— Хорошо, — сказал Несвицкий. — Спрашивайте.
— Вам сколько лет на самом деле? Не по паспорту?
— Восемнадцать, — признался Николай.
— Как и Бойко, — задумчиво сказал Несвицкий-адмирал.
«И это знает! — поразился Николай. — Все разнюхал».
— Но вы не он, — продолжил князь. — В полиции меня о том заверили. И я согласен с ними: не могло быть так, чтобы детдомовец-воришка внезапно оказался сильным волхвом, да еще умелым воином.
«А ведь Бойко как раз и мог быть твоим внуком, — подумал Николай. — Типичная история. Мать родила без мужа и сдала пацана в детдом, где он и вырос. А то, что стал воришкой, ничуть не удивительно — среди детдомовских такое сплошь и рядом…»
— Кто ваши родители? — продолжил адмирал.
— Отца не знаю, мать, Кислицына Кристина Алексеевна, медицинская сестра, работала в Царицыно. Вскоре после моего рождения переехала в Борисфен. Там встретила моего будущего отчима и вышла замуж.
Называя имя и фамилию фиктивной матери, Николай ничем не рисковал. Существенная часть архивов Нововарягии сгорела при пожарах, вызванных бомбежками. Начнут искать, опрашивая медперсонал? Смешно. Больниц в республике хватает, к тому же столько лет прошло…
— Кем был ваш отчим?
— Сержантом-шефом в Иностранном легионе.
— Француз?
— Слав или варяг по происхождению, но отслужив пять лет, он получил французское гражданство, и в этом качестве женился на моей матери. После чего увез нас в Сенегал, где служил инструктором для новобранцев.
— Он научил вас воевать?
— Да, хотя не только он один. Но это долгая история. Вряд ли стоит вспоминать.
— Я с удовольствием послушаю, — не согласился князь.
«Что же, слушай!» — мысленно пожал плечами Николай. То, что он собирался сообщить, произошло на самом деле, но не с ним, а с сослуживцем, с которым воевал в Чечне. Как-то раз на отдыхе они душевно посидели, и Миха — так его все звали, рассказал свою историю. И даже паспорт показал французский, тем самым подтвердив, что не соврал.
— Мы переехали в Дакар, где я и жил до восемнадцати. Учился в школе для французов, но не успел ее закончить — помешали боевые действия. В стране произошел переворот: мятежники при помощи сепаратистов Гамбии свергли и убили президента, а после стали вырезать всех белых под лозунгами: «Смерть колонизаторам!», «Очистим Сенегал от европейцев!». Район, в котором мы с родителями жили, считался привилегированным. В нем селились французы, немцы, англичане и другие европейцы. На рассвете в него ворвалась банда… Родители были дома — воскресенье, а нашу школу накануне отправили в морской круиз — каникулы, благодаря чему ученики и уцелели, а вот мой отчим с матерью погибли.
Николай на время замолчал, освежая в памяти рассказанное Михой. Случившееся с ним произошло в другой стране на юге Африки, но в этом мире в Сенегале тоже кипела гражданская война — Николай не зря читал газеты.
— Отчим воевать умел, и оружие в доме было. Отстреливался до конца. Помощь запоздала — легион вошел в Дакар, когда все было кончено. Мне позже рассказали, что у нашего коттеджа нашли с десяток мертвых чернозадых. К сожалению, бандитов оказалось слишком много. В окна дома выстрелили из гранатометов, он загорелся… Так я остался сиротой.
— Что было дальше?
— Меня взял под опеку легион. Мне в то время минуло пятнадцать, и в батальоне меня знали. Отчим хотел, чтобы я стал офицером, и часто брал меня с собою на занятия. Мне пошили форму и даже в шутку прикрепили лычки на погоны. Легионеры звали меня petit major, то есть «маленький майор». В французской армии это суб-офицерский, то есть младший чин. Я занимался вместе с новобранцами: бегал, прыгал, подтягивался, проходил по полосе препятствий, стрелял на стрельбище. Начальство это поощряло, поскольку взрослые солдаты, видя, как мальчишка легко справляется с заданиями, поневоле стремились сделать это лучше. Я попросил командование зачислить меня в легион — хотел мстить за родителей, но препятствием стал возраст. Требовалось 17 с половиной лет. Мой chef de bataillon[1] взял меня воспитанником. Я жил в казарме, занимался с легионерами, а после стал и воевать. Меня кормили, одевали, но жалованья не платили. Мне это было все равно — лишь бы бить повстанцев. К тому же от родителей остались накопления. Не слишком много, но для меня достаточно. Поначалу меня не брали в рейды, но в шестнадцать у меня открылся дар, и мои способности для батальона стали очень ценными.
— С чего вы начали? — поинтересовался вице-адмирал.
— Летал, — Николай пожал плечами. — Как понимаете, произвести разведку сил противника и сделать это незаметно для врага — очень нужное умение. Есть вертолеты, самолеты, но их появление над позицией мятежников выдает шум двигателей. Негры прячутся. Меня не слышали, а часто и не видели — нередко я производил разведку по ночам. Найти противника труда не составляло — негры жгли костры. Лагеря мятежников накрывали артиллерией, а выживших легионеры добивали. Я тоже принимал участие — мстил за родителей. Порой мы брали пленных, чтобы узнать, где остальные, и какие замыслы мятежников. Мне поймать повстанца живым труда не составляло — догнал по воздуху и оглушил, затем связал. Но потом все это надоело. Однажды сел, подумал и решил, что мне не улыбается всю оставшуюся жизнь гонять повстанцев по саванне. У меня есть Родина, которую я плохо помнил, но она меня манила. Подумал, что найду себе там применение. К тому времени мне минуло восемнадцать, и chef de bataillon предложил мне заключить контракт. Вербовка кандидатов в легион ведется исключительно на территории Франции, я сел в самолет и отправился в Марсель. Но там нанялся матросом на сухогруз, идущий в Петроград, в порту сошел на берег и на поезде доехал до Ростова-на-Дону. Оттуда на такси — до линии границы. Ее перелетел — гражданина Франции могли не пропустить в республику. Добрался до Царицыно, а здесь прибился к ополченцам. Остальное вы знаете.
Эту часть рассказа Несвицкий, разумеется, придумал. Миха, конечно, не летал, он просто перебрался в Россию, где поступил в военное училище — российским паспортом естественно, у него он тоже был. Об Иностранном легионе Миха отзывался без симпатии.
— Votre passeport français est-il conservé? (Ваш французский паспорт сохранился?) — поинтересовался князь.
— Hélas, mon amiral. Une mine est entrée dans mon sac de sport et l’a brisée en morceaux. Il contenait un passeport. Mais je ne suis pas désolé. (Увы, мой адмирал. В мой вещевой мешок попала мина и разнесла его в клочки. В нем находился паспорт. Но я не сожалею.) — ответил Николай.
— Французский, вижу, знаете, — улыбнулся собеседник. — Еще какими-нибудь языками владеете?
— Английским и немецким — говорю, читаю и пишу. По-итальянски и по-испански объясняюсь.
— Однако! — удивился адмирал.
— В иностранном легионе кто только не служил! — пожал плечами Николай. — И в школе хорошо учили. Теперь о паспорте. Почему я не сожалею о пропаже? В нем фамилия была другая — отчим усыновил меня. Но мать мне говорила: «Ты Несвицкий Николай Михайлович, запомни это!» Я собирался вернуть свою фамилию, вступив в Иностранный легион. Их правила позволяют взять себе любое имя. Но вышло так, что стал Несвицким здесь. Мне поверили на слово.
— Кто-нибудь учил вас волхованию? — поинтересовался князь.
— Нет, конечно, — пожал плечами Николай. — В Дакаре магов не было, их и во Франции не очень много. В отличие от немцев лягушатники не считают, что они ценны для армии. Специальных групп из магов в легионе нет. В Дакаре я считал, что умею лишь летать. Прочие способности проявились здесь и неожиданно. В бою меня контузило, засыпало землей, я потерял сознание, а как очнулся, обнаружил, что умею зачаровывать патроны. Потом — раствор. Заинтересовался. К счастью, в госпитале обнаружил книгу «Практическое волхование», она осталась от моего предшественника. Книга очень помогла. Недавно я узнал, что обладаю и защитным коконом, но его пока что не испытывал.
— Теперь мне многое понятно, — задумчиво промолвил князь. — И ваше проявление способностей и необычный способ воевать. В батальоне ополченцев мне рассказали, чему вы их учите. Непривычно, но очень эффективно.
