На расстоянии бить нельзя. Сначала надо отвлечь, иначе ничего не получится. Анюте нужно притвориться, что она смирилась. Позволить себя обнять. И когда тело и шея врага останутся без защиты…

Виталик закончил мысль:

– Не придешь – завтра со скалы «случайно» грохнется твоя сестра.

Близнецы вразвалочку двинулись в сторону дворца.

Подскочила Дунька:

– Чего они хотели? Анюта, что с тобой? Ты белая, как снег!

***

После обеда, когда Дунька собиралась вернуться на работу, раздался громкий узнаваемый звук, на этот раз удивительно короткий. Могучий вой оборвался в самом начале, не успев повыситься до визга, как бывало при вызове дива.

– Что это? – Дунька посмотрела на папу.

Анюта тоже не слышала такого звука, но она знала, что он означал. Общее собрание. Сейчас же. На площадь обязаны явиться все без исключения.

– Идите, – сказал папа. – Я помогу соседке, одна она не дойдет.

Анюта с Дунькой вышли на площадь. Со всех сторон подходили люди – с наружных работ, из пещер, из дворца. Около дворца собирались обе смены подземников и их семьи. Пещерники занимали место напротив. Над головами звучал единственный вопрос:

– Что случилось?

Ответа не знал никто. Анюта крутила головой. Выйдет ли Сказочник?

Он не вышел.

Пришлось долго ждать, пока из леса доберутся те, кто ушел далеко. Звук вызова был слышен везде.

В какой-то миг среди стволов бамуковой рощи появился див. Он остановился, как посторонний, который просто шел мимо и ему стало интересно: что это тут, собственно, происходит. Поняв, что участия в собрании он не принимает, на него перестали обращать внимание.

Когда все, наконец, собрались, на вышку в центре площади влез один из подземников, высокий детина по прозвищу Болтун. Прозвище дали из-за умения складно излагать мысли. Нечастое умение у подземников.

– Общий сбор созван, чтобы провести суд, – объявил Болтун. – Среди нас находится нарушитель. Он выйдет сам?

Люди, заполонившие площадь, искоса переглядывались и быстро отводили глаза, чтобы не быть заподозренными. У каждого за душой имелся большой или маленький грешок, а то и не один.

Близнецы стояли неподалеку и косились на Анюту. Неужели…

Они все-таки рассказали о покушении. Сейчас Болтун назовет ее имя…

Но зачем же они строили планы и угрожали, зная, что до ночи Анюту осудят? Что-то не сходится. Причина общего сбора, скорее всего, в чем-то другом. Точнее, в ком-то.

Никто не вышел. Болтун продолжил:

– Жаль. Добровольное признание смягчает наказание. В таком случае, объявляю. В нарушении запрета обвиняется… – Он сделал долгую паузу, обводя глазами толпу. – Циновщик!

Анюта вздрогнула. Ослышалась? Или Болтун вправду сказал «Циновщик»? Она оглянулась на папу. Он не дрогнул, услышав свое имя. Он смотрел прямо, гордо, с неким вызовом. Хромоножка стояла чуть позади, вместе с мужем, вернувшимся из леса к началу речи Болтуна. Нитянщик глядел исподлобья, взгляд был хмурым и недоброжелательным.

– Ночью Циновщик нарушил запрет, за что должен понести положенную кару. Свидетелем вызывается Нитянщик.

Нитянщик не вышел вперед, он просто поднял руку, привлекая к себе внимание. Болтун обратился к нему:

– Что ты видел?

– Ночью я выходил по природной надобности. Рядом у соседей как раз открылась занавеска. Циновщик был одет в несколько одежд и закутан в одеяло, а такое может понадобиться только для выхода на мороз.

– Циновщик, это правда?

– Абсолютная правда, – подтвердил папа. – Ночью мне стало плохо, кружилась голова, я вышел из пещеры подышать свежим воздухом. Мне полегчало, и я вернулся.

Он повторил то, что ночью сказал Дуньке. То же самое Анюта говорила Хромоножке. Объяснение полностью оправдывало папу. И вскрик Анюты «Что с ним?!» слышали многие.

Болтун объявил:

– Следующим будет свидетельствовать Яшка, сын Каменщика. Яшка, ты где?

Анюта оглянулась вместе со всеми. Яшка Заспранец как свидетель – это плохо. Неизвестно, что он скажет. Если не в пользу папы – поверят не папе, а Заспранцу, ведь он, как считается, говорит только правду.

Затерявшийся в толпе Яшка, тощий и бледный, взвил кверху худую руку с костлявой кистью, болтавшейся, как надломленная ветка:

– Ночью мне не спалось. Я услышал чужие шаги. Шаги были намеренно тихими, словно кто-то не хотел привлекать к себе внимания, они удалялись вверх по коридору. Это значило, что кто-то направлялся не в туалет и не в купальню, а в другую сторону. Мне стало интересно, что происходит. Все знают, что я всегда выступаю за справедливость. За высшую справедливость. За справедливость для всех и каждого, невзирая на лица. В незапамятные времена всемогущий А-Ктин проклял людей за то, что они поступали неправедно, последствия проклятия коснулись каждого, особенно вы можете заметить их на мне. – Для наглядности Заспранец повернул во все стороны изможденное лицо без бороды, бровей и ресниц, будто кто-то не помнил, как он выглядит, и провел ладонью по лысой голове, похожей на вытянутый кверху шар с ушами. – Жить мне осталось недолго, и не только мне, а всем нам, проклятым за грехи предков и влачащим жалкое существование. Если бы люди не нарушали запретов, то каждый, кто здесь находится, в том числе и я, с которым судьба обошлась гораздо хуже, чем с большинством из вас, не знал бы болезней и прожил невероятно долгую счастливую жизнь. Вы же понимаете, что если каждый начнет делать что хочет…

Поговорить перед людьми так, чтобы его слушали, Заспранцу удавалось нечасто. Сейчас он купался в лучах внимания, в его жизни наступила очередная минута славы, ради которых Заспранец, казалось, только и жил на свете. В своих речах он любил растягивать мысль и украшать ее красивостями и громоздкими выражениями, без которых легко можно обойтись. Он это любил, а слушатели не любили. Хотелось услышать суть, а не словесные прыжки по ухабам.

– Хватит нам мозги парить, – крикнули из толпы, – по делу давай!

– Я проследил за ночным гулякой.

– Это был Циновщик, не тяни, рассказывай дальше!

– Или это был кто-то другой? – выкрикнула Анюта.

На площади установилась тишина – такая, что стало слышно, как подвывает ветер в вытяжных щелях пещер. Все поняли, о ком речь. Синяки у Близнецов – лучшее доказательство, что не только папа Анюты выходил из пещеры.

– Я осторожно, чтобы не спугнуть, крался сзади, пока неизвестный мне человек, снизу доверху замотанный в одеяло, не вышел наружу. Тихо сдвинулись входные щиты, в свете лун ненадолго стало светло. И все равно я не узнал того, кто зачем-то вышел в ночь.

– Он был один? – спросил Болтун.

– Он был один, и он быстро шел к Холодной пещере. Я видел, что он пошел не куда-то еще, а именно туда, в Холодную пещеру. Все было именно так, как я рассказываю. Вы знаете, я никогда не вру. Он зашел туда, а я остался ждать, когда он вернется. Это произошло не сразу. Было холодно, я чуть не околел. Я перетерпел жутчайший мороз и пронизывающий ледяной ветер, и, наконец, мои усилия были вознаграждены. Человек, который вернулся их Холодной пещеры – это Циновщик. Я прятался в темноте. Я подождал, пока Циновщик пройдет мимо, и проследил за ним дальше, до самого конца. Он вернулся в свою комнату и больше не выходил. После этого я вернулся к себе. У меня все.

– Теперь, когда мы выслушали свидетеля… – начал Болтун, но его перебил папа Анюты:

– У меня вопрос к Зас… к свидетелю. Вход в Холодную пещеру можно разглядеть из окна дворца или, к примеру, с какого-нибудь дерева, но из проема жилой пещеры его не увидеть при всем желании. Яшка, объясни мне и людям, каким образом ты узнал, куда я ходил.

– Я видел следы! Они вели прямо в Холодную пещеру!

– Значит, ты тоже выходил наружу?

Запранец воздел руки к небу, призывая народ верить в его исключительно добрые намерения, связанные с борьбой за торжество справедливости:

– Ну да, я выглянул наружу, но только за щиты, у меня же не было снегоступов, одеяла и кучи одежды, я бы сразу замерз. Я выглянул для того, чтобы понять, куда пошел Циновщик.