– Вегоятнее всего она ушла на…

В этот момент в лагерь с оглушительным грохотом мотора ворвался вездеход на огромных колесах. Техника для тайги подходит грубая, выносливая, габаритная. Бугатти Вейрон тоже можно, но только если для украшения.

– Шухег! Он вегнулся, – тихо просипел Карл и прихлопнул оконце.

Так и есть, махина остановилась, из кабины бодро выпрыгнул Баренцев. Знакомый образ в незнакомом обличии. В строгом костюме и изящных ботинках он смотрелся лучше. На нем черная водолазка, плотные теплые штаны на лямках и грязные массивные сапоги до колен. Подбородок зарос темной бородой, на глазах привычные черные очки. При одном его виде старые сердечные раны вновь дали о себе знать. Как же было хорошо до того, как он стал драконом!

Женька рассудила, что прятаться бессмысленно, он наверняка знает, что она уже в лагере. Спешить к нему и обращаться за помощью предпосылок нет, ее от этого подвига все отговаривали. Значит, нужно просто делать свое дело. Она ищет мать, а здесь не частная собственность. Тайга дело добровольное, хотя в ее случае это звучит двусмысленно. Хотел бы убить, уже убил бы.

– Лизавета! – крикнула она и целеустремленно пошагала вдоль авто-домов. – Лизавета!

– Уходи, пока есть возможность, – раздался его голос из-за машин.

– Я мать ищу! – громко ответила она. – Ушла, сбежала, потерялась! Кто видел, отзовись!

– Евгения Баюновна, тебя сюда не звали!

– Я даже больше скажу, меня сюда звали, но я отказалась. Кай, отдай Лизавету, будет тебе счастье в моем отсутствии.

– Убирайся!

– И не подумаю. Я мать ищу, бесполезно мне мешать!

Она шагала быстро, просматривала между машин местность и ойкнула от удара створки окна.

– Арису, сеппуку ресыла сиделать? – высунулась из окна Камико. – Уходи лутсе.

– Без матери не уйду! – проорала она сразу и всем, чтобы не было недомолвок. – Предупреждаю, хватит пугать меня вашим Младшим, я его не боюсь.

– И очень напрасно, – нагло хмыкнула из следующего окошка Милэгрос. – Жалко мне тебя.

– Кай, если хочешь войны, я познакомлю тебя с белорусским партизанством, – она ударила топором по железяке, и раздался громкий скрежет, а лицо Испанки скрылось в оконце. – Можешь погуглить. Интересный способ противостояния, тебе не понравится. Хотя бы потому, что тебе есть что терять. Техника, горючее, припасы. Никакого самурайства, никаких строгих правил. Верни мать по-хорошему!

– Сама вернёшь, если доживешь! – рявкнул он.

– Допустим, я извиняюсь за поведение члена моего гнезда. Рустик действовал импульсивно, его понять можно, он наркозависимый и от того непредсказуемый. Прости нас, мы не хотели.

– Плевать на твои извинения!

– Формальности в порядке, я принесла извинения. Была бы честь, как говорится.

Женька продолжала бежать вдоль машин, достигла восточной границы лагеря и перебежала на другую сторону. По пути отметила, что Баренцев оставался на месте, сложил руки на груди и следил за ней взглядом. Население лагеря притихло и дожидалось развязки.

– Заговорила о чести?

– Не надо меня пытаться задеть этим, – стукнула она ещё раз и послушала звук вибрируещего авто-дома. – У тебя репутация такова, что не тебе мне читать мораль. Это в теории, которую я прослушала в Отделе биологической безопасности. На практике, казалось бы, придраться не к чему, но это только поверхностное впечатление. Ты в совершенстве лжешь и скрываешь правду. А если лезть в детали…, ты мою Химеру давно хотел грохнуть и аварию подстроил. Машина ударила ровно в ее сиденье.

Кай даже не сдвинулся с места.

– Эта тварь вечно мешается под ногами.

Женька сама не ожидала, что ее случайное предположение окажется истиной, и вдзрогнула от неожиданности. Вот оно что!

– То есть, даже так! Мою химеру убить? Ну, знаете ли! И кто из нас двоих должен запихнуть свой самурайский бусидо в… не знаю, как в твоей анатомии называется это место.

И дракон сорвался. В одно мгновение подскочил к машине, за которой она стояла, и рывком сдвинул ее в сторону. Женька от нереальности происходящего опешила. Вот это силища. Автодом на основе КАМАЗа, несколько тонн весом, а он его как несущественную помеху убрал с пути. Стало быть, он даже в человеческой ипостаси – зверь с невероятной силищей. Она так и зависла с отвисшей челюстью, пока он надвигался на нее грозовой тучей.

Девушка перехватила топор и вытащила нож.

– А говорили всего шесть метаморфоз, – приглушенно бормотала она. – Лет шестьсот, не больше после человеческой жизни, а уже успел озвереть.

В очках не видно глаз, а может оно и к лучшему. Потому что в его облике спокойствие и напряжение, словно холодной корочкой покрылась огненная лава. У Женьки напротив, такой выброс адреналина, что вспотели и задрожали руки, а живот стянуло железными прутьями.

– Ты должна мне кровь! – рычал он, из глотки почти слышно рокот зверя.

– Если должна, значит верну, – огрызалась она, нервно озираясь по сторонам. – У меня были трудные времена, считай в долг взяла.

– Долг платежом красен, – зло ощерился он и сделал ещё один шаг.

Чем закончился бы их разговор, она так и не узнала, потому что в этот злосчастный момент из леса выскочила пресловутая Химера. Женька успела ее рассмотреть только мельком, и то что она увидела, не могло не ужаснуть. Что говорили на лекциях на этот счет? Химеры тоже меняют ипостаси? На них вылетело чудовищное существо с непропорционально огромными выпученными глазами и острыми, как иглы, зубами. Челюсть вытянулась вниз в неестественном оскале. Она летела, выставив когти вперед и шипела столь громко и пронзительно, что поневоле выронишь топор, а по спине от инфернальной жути промчится холод.

Кай молниеносно перехватил тварь одной рукой и с силой швырнул о землю. Маргоша дёрнулась и забилась в болезненных конвульсия. За спиной дракона зашипели его химеры и бросились рвать лазутчицу на части. Женька рванула ее прикрыть. Кай в бешенстве ударил, и тело Смородины, как щепка, отлетело в лес, ударилось о дерево и рухнуло вниз. Яркая вспышка боли, череп взорвался горячей кровью, и она провалилась в бездну.

Приходить в себя было больно. Башка беспокоила больше прочего, а громкие разговоры извне только усиливали муку. Ярче всех возмущалась Маргоша. Снова что-то не так, снова она чем-то недовольна и спорит с Василисой Яковлевной.

– Своих детей воспитывайте, Василиса Прокуроровна, – огрызалась девушка. – У вас их неполных трое, и если две младшенькие ещё с мозгами, то старшая Лизавета очень может быть уже презентовала их какому-нибудь голодному мишке. Не добровольно.

– Ох, Маргоша, – запевала вторая склочница. – Я-то думала, что ты язык только по делу применяешь, деньги на роскошную жизнь зарабатываешь искусством затейливым. А ты оказывается забросила доходный бизнес, злоязычием увлеклась. Лизка вернётся, мозги у нее невкусные, никому не нравились. Не в меня пошла.

– Да если бы она пошла в вас, паспортистки бы удавились менять ей корочки. Штампы о браке и разводе некуда было бы ставить. А тетки в загсах за руку здоровались бы, – пропела Самохвал.

– А с тобой тоже здороваются тетки. Только не те, которые в загсе работают, а те что по вечерам на работу вылетают. С цветков ночных.

– Ага, и вам, Василиса Перестарковна, приветы передают. Как там она на пенсии, наша звездочка?

– Прикройся, – по-матерински недобро возмущалась Василиса Яковлевна. – Посмотри, на что похожа стала. Тьфу. Ватник рваный, из худи грудь вывалилась. Тебя что, дальнобои на трассе порвали?

– А вы завидуете, Василиса Пеньюаровна?

– Может хватит уже, Маргуня? – вздохнула Витка. – Достали всех, из дома даже Максимка и Игоряша сбежали. Мы поняли, что ты как всегда не при чем. Что случилось-то? Женька убежала на поиски Лизаветы Игоревны, а вернулись вы уже вместе, причем Женька без сознания и в крови, а у тебя вся одежда в клочья, будто тебя собаками рвали. Это что, вы в лесу мирились? Задумано так?

– Слушайте, – продолжала огрызаться Самохвал. – Что опять не так? Вам не угодить. Живой вернёшься – плохо, в крови – тоже плохо. Кстати, Витольд, зацени. Нормально так ватник порван? Последний писк моды, а-ля мегаполисо-маргинало. Стильненько, не находишь? Толстой нитью крупными стяжками скрепить, и на неделю высокой моды до городу Парижу. Василиса Бесвкусовна, вставьте свое емкое и осуждающее про то как нонче хуже, чем когда-то.