– Прочь! Отойди от него! – кричал Бодуэн. Слезы выжигали глаза, заливали лицо, а в горле застрял огромный комок. Или это сердце, сорвавшееся со своего места, стремилось наружу? Он бился возле неподвижного тела, пытаясь отогнать гостью, а слуги недоуменно сторонились, опасаясь за его рассудок. Потерять в один день короля и наследника, пусть даже такого болезного, слишком большой удар для королевства. Почти смертельный, ведь тогда останется только Сибилла.

Впервые Бодуэн оказался совсем одиноким. Семьи, его семьи больше не было. Мария, вторая жена отца, не родившая детей и поэтому никому не нужная здесь, со всем своим двором вернулась в отчий дом12. Они не стали близки и он не ощутил никакой потери от ее отъезда. Бодуэн почти не запомнил ее, виделись они всего несколько раз. Невзрачная, фигура словно еще не сформировавшаяся, хотя Мария и была старше его лет на десять. Замкнутая и немногословная, видимо брак с отцом не принес ей счастья. Тот момент, когда она убыла на родину вместе со своими людьми, Бодуэн не застал. Просто во дворце в один день стало очень много свободных пространств. Все произошло тихо, быстро… только через несколько лет королю вскрылась подлинная картина. Раймонд в качестве регента при малолетнем наследнике и Гийом, занявший пост канцлера, оберегали его от новых потрясений. Но местная партия выиграла и сторонников Константинополя больше не осталось. Кто–то покинул святую землю добровольно, другим помогли уговорами. Временами уговоры заканчивались рукоприкладством и членовредительством. К счастью, до смертоубийств дело не дошло.

А Бодуэн… все происходящее во дворце мало заботило его. Лишь одно интересовало его сейчас. Успел ли увидеть отец свой последний рассвет до визита призрачной гостьи по имени Смерть.

Открывшаяся взору равнина была полна огней. Огней и шума еще не отошедшего ко сну очень большого города. Никогда не видел он их столько! Пахло недавно приготовленной пищей, выпекаемым для следующего дня хлебом, но все ароматы перекрывал чад горящих факелов и ламп. Чад расползался, смешивался с поднимающимся дымом и казалось, что город освещают не они, а светится сам окружающий воздух.

Путь его всегда лежал мимо крупных поселений, исключая дни, когда его дорожная сума оказывалась совсем пуста и Нахем заворачивал в первый попавшийся на пути городок в поисках разрешенной поденной работы. Но, даже заполучив средства на пропитание, он сталкивался с новыми трудностями. Торговцы не спешили продавать свои товары, постоялые дворы тоже были не для него. Голос, с рождения живший в нем, гнал его дальше, дальше, дальше…

Последний переход оказался самым изматывающим. Мир камня и песка одинаково суров со всеми, будь то обычные люди или Предавшие Бога. Несколько недель схватки с ним стоили Нахему слишком дорого – худой смуглый юноша, почти еще подросток, превратился в медленно бредущий по песку скелет, обтянутый кожей. Таковы здешние неписаные законы. Ты так или иначе расплатишься со старыми богами. И если не принесешь им богатую жертву, то готовься поделиться собственной плотью. К Нахему со спутниками они были особенно требовательны, ведь именно благодаря его богу их домом стала бесплодная земля и песчаные моря. Последний ломоть хлеба, разделенный с его единственным оставшимся в живых попутчиком, Алтером, был съеден три дня назад. Немного воды и немного мелких монет. Вся его ноша.

Может, зря он разделил хлеб? Его попутчик несколько дней был немногословен и передвигался уже механически, словно одна из тех кукол, чьи конечности движимы тоненькими прутьями. Он видел их когда–то в странствующем балаганчике. К утру вчерашнего дня Алтер стал совсем плох и уже не сумел подняться после ночлега. Он даже не приходил в себя, тихо шепча и, казалось, ловя кого–то в воздухе вялыми движениями рук. Сжалились ли старые боги и послали ему сладостные грезы в конце пути? Нахему хотелось в это верить. В малую толику сочувствия, пусть даже она будет не больше той горсточки хлебных крошек, что собраны утром со дна сумы. Немного времени спустя он умер, так и не исполнив предназначение.

«И не оправдав имя13», – найдя укромное местечко, Нахем свернулся калачиком, укутавшись в давно потерявшую истинный цвет симлу, поерзал, располагая худое тело под драной тканью. Ветхая шерстяная симла, изрядно вытертая, совсем не годилась быть одеялом. Когда–то у него был и хитон. Его он раздобыл в Баберде. Городок с довольно большой крепостью запомнился Нахему не благодаря краже. В нем он был побит. Побит жестоко и в назидание.

– Ты. Больше. Никогда. Не посмеешь. Работать. Без нашего одобрения! – упитанный ехуди со Знаком, отпечатавшимся в районе виска, вколачивал ему новое знание с каждой паузой. Под конец толстяк выдохся, словно били его самого, покраснел и последние слова сопроводил всего одним ударом. Нахем не сопротивлялся – поодаль стояли еще трое. Двое, отмеченных Знаками и обычный, курд или армянин. Он и заправлял их шайкой. Нахем и до этого слышал о таких, занимавшихся наймом изгоев, но повстречался с ними впервые.

Знания не отложились в нем. Чего не скажешь о льняном хитоне. Вполне приличном, добротном, почти новом. Холодными ночами Нахема согревала мысль о том, что поутру пропажу обнаружил именно колотивший его толстяк.

Засыпал он всегда почти мгновенно. Сон был радостным – голый упитанный ехуди возмущенно взмахивал руками, причитал, а вокруг смеялась толпа.

Какое–то время, достаточно долго, Нахема занимал вопрос – можно ли остановиться и перебираться между близлежащими городками, возвращаясь по очереди то в один, то в другой. Ему они даже грезились – крошечные, в пару улиц да дюжину подворотен. Такие далекие от оживленных дорог, что любой путник сродни сокровищу, ведь он своим приходом развеет окутавшие городки тенета, взбодрит поддавшихся ленивой безмятежности жителей. И, может статься, что они не встречали даже таких отмеченных божественным Знаком скитальцев. Как было бы славно! О, Нахем не помышлял воспользоваться их незнанием! Как и прежде, он брался бы за грязную работу, получая за нее самую мелкую монету. Счастье получать ее из рук благодарного горожанина, но не подбирать из дорожной пыли под гнетом брезгливого взгляда, как было каждый раз прежде. Великое множество раз. Но он так и не повстречал на своем пути хотя бы один такой городок.

В грезах он был реальным и осязаемым, но таким недостижимым в жизни. Утром Нахем войдет в город, носящий часть его имени и пути назад уже не будет. На лице спящего расцвела блаженная улыбка.

Поутру проснувшись, он с интересом разглядывал представшие перед ним Врата Вестника. Так называли Машиаха14 пришельцы. Массивная крепостная стена нависала над ним неприступной громадой. По сторонам она упиралась в нагромождения непроходимых скал, словно обрубленных огромным мечом. У Нахема перехватило дыхание – он видел перед собой первые признаки чуда Господа. Город, спасенный Богом от страшной участи.

Там за огромными распахнутыми воротами, через которые прошел бы и великан, начиналась родная земля, тысячу лет тому назад отвергшая его народ, как тело, выздоравливая, отторгает от себя гной. А он то лекарство, что когда–то позволит его народу вернуться домой. Его кровь, пролившись и напоивши Древо, поможет искупить грех.

Через ворота текла целая человеческая река. Повозки, верховые, пешие… Нахем влился в эту реку и скоро оказался по ту сторону. Город, как муравейник, лепился к подступившим вплотную горам. Карабкался на них. Ему уже встречались высеченные в скалах поселения, но таких огромных он не видел. Говорят, что горы здесь особенно высоки, ведь Бог своими руками сдерживал их натиск. Он справился с необузданным творением, а люди обратили его в дом. Дом Утешителя, так на языке Нахема звучит имя этого места. Он ощущал себя необычайно близким к цели, ведь неспроста же имена их так схожи?