В первом квартале 2015 г. смертность по сравнению с 1 кв. 2014 г. увеличилась по различным данным от 3,7 % до 5 %. Это результат, в первую очередь, оптимизации (т. е. сокращения) числа поликлиник и больниц. К тому же медицина в России неумолимо становится всё более платной, а значит менее доступной для малоимущих слоёв населения. В Петербурге, как показывает жизненный опыт автора, попасть в больницу с онкологией или на операцию с катарактой, может только человек, обладающий недюжинным здоровьем и бойцовскими качествами. Намного проще (и дешевле) было попасть не матчи чемпионата мира по футболу в 2018 году.
Эту диспропорцию с избытком стадионов и дефицитом больниц сделала кричаще очевидной пандемия Ковид‑19. Главными очагами распространения заболевания оказались устаревшие Покровская, Мариинская больницы, не приспособленные для лечения инфицированных больных. Больных там стали уплотнять в палатах, класть в коридорах. Особенно пострадали необученные и плохо защищённые врачи. Только в больнице института скорой помощи к концу апреля 2020 года заболели более 110 человек медперсонала. Вирусом дышать, это совсем не то, что выхлопами от болидов на Формуле-1. В результате смертность в Петербурге в какой то период была в четыре раза выше, чем в среднем по стране. Автора это не удивляет, лет десять назад ему пришлось навещать больного в неврологическом отделении Покровской больницы, находящемся в бывшем центральном корпусе дореволюционной постройки, – это настоящая клоака. Чтобы записаться на операцию смены хрусталика люди приходят занимать очередь в шесть утра, а всякий ли больной способен на это. Голь на выдумки горазда, в Петербурге тем, кому по статусу не положена «Свердловка» (больница для номенклатуры, там лечат лучше, чем Янкель Свердлов в своё время «лечил» царскую семью) приходится падать от «потери сознания» в квартале от той больницы, которая получше и в этот день является дежурной.
По телевидению периодически показывают открывающиеся медицинские центры, оснащённые современной аппаратурой и т. д. Но автор ни разу в таком не был, а вот больница, где восемь человек в палате, в коридорах приходится сидеть своим ревматическим задом на металлических скамьях – это пожалуйста. Возраст делает своё дело, болезни наступают, приходится (с очень большим трудом) укладываться в больницы то с глазами, то с желудком, а ещё у близких проблемы с сердцем, онкологией, и больничный опыт, и здравый смысл упорно твердят: не стадионы надо строить, а больницы.
То же, но с различными вариациями, являющимися реликтами свободы слова, независимости судов, честной конкуренции, наблюдается и за пределами нашей многострадальной родины. Разрушена система международных отношений, полыхает Ближний Восток, в считанные годы создаются огромные террористические организации, «вооружённые оппозиции». Различные способы давления, угрозы, подкуп, прямое насилие, провокации и ещё множество способов устранения конкурентов, вплоть до их убийства – всё это ставшие привычными на Западе методы достижения поставленных целей. Как было в Чикаго 1930‑х, так есть и сегодня. Может быть только подлей. Иногда достаточно политического убийства. Вспомним Уотергейт Р. Никсона, комически-грязную историю с Б. Клинтоном в Овальном кабинете Белого дома, со Стросс-Каном в Нью-Йоркской гостинице. Если политическое убийство невозможно, устраняют физически. Убивают Д. Кеннеди, М. Л. Кинга, У. Пальмё, С. Хуссейна, М. Каддафи, доводят до смерти С. Милошевича в Гаагском трибунале. За рубежами России разрушение принимает всё более радикальный характер. Это и Брейвик в Норвегии, поток наркотиков из Афганистана, и всеми доступными Западу средствами раздуваемый пожар в Сирии, гражданская война на Украине.
В последние десятилетия многократно усилилось стремление к экстремальным формам деятельности. Всё большая часть общества охвачена стремлением к острым ощущениям, шокирующим поступкам. Мощно развиваются информационный и телефонный терроризм. Периодически Россию буквально накрывает вал ложных сообщений о заминировании. То и дело в Москве или сразу в нескольких городах эвакуируются около десятка объектов: гостиницы, торговые центры, школы. Это уже не проделка мелкого хулигана, который сегодня не захотел идти в школу, это технология создания напряжения в стране в целом.
Стремление к эмоциональному пределу, чрезмерному возбуждению, возникающему в результате искусственного нагнетания, уводит от оптимума самоощущения в экстравагантность, эксцентричность. Сегодня любое творческое действие, любое сомнительное «культурное» событие стремятся перевести в экстремальную плоскость. В результате растёт число экстремальных видов спорта, экстремальных форм туризма, отдыха. В этом же ряду стоят юношеская и детская преступность, снижающийся возрастной порог алкоголизма, новых форм зависимости: наркотической, игровой, компьютерной (виртуальной), множащиеся ряды экстремалов всех мастей: руферов, зацеперов и пр. Идеология экстремизма и даже терроризма активно овладевает массовым сознанием. На это указывают факт омоложения преступности, роста преступлений на национальной почве, увеличение числа немотивированных преступлений, совершённых с особой жестокостью. К ним добавляются фобии, мании, психозы, в том числе и коллективные. Но безусловный рекорд экстрима, установленный Гайдаром в ходе «шоковых реформ», ещё не скоро будет побит.
Полтора столетия назад люди, уходя из дома просто подпирали дверь палкой в знак того, что хозяина нет дома. Это в сельской местности, но и в городах запоры на дверях были скорее символическими. В стильной, тонко сделанной польской картине «Ва-банк» хозяйка отпирает входную дверь в квартиру незнакомому человеку (действие картины происходит в 1936 году), а дверь-то застеклённая! Дополнительное изящество этой сцене придаёт то, что на двери стоит цепочка: по нынешним понятиям её с тем же успехом можно было бы поставить на оконные шторы. Сегодня двери металлические, замки сейфовые, квартира подключена к охране.
В 1848 г. в Зимнем дворце в Петербурге случился пожар, служащие выносили вещи: мебель, картины, одежду, ювелирные изделия и пр. – и складывали на площади перед дворцом. Что поразительно – ничего не пропало. Сегодня ушедшие далеко вперёд по пути прогресса многочисленные представители человечества при первых очевидных признаках дестабилизации бросаются грабить магазины и музеи. Неважно, это беспорядки в стране из беспокойного арабского мира (Каир), или стране, достигшей невозможного демократического совершенства, где вандализм в 2020 году достиг немыслимых размеров. За последние три десятилетия исчезли камеры хранения сначала в европейских аэропортах и на вокзалах, затем процесс дошёл и до российских супермаркетов – опасно, могут подложить взрывчатку. При входе в аэропорт тебя раздевают (пока не полностью) и ощупывают, а ты стоишь и думаешь: щупай, щупай лучше, а то если так нехотя будешь щупать, то бомбу-то и прощупаешь.
Именно в столь любимом нами Париже процессы деградации заметнее всего. Приехав первый раз в Париж в начале 90‑х, автор был впечатлён количеством выпотрошенных и выброшенных кошельков и бумажников. Но город, за исключением окраин, где селятся мигранты, выглядел вполне благополучным. Прошло менее трёх десятилетий, и Парижа не узнать, так его преобразили мигранты, жёлтые жилеты и пр. И. Калныньш, латышский актёр, когда то чрезвычайно популярный в СССР, а ещё ранее – представитель золотой молодёжи по-советски, обожающей всё западное чохом: и «Битлов», и рок, и фарцу, и пиво в жестяных баночках, в своём интервью говорит: «Недавно поехал в Париж, где не был десять лет, и понял: ещё столько же меня там не будет! Плохая арабская музыка доносится из всех щелей… и т. д.». К «плохой музыке» приходится добавить следующие один за другим в 2016 г. теракты, сначала в Париже, затем в Ницце (последний унёс жизни 84 человек), побоища фанатов не чемпионате Европы по футболу. В Новогоднюю ночь 1 января 2016 г. во Франции сожгли 804 автомобиля! У разрушителей постоянно чешутся руки, но нужна нестандартная ситуация, чтобы развязать их. Новогодняя ночь вполне для этого подходит.
