роды Элины Найт.

К стоящей в темноте старухе в монашеской рясе подошла фигура в черном балахоне. Ее лицо скрывал капюшон, но старуха знала, кто это был.

— Ты принес обещанное? — нетерпеливым голосом спросила повитуха, постоянно оглядываясь по сторонам.

— А ты выполнила поручение? — проигнорировала вопрос старухи фигура в балахоне.

— Да. Так ты принес? Поторопись и давай уже. Гилберт может заметить нас, наверняка он уже ищет меня.

— Держи, вот твой эликсир.

Фигура в балахоне передала ей запечатанную баночку. Та, жадно облизывая губы, взяла баночку, сняла печать. Как только она отвинтила крышку, округу заполнил густой запах благоухающих трав.

— Наконец-то я прорвусь на звездную ступень и верну себе молодость, — произнесла старуха, прикрыв глаза и наслаждаясь появившимся ароматом.

— К твоему сожалению это невозможно.

Глаза повитухи широко раскрылись. Она хотела, но не успела задать появившийся в голове вопрос. Темное как ночь лезвие бесшумно упало с небес, разрубив старуху на две ровные половинки.

Фигура в черном балахоне выхватила баночку из рук падающего тела и развернувшись, ушла в темноту.

— Наивная карга, ты всю жизнь потратила на самосовершенствование, но так и не сдвинулась с мертвой точки. Так с чего ты взяла, что драгоценный эликсир потратят на такое бесталантное отродье как ты?

(Незадолго до изгнания Гилберта и убийства старой повитухи.)

Как только Кристофф увел Гилберта из особняка и дверь за ними закрылась, старая повитуха отправила молодую помощницу в дом слуг, со словами «Ты всю ночь не спала, иди отдохни. Я сама позабочусь о роженице.»

Затем она вытащила из подола рясы черный костяной нож и шаркающей походкой подошла к лежащей на родильном столе Элине.

— Не обижайся девочка, таков был заказ, — морщинистое лицо старухи напялило зловещую улыбку.

Элина непонимающе посмотрела на нее. Она хотела что-то спросить, но не успела. Старческая рука с силой зажала ей рот, а вторая рука помахала клинком перед ее взглядом.

Лицо Элины выражало немой ужас. Остальную часть тела парализовало. Она затрясла головой, пытаясь снять с себя руку и закричать, но все было тщетно. Рука повитухи оказалась твердой.

Старуха ударила по животу девушки ножом. А затем еще раз. И еще раз. И еще... Ударов было много. Повитуха остановилась, только когда на животе Элины не осталось свободных от ран мест.

Голова красавицы безвольно откинулась назад. Ее широко распахнутые глаза навечно застыли, глядя на звезды.

— Вот и перерезали пуповину, — произнесла старуха, тяжело дыша. Она смахнула со лба проступивший пот, вытерла нож о платье роженицы, после чего повернулась к ребенку. — Значит, тебя зовут Джино? Хе-хе... живи, Джино. За повторное убийство младенца мне не платили.

Она затушила свет и вышла из зала.

Тусклые лучи лунного света проникали через окно и освещали младенца. Новорожденный с милым зеленым бантиком на руке безмятежно спал рядом с остывающим трупом матери.

С родильного стола непрерывными каплями стекала кровь, собираясь в красную лужу под ним.

Небо не радует Его лазурным беззаботным очарованием, солнце не посылает Ему теплые, живительные лучи. Лишь огромная луна и редкие звезды озаряют Его ледяными лучами, создавая светлую белую ночь — блеклое подобие дня.

Это Муэрто ­— серый мир, в котором повсюду растут руины древних цивилизаций, где единственными обитателями являют себя мерзкие твари. Безумный творец словно франкенштейнов сшил их из разных чудовищ. И чем больше частей соединено в одно тело, тем ужаснее шедевр.

Это их мир — мир Химер. Многие из тех, кто попадает в их лапы, не приходят обратно. Те же, кому удается вернуться в стены своих домов, становятся другими. Их глаза видели нечеловеческую жестокость — неутолимый голод уродства и злости.

В свободных от руин местах — в пустошах, этих проплешинах увядшей земли, чудовищное зверье становится еще кровожаднее. Оно — злобный хищник одержимый вечным поиском пищи. Там где нет другой живности, градус их жестокости выплескивается через край и превращается в дикую вакханалию, — твари пожирают друг друга. Там можно увидеть горы белых костей, что скалятся в немой угрозе. Главный символ неуемного обжорства и мрачное предзнаменование для неосторожных гостей.

Где-то среди этих гиблых земель затерялся последний оплот человечества — Луноцвет. Одинокий город, что горделиво возвышается на могучей горе, а его массивные стены отражают бесчисленные атаки химер.

* * *

Шестнадцать лет спустя.

У подножия горы Луноцвета во дворе двухэтажного дома двое яростно махали мечами.

Худощавый юноша с ярко-зелеными как изумруды глазами ловко орудовал тонким клинком. Капельки пота на поджаром теле сверкали в отблесках лунного света. Золотистые волосы, собранные в хвост и обязанные зеленой шелковой лентой, то и дело метались словно молния, скачущая из стороны в сторону, во время резких движений.