— Заметьте, — перебила его чародейка, — тогда Эба, сейчас Эба. Подозрительно.

— Ничуть, — ответил Вил, — имя это распространённое, особенно на юге. Та Эбигайль умерла десять лет назад бесповоротно и окончательно. Мы бессильны доказать, что сие – не просто совпадение.

— Обидно осознавать, что у нас связаны руки, — чародейка даже кулачком пристукнула по подлокотнику своего сиденья, — может мне ему в голову залезть? Я же – некромантка, могу нечто подобное провернуть и подглядеть его воспоминания, связанные со смертью. Может увижу кончину примы.

— Во-первых, это будет нарушением закона, — задумчиво почесал бровь Вил, — а, во-вторых, ни один суд не признает доказательством то, что чародей прочёл в воспоминаниях подозреваемого. Тот мог читать об этом в газетах, мог сидеть в зрительном зале и оказаться в числе тех невезучих зрителей, на кого брызнула кровь погибшей артистки. Даже если бы вы увидели, как человек собственноручно убивает, суд не признает это достаточным доказательством, ибо вы видели лишь яркий эмоциональный отпечаток чего-то, что запросто может оказаться впечатлением от бульварного романа или сна. Но мне в голову пришла идея получше, — он выдержал паузу, надеясь увидеть загоревшиеся интересом зелёные глаза и услышать вопрос, что именно. Но чародейка из принципа сделала безразличное лицо. И Вилу пришлось продолжать, — мы можем воспроизвести ситуацию десятилетней давности.

— Как? Засунем его в колесо смерти?

— Ничего подобного. Мы завтра с утра пошлём сержанта Меллоуна, чтобы он с патрульными доставил господина Рэйнольдса в коррехидорию «для беседы по поводу убийств», и чтобы при этом они не сдерживались по части привычной для них грубости.

— Вы хотите поставить его в положение, в каком он оказался после смерти Эбы? – воскликнула Рика, — хитро!

— Это и называется следственным экспериментом. Мы ставим подозреваемого в условия, аналогичные преступлению, и наблюдаем за его реакцией. У большинства просто не выдерживают нервы, и они сами выдают себя.

— Вы уже делали так? – чародейка восторженно смотрела на своего начальника, обида сама собой куда-то испарилась, — получалось?

— Нет, — смутился он, — я только читал о таком способе. Сам никогда не пробовал, попробуем завтра вместе с вами. Меллоун притаскивает Рэйнольса в коррехидорию, мы сажаем его в тот самый кабинет, откуда он сбежал десять лет назад, запираем дверь и наблюдаем из соседней комнаты. Ведь в ваших силах соорудить некое следящее устройство?

— Пожалуй, — кивнула девушка после секундной заминки, — зеркала и соответствующее заклятие подойдут.

— Сложно делается?

— Пара пустяков, — усмехнулась чародейка, — два карманных зеркальца, несколько моих и ваших ресниц, слезинки, селезёнка летучей мыши, Тама и высушенные ягоды вороньего глаза. И ещё минут десять на подготовку.

— Иного ответа я от вас и не ожидал. Значит завтра встречаемся прямо с утра в моём кабинете, потом, пока Меллоун едет за подозреваемым, устраиваем наблюдение. Я сурово обхожусь с Рэйнольдсом, инкриминирую ему убийства, заявляю, будто нам всё известно и про его прошлое, и про настоящее, колотить его я, понятное дело, не собираюсь, а потом исчезаю, заперев дверь. Окна в коррехидории года два назад меняли, просто так не открыть.

— Бить его станете?

— Нет, не вижу смысла, да и рука не подымится просто так ударить немолодого человека, пускай даже и искусственно состарившегося.

Они обсудили детали, после чего Вилохэд отвёз чародейку домой. От совместного ужина она отказалась, сославшись на начинающуюся мигрень и желание хорошенько выспаться.

Рика еле дождалась утра. Идея следственного эксперимента буквально завладела её умом, и она так торопилась на работу, что даже не отвечала на многозначительные намёки старшей сестры квартирной хозяйки.

Вилохэд тоже пребывал в некотором возбуждении. Он уже успел отправить сержанта Меллоуна по нужному адресу, велев не церемониться с подозреваемым и предварительно помариновать его в карете на улице.

Чародейка буквально влетела в кабинет, и Вил не мог не заметить, насколько ей идёт естественный румянец, на улице снова подморозило, и вся вода, весело стекавшая из водосточных труб, превратилась в сплошной слой льда.

— У меня всё готово, — сообщила она после короткого приветственного кивка, — где будет устанавливать наблюдающее заклятие?

— В другом крыле задания, — коррехидор резко поднялся со стула, — идёмте. Думаю, скоро пожалует наш клиент.

Кабинет, где десятилетие назад происходили драматические события, находился в конце коридора по торцу.

— А мы спрячемся в соседней комнате, — Вил открыл ключом вторую дверь, что была рядом, — сейчас тут что-то вроде склада для старых документов. И они вернулись назад.

Чародейка огляделась, в кабинете (явно необитаемом, ибо на письменном столе не было ни единой бумаги, а в чернильнице чернил) имелся обширный стол, пара стульев, один из которых Вил немедленно поставил на середину комнаты (он предназначался для подопытного), шкафы и тумбочка с пустым кувшином для воды.

— Колдовать лучше в соседнем кабинете, — предложил Вил и подхватил вещи чародейки.

Из саквояжа Рика извлекла два маленьких карманных зеркальца, склянку с нелюбимым ею маслом усьмы, но тут уж без него никуда. Вызвала Таму. Бывшая кошка позёвывала сначала, потом узрела Вилохэда, сразу оживилась, кокетливо затрепыхала крылышками бабочки-бражника и пролетела у лица коррехидора, чуть не задев его по щеке.

— Хватит воображать, — осадила её чародейка, — время не ждёт. За работу.

На маленькое медное блюдечко, уже хорошо знакомое Вилу по прежним ритуалам, Рика высыпала четыре ягоды вороньего глаза и вытряхнула из маленькой пробирки нечто, напоминающее засохшие потроха. Коррехидор подумал, что это, должно быть, и есть печень летучей мыши, которую девушка упоминала накануне в числе необходимых ингредиентов. Затем она каменным пестиком растёрла содержимое в равномерную кашу, щедро полила терпко пахнущим эфирным маслом и подожгла щелчком пальцев.

Вил подумал, что очень мудро было выбрать для ритуала архив, потому как запах от загоревшихся составляющих был весьма специфичен и ярок. Фамильяр, не теряя времени, начал бешено кружить вокруг дымных струй, от этого они принялись соединяться в некое подобие шнуров, какие обычно плетут при храмах. Насчитывалось их ровно три. Когда дымные шнуры приобрели нужную плотность, череп любимой кошки ухвати один зубами и с явным усилием оторвал его от блюдца. Затем Тама потащила шнур и продела сквозь два зеркала, словно ловко вдевала нитку в иголку. Как только зубастая костяная мордочка появилась с обратной стороны второго зеркальца, дымная струя причудливого плетения исчезла вовсе, осев крошечным облачком на поверхности. Потом призрачный череп ухватил один из оставшихся шнуров, они продолжали медленно колыхаться, дотянувшись почти до самого потолка, и снова промчалась сквозь оба зеркала. Однако на сей раз шнур не растворился в воздухе, а продолжал тянуться следом. Тама же с самым что ни на есть деловым видом направилась к лицу коррехидора. Тот инстинктивно отшатнулся.

— Закрывайте глаза, — велела чародейка, — нужно установить связь зеркал с вашими глазами, чтобы видеть то, что произойдёт в соседней комнате.

— Ваш фамильяр намеревается пролететь сквозь мою голову? – с сомнением проговорил Вил, прикрывая лицо рукой, — я против. Если так, будете наблюдать сами.

— Нет, не бойтесь, — засмеялась чародейка, — ничего подобного не потребуется, — просто прикройте глаза и не дёргайтесь. Обещаю, больно не будет.

Вил сомневался, но послушно прикрыл веки и напряжённо замер.

Он не видел, как череп трёхцветной кошки подлетел к его лицу, хитро оглянулся на хозяйку, ткнулся по очереди носом в оба закрытых глаза, а потом нахально лизнул призрачным лиловым язычком в губы.

Рика молча показала Таме кулак, и разрешила начальнику открыть глаза. Завершение ритуала с глазами чародейки Вил уже видел, удивившись лишь облизыванию губ, но причислил это к выражению особой любви к бывшей хозяйке, а зардевшиеся от этого щёки чародейки – к мысленному напряжению при замыкании магических цепей. Никаких особых изменений он не ощутил, разве что в левом глазу угнездилось лёгкое ощущение дискомфорта, наподобие того, что случается, если в глаза попадает морская вода.