— Господин Рэйнольдс, ваше представление божественно, просто божественно, — восклицала женщина, рядом с которой, потупив глаза, стояла взрослая дочь, — нет сил сдержать восхищение! До слёз, до мурашек, до самого сердца! Вы просто волшебник, господин Рэйнольдс, самый настоящий волшебник, властвующий над душами и чувствами зрителей.

— Польщён, — чуть поклонился владелец цирка, — тронут и весьма благодарен за столь высокую оценку моего скромного труда, — тут чародейка заметила, что он опирается на элегантную трость с оголовьем в виде оскаленной морды борзой собаки, — всегда рад видеть вас снова.

Толпа унесла женщину прочь. Владелец «Лунного цирка» не без удовольствия оглядывал переговаривающихся людей, явно впечатление от спектакля его устраивало. Взгляд светло-карих глаз из-под поседевших бровей выхватил высокую фигуру четвёртого сына Дубового клана. Рэйнольдс подошёл к ним и поклонился:

— Ваше сиятельство, — последовал ещё один почтительный поклон, — я счастлив видеть у себя представителя одного из самых влиятельных древесных кланов Артании. Сожалею, что здание, которое мы снимаем, несколько не приспособлено для столь уважаемых гостей. Нет лож, и потолок низковат. Скоро, я надеюсь, мы переберёмся в более подобающее место, и тогда вы сможете в полной мере оценить и другие наши постановки.

— Возможно, — ответил Вилохэд, мгновенно приобретая вид пресыщенного отпрыска аристократического рода, — весьма возможно.

— Передайте вашему уважаемому батюшке мои самые нижайшие извинения за неудобства, которые вынуждены по моей вине терпеть представители Дубового клана, — проговорил владелец цирка уже почти им вслед.

— Наконец-то, — вздохнул коррехидор, когда они оказались на улице, — больше всего я ненавижу долгие очереди, чтобы получить назад своё пальто. Почему не придумают отдельный гардероб для древесно-рождённых? Впрочем, когда будет готова ложа, раздеваться можно будет прямо там.

— Не думаю, что захочу ещё раз смотреть всё это, — Рика выразительно взглянула на освещённую афишу. Мешанина оперы и цирка мне не по душе. Лучше уж по отдельности. Да и пьеса слабовата.

— А что скажете по поводу хозяина? По-моему, весьма импозантный тип.

— Я почему-то считала, что подобными увеселениями занимаются люди помоложе. Господину Рэйнольдсу лет семьдесят. Хотя держится он хорошо. Вы заметили, какая у него осанка?

Вилохэд ответил, что как раз на осанку внимания не обратил.

— Совершенно прямая спина, — разъяснила чародейка, — такое бывает у бывших военных, танцоров, циркачей и любителей спортивных упражнений. Не удивлюсь, что господин Рэйнольдс начинал с самых низов, если до столь почтенного возраста сумел сохранить идеальную фигуру.

Вил предложил посидеть ещё в каком-нибудь ресторанчике, но Эрика отказалась.

— Завтра на работу, — сказала она, — вспомните приказ его величества. Нужно пораньше лечь спать, чтобы завтра с новыми силами взяться за расследование. Не хочу чувствовать себя бесполезной дурой на следующем докладе.

Коррехидор хотел было что-то возразить, но сдержался, проводил чародейку до самых ворот, галантно поцеловал ручку и пожелал спокойной ночи. Рика медленно пошла к дому, слыша за спиной звук отъезжающего магомобиля. Она обдумывала, как лучше объяснить вездесущей тётке свое отсутствие в течение целого воскресного дня.

Ночью Рика проснулась. Проснулась просто так, безо всякой причины, просто проснулась, и всё. Сквозь закрытые занавески проглядывала луна, на стене мерно тикали часы. Чародейке не нужно было вставать и включать свет, чтобы определить время. Она и так точно знала, что сейчас половина третьего. Перевернувшись на другой бок, Рика никак не могла понять, что столь внезапно разбудило её посреди ночи. Почему-то перед глазами встал труп господина Касла.

— Ну вот, — подумала чародейка со вздохом, — не хватало ещё сейчас думать о работе!

Вскрытие она провела тщательно, по всем правилам. Накануне специально открыла учебник и повторила всё, что он содержал о смерти от ожогов, даже с собой его брала на всякий случай. Что же мешает спать теперь? Легла на спину, закрыла глаза и попыталась отрешиться от всего на свете. Не помогло. Вспоминались следы от ожогов на теле убитого: запекшаяся почти до обугленности плоть, лопнувшие волдыри. Хотя некромаетке не приходилось никогда раньше видеть человека, умершего от ожогов, чего-то недоставало. И это что-то уплывало от понимания, но беспокоило, царапало подсознание. Потом она поняла, это была форма орудия пытки, точнее его толщина: в одних местах след был шириной около двух пальцев Рики, а в других гораздо тоньше. Это было странно. Что кочерга, что воровская фомка (а она предположила, что орудием убийства мог послужить один из этих предметов) не имели разницы в толщине. Предполагать же, будто убийца принёс с собой несколько орудий пытки и пользовался ими, было несерьёзно. Рика решила утром ещё хорошенечко всё проверить. Возможно, она ошибается, и её воображение повлияло на память. Эта мысль успокоила девушку, и она заснула.

Так как в воскресенье никто не занимался выдачей родственникам трупов, на следующее утро господин Касл всё ещё лежал на столе в прозекторской. Рика совершила все необходимые, уже ставшими привычными до автоматизма приготовления, и снова погрузилась в исследования. Действительно, следы ожогов разнились: одни были явно уже других, к тому же, то, чем они наносились разогревалось сильнее. Скорее всего, начинал убийца с более поверхностных ожогов, но не получив желаемого, вышел из себя и переключился на более горячий прут, который калился в камине.

— Безобразие, — раздался в коридоре возмущённый мужской голос, — человек умер ещё в субботу, а Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя никак не может отдать покойного в руки друзьям, дабы они смогли, наконец, начать подобающую подготовку к погребению!

— Туда нельзя, — вторил ему молодой голос с отчётливо уловимыми жалобными интонациями, — посторонним входить никак нельзя!

— А препятствовать подобающему погребению можно? – вопросил первый голос, более старший, уверенный и хорошо поставленный, такой голос бывает у людей, привыкших работать на публику: артистов, лекторов, преподавателей университета, — вот сейчас я погляжу на бездельника, которому нет дела до переживаний людей, который не удосужился за двое суток выполнить свою работу. И пускай он будет благодарен мне за то, что я не пошёл прямиком к коррехидору.

Дверь кабинета коронера резко распахнулась, пропуская внутрь осанистого господина в распахнутом дорогом пальто и заломленной назад шапке из меха бобра. За его спиной разводил руками в полнейшем бессилии дежурный – молодой парень с едва пробивающимися усиками над по-детски пухлыми губами.

— Что вы позабыли в служебных помещениях Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя? – строго вопросила чародейка, прикрыв дверь прозекторской.

— Позовите коронера, — отмахнулся от неё вошедший, — или этого бездельника нет на месте? Не мудрено, когда в организации творится чёрт знает что!

— Этот бездельник перед вами, — усмехнулась Рика, — и готов выслушать все ваши претензии.

— Не смешите меня, — отмахнулся посетитель, — ваше стремление выгородить начальника похвально, но в моём случае оно не поможет, я слишком разозлён и озабочен. С самого утра брожу по кабинетам, пытаюсь получить труп хозяина для достойного погребения, и всякий раз меня посылают в какое-то иное место: то документы не подписаны, то заявление составлено не по правилам, то ещё что-то. Необманите! Я уйду отсюда только вместе с несчастным господином Каслом!

— Забирайте, — усмехнулась чародейка, — я с закончила со вскрытием. Стажёр, — обратилась она к покрасневшему до корней волос парню в новой, ещё не успевшей помяться форме, — пойдите к Меллоуну и передайте, чтобы прислал носилки.

— Слушаюсь, мистрис коронер, — он отдал честь, — уже иду!