– Во-первых, она была написана чересчур литературно. Все подробности о личности миссис Астор и тому подобное.

– Видите ли, дело в том, что…

– Никого это не волнует. Они просто хотят знать, во что были одеты люди, что они ели и сколько это стоило.

Она стукнула кулаком по столу.

– Сэр!

Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее, без сомнения, ошеломленный ее дерзостью.

– Теперь послушайте, мисс ван ден Брук…

– Да будь прокляты эти Асторы! – заявила она. – У меня есть важная новость. Если мы будем действовать быстро, то сможем опередить остальные газеты.

– Что же такого срочного…

– Если вы согласны выслушать, я вам расскажу. Но сначала я хочу получить гарантии.

– Какого рода гарантии?

– Что вы позволите мне написать об этом.

– Что за новость?

– Она связана с убийством – зловещим и необычным. Тем самым, о котором будут говорить на первых полосах и размещать баннеры по всему городу, – у нее перехватило дыхание, она была взволнована и удивлена своей способностью думать о бедной покойнице как о трамплине для собственного карьерного успеха.

– Баннеры? – с сомнением произнес он.

– Ну, на первых полосах говорить точно будут.

– Расскажите мне об этом.

– Сначала я хочу получить от вас обещание.

– Кто обнаружил тело?

– Я. Но прежде чем я скажу вам что-нибудь еще, пожалуйста, дайте мне обещание.

– В «Геральд» нет женщин-репортеров в области криминалистики – да и в любой другой газете, о которой я знаю, если уж на то пошло.

– Значит, я буду первой.

– Я должен получить одобрение от мистера Беннетта.

– У нас нет времени. Пока мы разговариваем, «Таймс» или «Сан» могут уже работать над этой новостью. Или, быть может, даже «Штатс-цайтунг», – добавила она с легкой улыбкой.

Он нахмурился при упоминании своего бывшего места работы.

– Guter Gott[21]. Как мне объяснить это мистеру Беннетту?

– Ну, для этого нужна лишь капля мужества, мистер Шустер. Haben Sie keinen Mut?[22]

Он глубоко вздохнул и провел рукой по своей неопрятной копне светлых волос.

– Следуйте за мной, – сказал он, с удивительной скоростью поднимая свое грузное тело со стула.

С колотящимся сердцем Элизабет последовала за ним по коридору к столу криминального редактора. Кеннет Фергюсон, известный своей бестактностью и быстрой манерой речи, обладал сильным акцентом, который у нее ассоциировался с городами Бруклин и Глазго, откуда были его корни. Он работал в газете с начала правления Гордона Беннетта-младшего и был достаточно импульсивным и эксцентричным редактором. Он был довольно невысокого роста, с четко очерченными чертами лица, длинным клювовидным носом с острым, как лезвие, кончиком и темными, глубоко посаженными глазами. У него были длинные, густые каштановые волосы с пробором посередине, а в зубах он постоянно держал незажженную, наполовину изжеванную сигару. Он не сидел на месте, постоянно двигаясь, словно находился в кинетическом фильме, отчего его миниатюрное тело было достаточно жилистым, как у бегуна на длинные дистанции.

– Шустер! – воскликнул он, увидев Карла и Элизабет. – Что привело тебя в наше маленькое воровское логово? – В его замечании была правда – некоторые из репортеров, которые работали на него, были не так уж далеки от преступников, о которых они писали. Ходили слухи, что один из них убил человека в Кентукки.

Шустер терпеливо повторил все, что рассказала ему Элизабет. Закончив, Фергюсон вынул сигару изо рта и оглядел Элизабет с ног до головы.

– Что ж, ладно. А у вас есть наглость, юная леди. Значит, писать о высшем обществе уже не так увлекательно?

Элизабет ответила на его пристальный взгляд.

– Кровь больше будоражит льва, чем зайца.

– Ха! Цитируете Шекспира? Превосходно! Она мне нравится, – сказал он Шустеру, который мрачно кивнул. Сунув сигару обратно в рот, Фергюсон повернулся к Элизабет. – Что ж, поскольку вы, похоже, являетесь поклонницей Барда[23], позвольте мне сказать, что он лишь отважная блоха, которая осмелилась есть свой завтрак из львиной пасти. Неужели вы добиваетесь того же? Чувства опасности, возбуждения?

– Правосудия, – ответила она. – Я добиваюсь справедливости. Если для этого мне придется залезть в пасть льву, то так тому и быть.

– Ха! А она пылкая молодая леди, – сказал он Шустеру.

– Значит, мы договорились? – спросила она.

Он ухмыльнулся, сигара опасно болталась у него в зубах.

– Было бы невежливо отказывать такой стойкой и решительной молодой девушке, как вы. Но только при условии, что история действительно окажется столь достойной освещения в прессе, как вы утверждаете.

– Могу заверить, что я не обманула вас на этот счет, – сказала она и рассказала им обо всем, что они с Карлоттой видели.

Глаза Карла Шустера расширялись с каждым поворотом истории, однако Фергюсон никак не отреагировал. Скрестив руки на груди и склонив голову набок, он внимательно вслушивался в каждое слово. Когда она закончила, двое мужчин обменялись взглядами.

– Это действительно дельная история, – сказал Фергюсон. – Как звали того сержанта-детектива?

– Уильям О’Грейди из двадцать третьего округа. Участок находится на углу 6-й Ист-стрит и Четвертой авеню.

Карл Шустер перенес вес тела на одну ногу.

– Вы меня извините, но мне нужно заняться работой.

– Конечно, – сказал Фергюсон. – Хорошего дня, Шустер.

– И вам. Удачи, – добавил он, взглянув на Элизабет.

– Вы опубликуете мою статью об Асторах? – спросила она его.

– Мы добавим некоторые изменения и опубликуем ее в завтрашнем выпуске.

– Вы требуете, чтобы я…

– Я сделаю все возможное, чтобы внести в нее соответствующие поправки.

Когда Шустер ушел, Кеннет Фергюсон энергично потер руки.

– Итак, мне нужно отправить телеграмму мистеру Беннетту, и, если он согласится, мы поместим вашу новость на первую полосу завтрашней газеты.

Джеймс Гордон Беннетт-младший проводил большую часть своего времени в Париже, где работал над основанием международного отделения «Геральд». Однако широко распространено мнение, что он бежал в Европу из-за скандала, связанного с его невестой – светской львицей Кэролайн Мэй, в 1877 году. По слухам, он опоздал на вечеринку в особняк ее семьи и прибыл туда пьяным, а после отправился справлять нужду в камин. (Некоторые утверждали, что это был рояль.) Но где бы ни был расположен его импровизированный туалет, помолвка была расторгнута, и вскоре после этого Беннетт уехал в Европу.

– Прежде чем мы продолжим, – начал Фергюсон, – я должен напомнить вам, что еще не поздно изменить свое мнение.

– Почему я должна менять его?

Он вытащил окурок сигары и уселся на край своего стола, скрестив руки на груди.

– Вероятно, мысль стать криминальным репортером кажется вам захватывающей, но я считаю своим долгом предупредить, что это может оказаться совсем не тем, на что вы рассчитывали. И, возможно, это не та профессия, которая прекрасно подходит таким юным леди, как вы.

– Мистер Фергюсон, – медленно произнесла она, – я не сомневаюсь, что у вас добрые намерения. И под «такими юными леди, как вы», я полагаю, вы имеете в виду мое привилегированное происхождение и довольно безмятежную жизнь.

– Ну, вы же…

– Это правда, что за двадцать два года жизни я испытывала мало трудностей. Но я воочию убедилась в ошеломляющем неравенстве в Нью-Йорке – как и любой, кто потрудился открыть глаза и увидеть, на что на самом деле похожа жизнь в этом городе. Будучи дочерью судьи, я выросла с убеждением, что необходимо противостоять несправедливости. Если я могу внести хотя бы малую лепту в то, чтобы сделать город более безопасным местом для притесненных, то я считаю это своим долгом.

– Я понимаю вашу точку зрения, и я ожидал такого ответа. Но я счел своим долгом предупредить вас.