― Прости, Пэтси. ― Владимир осторожно отстранил ее руки. ― Я сегодня не настроен, слишком устал. Спокойной ночи.

Он поцеловал ее в губы быстрым, почти лишенным всяческих эмоций поцелуем, и перевернулся на другой бок. Не заметил, как ухоженное личико Пэтси исказила гримаса ярости. Она ненавидела этот дом всеми фибрами души. Терпеть не могла сельскую глушь, комаров, рыхлую землю, в которой утопают каблуки. Отца будущего мужа, этого сумасбродного старикана, обожающего предаваться воспоминаниям. Каждый раз он как будто нарочно напоминал Владимиру о его бывшей жене. Ларису Пэтси ненавидела еще сильнее. Как и ее дочь, эту своенравную зазнайку, которая всеми силами старалась отобрать у нее Владимира. Но не на ту напала. Если Пэтси решила, что выйдет замуж за Владимира Вяземского, она это сделает. Средства и способы значения не имеют.

Первая мысль, посетившая Владимира при пробуждении, была связана с Марьей. Он и сам не мог точно сказать, отчего она так запала ему в душу. Он ведь даже лица ее толком не рассмотрел.

Однако это не помешало ему утром внимательно присматриваться ко всем горничным в особняке. Особенно к новеньким. Вот только ни одна из них не походила на ту, с которой он встретился ночью. Он даже поинтересовался у Александры, не нанимала ли та новую девушку с редким именем Марья. Реакция его поразила.

― Не-нет, Владимир Семенович, ― ответила экономка как-то сбивчиво. Еще и нервно потеребила край рукава. ― Такой горничной у нас нет.

Владимиру осталось лишь удивленно пожать плечами. Одно из двух: либо в его доме от него что-то скрывают, либо он окончательно свихнулся. Больше походило на последнее. Сначала ему привиделось две дочери, а после Марья, чем-то похожая на его бывшую жену.

«Надо больше отдыхать, ― решил Владимир. ― И меньше думать о прошлом. Пора заняться настоящим».

Пока отец пытался хоть как-то сложить увиденное воедино и найти всему происходящему рациональное объяснение, его дочь, Глаша, поспешила в маленький домик к Марье и Павле. У двери ее встретил заливистым лаем Крендель.

― Привет, малыш… ― Девочка почесала щенка за ухом и робко покосилась на окна. ― Твои хозяйки дома?

Глаша немного нервничала перед встречей с подругой и ее матерью. Боялась справедливого укора, но, тем не менее, была полна решимости признаться во всем и попросить прощения.

― Глаша!.. ― Марья заметила девочку из окна кухни и приветливо махнула ей рукой. ― Здравствуй. Зайдешь к нам на чай?

Девочка согласилась, вот только беседа за столом не клеилась. А сама она не знала, с чего начать сложный разговор. Марья, вроде бы, не ругала, но при этом смотрела так, что становилось понятно: он все знает. Глаша краснела и пила обжигающе-горячий чай большими глотками, так торопливо, как будто за ней кто-то гнался.

― Паш, не хочешь прогуляться в саду? ― наконец, предложила Глаша.

Ей показалось уместным для начала обсудить все с подругой, а уж после поговорить с ее матерью. Вдруг, Марья забыла о вчерашнем происшествии. Хотя… Судя по остаткам краски на лице, нет, вряд ли забыла.

― Не могу, ― вздохнула Павла с сожалением. ― Мама запретила мне гулять в вашем саду и приближаться к особняку. Ты ведь знаешь, твой дед… Он не разрешил нам показываться на глаза твоему отцу.

Павла снова вздохнула и отставила чашку. Подняла глаза на Марью.

― Простите, ― произнесла. И голосок ее дрогнул. ― Пожалуйста, не наказывайте Павлу, это я одна во всем виновата. Я решила подарить Пэтси тот букет. Хотела накрасить ее так, что отец не взглянет. Вам я не хотела причинить вреда. Мне очень жаль… Но Павла, правда, не виновата. Она только немного помогла мне, вот и все.

― Это была дурная затея, девочки, ― выдохнула Марья, тоже отставляя чашку. ― Совершенно негодная. Но я не наказала Павлу, хотя, наверное, стоило бы. Запрет гулять в саду связан с условием Семена Петровича, и только. Скажи, Глаша, почему ты так невзлюбила Пэтси? Мне показалось, она хорошо к тебе относится.

Конечно, Марья видела эту женщину лишь со стороны и не могла быть уверенной в своих выводах. Пэтси показалась ей приятной. Но, кто знает, вдруг, Глаше известно о будущей мачехе нечто такое, что поставит первые выводы под сомнение?

― Она гадкая, ― упрямо повторила Глаша, нахмурив рыжие бровки. ― Вы просто не видите. Как и все другие.

Марья посмотрела на девочку с сочувствием. Выходит, Пэтси не давала веских поводов думать о ней плохо. Это лишь игра детского воображения?

― Я не тот человек, который должен давать советы, ― спокойным, уравновешенным тоном начала Марья. ― Но все же скажу: не будь так строга к Пэтси. Знаю, она никогда не заменить тебе настоящую мать, но, может, дать ей шанс? Ты ведь доверяешь своему отцу? Он не мог выбрать в жены плохую женщину.

При последних словах Марья подавила тяжелый вздох. Сама мысль о Владимире, о его скорой женитьбе навевала на нее непонятную тоску. С чего бы? Она ведь увидела его впервые в жизни. Их не связывает ничего, кроме соседства. Но почему именно он должен был ей так понравиться? Настолько, что мысли о нем никак не выходили из ее головы. Еще ни на одного мужчину после мужа у Марьи не было такой реакции. Это проклятие, не иначе. Или тот самый пресловутый закон подлости.

― Вот и вы туда же, ― недовольно подытожила Глаша. ― Пэтси не хорошая и совсем не добрая. Я вижу это.

Марья не стала спорить. В конце концов, кто она, чтобы давать советы?

― Не хочу возвращаться домой, ― добавила Глаша. ― Можно мне побыть у вас еще немного? Все равно до обеда обо мне никто не вспомнит.

― Конечно, оставайся, ― радушно предложила Марья. ― Мы с Павлой как раз собирались высаживать капусту. Александра вчера привезла рассаду вместе с вещами для дома. Присоединишься?

Глаша с радостью поддержала затею. Она много раз видела, как садовники ухаживают за растениями, но впервые сама принимала в этом участие. И, надо же, ей понравилось возиться с землей, касаться ее чувствительными кончиками пальцев, вдыхать теплый аромат. А эти хрупкие тонкие саженцы ― неужели из них действительно вырастет капуста? Глаша почувствовала себя участницей какого-то таинства, почти волшебства.

Она так увлеклась. Что совершенно позабыла о времени. А, услышав голос отца, вздрогнула.

― Глафира! ― звал он и явно нервничал. ― Где ты, проказница?

― Я тут, пап!..

Глаша побежала навстречу отцу, и он поймал ее в объятия.

― Ты так долго гуляла, ― напомнил он. ― Нашла в саду что-то интересное?

Девочка прикусила губу и бросила тревожный взгляд в сторону домика Марьи и Павлы.

― Нет, пап, ничего особенного. Я не думала, что ты будешь меня искать.

― Почему это? ― поинтересовался Владимир, усаживаясь на траву и размещая дочь у себя на коленях. Кажется, предстоял серьезный разговор. ― Почему ты решила, что я не буду тебя искать?

― Ну-у-у… ― задумчиво протянула Глаша. ― Ты так занят этой своей Пэтси. Я не хотела вам мешать.

― Доченька, ― вздохнул расстроенный отец. ― Ни одна женщина мира не заставит меня забыть о тебе. Кстати, Пэтси тоже волновалась. И дед. Пойдем, скажем им, что ты нашлась.

В главной столовой был накрыт к обеду стол. Горячее остывало, но никто из домочадцев не притрагивался к еде, ожидая возвращения Глафиры. Пэтси нервно комкала салфетку и усердно делала вид, будто действительно волнуется за девочку. Когда та вернулась вместе с отцом, она изобразила на лице радость и облегчение

― Вот и ты, милая, ― вздохнула она. ― Я волновалась.

― Да уж, наверняка, ― тихо прошептала себе под нос Глафира.

Пэтси не услышала, но прочитала фразу по губам девочки. Вопросительно взглянула на Владимира

― Милая, ― предупредил тот дочь.

И это все? Пэтси едва сдержалась, чтобы не сказать нечто едкое. По ее мнению, Владимир слишком баловал дочь, позволял ей лишнего. А меж тем ей следовало бы задать хорошую трепку за то, что не явилась вовремя к обеду и заставила отца гоняться за ней по всему саду. Ну, да ничего. Уже скоро Пэтси станет законной супругой Владимира и преподаст этой маленькой нахалке несколько уроков хорошего поведения. Чтоб неповадно было.