– Надо же, а я и не предполагал.

По лицу вижу – смеется надо мной гаденыш. В морозных глазах солнечная лава плещется.

Солнечные лучики прыгают на снегу.

– У тебя девушек было много…

– Нет, ты первая.

Придурок.

– А ты сегодня в ударе. Клоуном заделался, как я погляжу? Ну да, зарабатывать-то чем-то надо в будущем! Баскетбол оказался непосильным делом!

– Я серьёзен.

– Думаешь, я не наслышана о твоих Великих похождениях? За дурочку меня держишь?

– Иногда.

– Так. Все. Я спать, – фырчу, открываю дверь, собираясь уйти.

Мне эти его хи хи ха ха не по душе. Я же на серьёзную тему с ним. О сокровенном.

– Подожди, подожди, – останавливает меня со смехом.

– Не хочу! Антон! Я тебе душу открываю, а ты... ты издеваешься. Смеешься надо мной!

– Я имел в виду, ты единственная, кто зацепил.

– Зацепил? – смотрю на него снизу-вверх. Опять на носочки приходится привстать. – Единственная?

– Первая и единственная, кто попал прямо в сердце, – поднимает ладонь, ставит ребром и соединяя пальцы, направляет мне в грудную клетку. Двигая чуть влево. – Пиф-паф. И все. Четко. В цель.

И он меня убил.

Правда. Этими словами.

Этим действием.

И этой задорной мальчишеской улыбкой.

Я такой искренней улыбки у него еще не видела.

Никогда.

– Пиф-паф, – повторяю, будто в тумане. – Прямо в сердце?

– Ага, точно. Как десерт для тебя.

– И я особенная… для тебя?

– Думаю, на сегодня достаточно громких слов, неМалявка, – холодно останавливает меня. Голос делает жестче. Лучики в глазах гаснут.

Правильно. Ишь, разошлась. Не стоит так внезапно вторгаться в чутко охраняемое логово Дьявола.

Я не хочу спугнуть его, потому что для меня потрясающе слышать такие волшебные признания.

Буду вытаскивать из него чувства постепенно. Теперь я знаю точно, что они есть.

Согласно киваю. Да и для меня на сегодня итак перебор эмоций.

– Спокойной ночи, – произношу тихо. Так тихо, что сама почти не слышу.

– Спокойно ночи, – шепчет он в ответ, наклоняется и нежно-нежно целует.

Целует, целует.

И целует…

У меня голова начинает кружиться.

Не могу насытиться.

Поцелуй становится все слаще. Мы начинаем переходить грань, привалившись к стене, растворяться друг в друге и задыхаться.

Объятия крепче, жарче, сильнее.

Антон задирает мою футболку, проводит рукой по оголенной спине, превращая меня в горящий факел.

– Очень… оочень жарко, – отстраняю его с силой. – Я тоже устала! Мне срочно спать надо! Очень срочно!

Не гляжу на его реакцию, заскакиваю в комнату и затворяю дверь на защелку. Быстро, мега быстро. Так, чтобы он не успел остановить.

Шумно дышу, грудь быстро вздымается. Лбом прислоняюсь к прохладе стены, пытаясь остудить пыл.

– Телефон забери, – насмешливо сипит мне через разделяющую нас преграду.

Смотрю на свои руки, которые немного дрожат. Я и не заметила, как в порыве страстного поцелуя выронила телефон.

– Когда ты уйдешь – заберу, – говорю честно. – Я тебя боюсь. Ты неприлично себя ведешь! Уходи…

Слышу смешок, затем, шаги и хлопок двери в спальне отца, и только тогда отворяю свою. Медленно высовываю голову. Очень медленно. Недоверчиво прищурившись, гляжу по сторонам. Влево, потом – вправо. Будто он может выпрыгнуть из-за угла и накинуться на меня. Убедившись, что он точно ушел и не тронет больше, с легкой примесью странного разочарования, которую я отмахиваю всеми силами, возданными приличной девушке, наклоняюсь и забираю подарок.

Замок закрываю на два оборота.

Сажусь на кровать, вынимаю симку из старого телефона и ставлю в новый. Некоторое время любуюсь. Жду, когда включится. Сообщения за сообщениями летят. Очень много от Ильи. Часть от Арины. И ни одного от отца.

Я понуро опускаю голову.

– Папочка, что же у тебя случилось… родной…

Неужели так сильно нагрузили на работе? Никогда такого не было. Плохое предчувствие не оставляет.

Еще несколько сообщений прогружаются, пиликая и отвлекая от тревожных мыслей.

«Вам звонил абонент … 14 раз». Высвечивается незнакомый номер на экране. И тут же от него приходит письмо:

Перезвоните мне, срочно. Ваш отец в больнице…

Перезвоните мне, срочно. Ваш отец в больнице.

Это сообщение у меня до сих пор из головы не выходит. Гром среди ясного неба. Разумеется, я перезвонила сразу же, и не задумываясь, что уже ночь.

Но в больнице нас с Антоном приняли только утром. И я узнала, что отец находится не в сознании. Ему сделали операцию на сердце, но он так и не очнулся.

Мне, вдруг, вспомнилось выражение: «Жизнь как кубик рубика, с одной стороны складывается, с другой стороны – нет.» Это про меня. Как только моя личная жизнь пошла на лад, как все остальное... начало рушиться.

Мечтаю, чтобы все стороны моей жизни сложились. Мечтаю почувствовать себя счастливой во всем.

Мечтаю собрать идеальный кубик.

– Поверить не могу, что папа мне ничего не рассказал, – бубню сквозь водопад слез, глядя на доктора, склонившегося над огромной толстой картой болезни. – Как он мог так!

– Он не хотел вас тревожить, Варвара. Сказал, что вам ни в коем случае нельзя нервничать, – деловито, но с толикой сочувствия, отвечает врач. – Я давно наблюдаю вашего отца. Он продолжал работать, несмотря на введенные ограничения, и попутно готовился к операции. На консилиуме было единогласно решено оперировать, но мы предполагали, что результат может быть неудачным. Так и вышло. Шансы были мизерные, но ваш папа был уверен, что все будет хорошо.

– Не…неудчным, – повторяю, шумно всхлипнув. – Что же делать? Как же… Что? Он… Он умрет?

– Мы сделали все, что смогли, и я, увы, больше помочь не смогу. Нужна еще одна операция. Но сделать ее сможет более квалифицированный доктор. Я изначально настаивал на ней, но ваш отец уперся рогом, кричал, что это под его ответственность.

– Хорошо, давайте сделаем еще одну операцию.

– К сожалению, она не бесплатна. Клиника готова сделать скидку, но все же сумма будет не маленькой. По этой причине ваш отец и отказался от нее, а мы не имели право настаивать. Не у всех есть средства, тем более такие, – он подает мне лист, на котором указана требуемая сумма, и я чуть не сваливаюсь со стула.

– О, боже, у нас нет таких денег!

Во рту собирается вкус горечи и слез.

И безнадеги.

Что же делать? Попросить денег у Антона? Это первая мысль, но я тут же ее отгоняю. Это слишком много. Я не могу.

Но… мой папа. Ради него я готова и умолять. Ради него я отдам все, что у меня есть. Как же быть…

– Варвара, – доктор снимает очки-половинки, и его взгляд смягчается. – Мы с вашим отцом уже очень много лет общаемся, я не просто его лечащий врач, я его друг еще со времен… то есть… я знал вашу маму. Они с моей женой были близкими подругами в школе, – он делает небольшую заминку, я поднимаю на него заплаканный глаз. – Я бы мог одолжить небольшую сумму, покрывающую часть затрат на операцию, я уже говорил ему много раз, но он отмахивался от меня. Я дал слово, что в случае неудачи... в случае, если его не получится спасти, вы не останетесь одна, я буду поддерживать вас в дальнейшем… моя семья поможет вам, всем, чем сможет… но все же, хоть он меня за это будет ненавидеть, все же я готов просить…

– Петр Александрович, спасибо вам за поддержку, но я не вполне понимаю, к чему вы ведете?

– Варя, вы в курсе, что отец собирал вам деньги, чтобы после университета вы могли пройти практику заграницей? Это его мечта. Он был одержим ею. Постоянно твердил, что у вас большое будущее.

– Извините, но я не думаю, что сумма, которую он успел накопить, настолько баснословная.

– Настолько, поверьте мне, знаю. А остальную часть добавлю я, – убеждает меня он. – Я обещал ему, что не заикнусь об этом вам, какой бы не был расклад. Но я не могу иначе. От этого зависит его жизнь. Вы уже совершеннолетняя, и можете снять всю сумму со счета. У меня на руках все документы, перед операцией он передал мне контакты вашего юриста. Я решился и уже пообщался с ним, проблем не возникнет. По договору, как только вам стукнуло восемнадцать, все деньги официально принадлежат вам, и вы имеете право распорядиться ими по вашему желанию. Однако, ваш папа был уверен, что ваши желания совпадут с его. Будто, вы и не подумаете тратить «свою мечту» на его здоровье.