Поздний вечер плавно перетек в ночь. Около выхода сейчас можно замерзнуть насмерть. Жилую пещеру со всеми ее бессчетными коридорами и комнатами спасал горячий источник, он проходил почти под полом, кое-где сочился из стен и вырывался на поверхность в Водяном зале, куда ходили мыться и стирать. А в Холодной пещере без мощного костра не выжить. Вдруг Сказочник уснет и не подкинет дров? Кто ответит за его смерть? Подземники, которые его туда отправили? Как бы не так. Когда принимали решение, они думали только о себе. А, например, о том, что Сказочник околеет ночью или смертельно заболеет, они даже не думали. А лечить его никто не будет.

Шум в пещере никак не стихал, отовсюду несся гул разговоров, то и дело кто-то удивленно охал, только сейчас узнав дневные новости. Сосед Нитянщик вернулся перед самыми заморозками, сейчас из их комнаты слышались глухие звуки ударов и всхлипы. Все как обычно. Наверное, он увидел новую циновку. Хорошо, что кроме жены Нитянщик ни на кого зла не держал. Он все понимал. Жену Нитянщик давно мог выгнать, но он ее любил. Как-то по-своему, но любил. И она его по-своему любила. Наверное, обоих устраивало то, что происходило. Как говорится, чужая душа – потемки.

Осторожно, чтобы не разбудить папу и Дуньку, Анюта достала из дровяницы несколько плоских бамуковых дощечек. Делать снегоступы умел любой ребенок. На пластины положить поперечины, накрепко связать тонкой веревкой или переплести лыком и сделать петли, куда вставлять ноги – и снегоступы готовы. Но. Плохо свяжешь или возьмешь гнилое лыко – снегоступ развалится, и провалишься в толщу снега. Без посторонней помощи не вылезешь. Поколение сменялось поколением, а дети, несмотря на запреты родителей, хотя бы раз выходили ночью наружу и даже бегали на спор до вышки и обратно. Бывало, замерзали насмерть или обмораживались и становились калеками. Но дети есть дети, и новые бегали в ночь так же, как все предыдущие.

Около полуночи, когда, наконец, установилась тишина, Анюта легко толкнула папу в плечо:

– Папа!

– Чего случилось?

– Мне нужна помощь. Проводи меня наружу.

– С ума сошла?

– Очень нужно. Я оденусь тепло.

Папа сел на тюфяке, протер глаза и придвинулся ближе к Анюте.

– Рассказывай. – Его взгляд остановился на снегоступах. – Чтобы тебе помочь, я должен понимать, что происходит, и быть уверенным, что моя помощь будет помощью, а не вредом.

И Анюта рассказала. Все. Рассказала, как день за днем ее мучили Близнецы и к какой беде это привело. Рассказала про Сказочника, как он ее спас, и о том, что он может стать подземником уже завтра, то есть раньше Близнецов, чего они не допустят. Рассказала и о том, что ей и Дуньке ничего хорошего впереди не светит, Близнецы не дадут им жить нормально даже в лучшем случае, а в худшем судьба обеих незавидна, причем Анюте уже в ближайшие дни грозит смерть.

Закончила она рассказ главным, к чему вела: надо поторопиться предупредить Сказочника, Близнецы не дадут ему пережить ночь. Утром он превратится в их соперника.

Папа не перебивал. Выслушав до конца, он не задал никаких вопросов. Он все понял.

– В Холодную пещеру пойду я, – сказал он. – Нельзя, чтобы тебя увидели у чужака.

– Я хочу сама.

– Значит, ты рассказала не все. Ты так сильно за него переживаешь… Ты же не надеешься, что если его возьмут в подземники, то он непременно женится на тебе?

– Я не надеюсь… Но мне очень этого хочется. Поэтому я хочу пойти сама, чтобы он видел, кто здесь на его стороне и кому он может доверять.

– Все равно тебе идти нельзя. Ты девушка, и ты невеста. Риск должен быть оправданным. Чтобы предупредить Сказочника, ты рискуешь жизнью. Так нельзя. Поверь, я сумею правильно объяснить, кто меня к нему направил и кому он обязан. Можешь на меня положиться. К Сказочнику пойду я, но все мои слова будут о тебе. Ты же этого хотела?

– Да, папа. И все же… Я пробежала бы за несколько секунд, а тебе придется идти долго.

– Справлюсь.

Папа надел все, что нашлось дома, особо закутал ноги и, уже готовый к выходу, замотался в одеяло.

– А если Сказочника выгонят из деревни? – Взявшись рукой за входную занавеску, папа остановился, оглянулся и посмотрел Анюте в глаза. Он смотрел долго и пристально. Ему нужно было знать, что происходит в действительности. Сказать можно все что угодно, а глаза близкого человека не врут.

Анюта не отвела взгляда – прямого, искреннего, настоящего. Полного решимости. В ее глазах читался ответ.

Папа вздохнул.

– Я понял, что ты задумала. Наверное, ты права. Тебе не оставили другого выхода. Прости, что ничем не могу помочь.

– Можешь. Спаси Сказочника.

***

После того, как папа вышел, Анюта рухнула на тюфяк. Сил не было. Мысли остановились. Осталась тревога. За папу. За себя. За будущее.

Около трехсот шагов по темноте пещеры – и папа достигнет выхода. Чтобы попасть наружу, в свирепый кошмар ночи, нужно пройти два ряда деревянных щитов, внутренних, спасавших теплые коридоры от холода, и внешних, выводивших наружу, защищавших от снега и ледяного ветра. Делать это нужно как можно тише, иначе найдутся любопытные, кто выглянет узнать, кому и зачем понадобилось идти в ночь. Завтра возникнут неудобные вопросы.

Внешние щиты – поперечные, каждая полоса вынималась одна за другой, пока не достигался уровень снега. За щитами – четыреста шагов сквозь снег и лед до Холодной пещеры. Анюта пробежала бы их на одном дыхании. Папе понадобится намного больше времени. А если у него случится приступ? Или он поскользнется и утонет в снегу? Или сломает ногу? Или не выдержит мороза? Или снегоступ развалится? Или…

Анюта не находила себе места.

Дунька спала. Ей было хорошо, ее ничто не волновало. Один день закончился, завтра будет другой. Что еще нужно для счастья?

Время шло. Секунда за секундой.

Потом время вышло.

Папа должен был уже вернуться.

Папа должен был вернуться уже давно.

Идти на поиски? А в чем? Папа надел все, что было в доме, осталась только легкая дневная одежда Анюты и Дуньки. Можно натянуть одно на другое, но руки и ноги останутся почти голыми. И завернуться больше не во что. Анюта отправилась бы наружу и так, но одно дело – бежать сквозь ужас ночи из тепла жилой пещеры к костру в Холодной пещере, и совсем другое – искать отца, если с ним что-то случилось в пути между пещерами. Не зная, что предстоит впереди, Анюта взялась делать вторую пару снегоступов. На всякий случай.

Папа вернулся, когда она совсем отчаялась.

– Ну что? Получилось? Ты его видел? Ты сказал все, о чем я говорила?

Папа устало опустился на свой тюфяк. С бороды капал растаявший лед, нос покраснел, глаза слезились.

– Я опоздал. Они пришли раньше.

Исправник обратился в пустоту прозрачного купола:

– Приветствую вас, Отец Настоятель.

– Как добрался, сын мой? – Голос, громкий и четкий, звучал сразу отовсюду.

– Вашими молитвами, без происшествий.

Обычная формула приветствия, пришедшая из седой древности. Происшествий за всю историю Нового Иерусалима не случалось ни разу.

С первых дней жизни на Новой Земле заведено, что старший к младшему и равные между собой обращаются на ты, младший к старшему – на вы. Исправник обращался к Отцу Настоятелю на вы не по принципу старшинства, оба имели интеллект премиум-класса, несравнимый с другими обитателями планеты. Мозг Исправника работал даже быстрее, что было доказано не раз и не два, и в примере «2 + х = 4», где требовалось найти икс, Отец Настоятель отвечал «Икс равен двум», не допуская других результатов. Дело в другом. Именно Отец Настоятель дал жизнь каждому живому существу на Новой Земле. Нельзя обращаться к нему на ты, зная, что недостаточно умен, чтобы занять его место. Исправник не мог. Не хватало знаний. Также не хватало понимания Творца и Его дел.

– Присаживайся, сын мой.

– Восьминог сказал, что произошло двойное убийство, – Исправник занял место в кресле, – и что появились некие чужаки…