— И они придут? — усомнилась Заря.

— Бегом поскачут, — подтвердил Гнуп. — Это же пиво Гудрун.

— Решение женщины, — сказала Рунгерд, дослушав рассказ Гнупа. — Хорошее решение, но временное. Ни один праздник не длится вечно. А когда вернутся Ульф с моим сыном, даже богам неведомо. Я вчера руны бросала, их спрашивала.

— И что выпало? — оживился Гнуп.

— Кровь. Предательство. Женская сила. Вот тут не поняла. Может, не женская сила, а сила женщины. Так что передохни недолго, а потом бери коней сменных и скачи в Роскилле к Аслауг. Ей все расскажешь.

— Она поверит? — уточнил Гнуп.

— Она поможет, — твердо ответила Рунгерд. — И не только она. В Роскилле, друг мой, каждый десятый — нам родня.

— А Йоран-ярл, у него здесь много родни?

— Нет. Йоран — пришлый. С Халанда. К нам его отец перебрался еще до того, как Рагнар стал конунгом. А сам он сначала морским ярлом был, а потом с Рагнаром ходил, но не долго. Сейчас он уже не молод, но и не дряхл. И свои люди у него есть. А у нас округа опустела. Все молодые да сильные с Рагнарсонами ушли. Два года назад послали бы стрелу и завтра же сотня с лишком за нас встала бы. А сегодня хорошо, если три десятка соберется. Так что Гудрун ловко с праздником придумала. Пиво пить всяко больше придет, чем кровь проливать.

И оказалась права. Многие на приглашение откликнулись. И быстро.

А вот от Аслауг помощь не пришла.

— Я знаю Йорана, — сказала она. — Он неглуп. Знает, что будет, если на нашем острове разбой учинит. Не посмеет.

Отчасти она была права. Решиться Йорану было нелегко. Особенно после того, как хирдман сообщил, что вожак засланцев не пришел на назначенную встречу.

Хирдман ушел, а ярл задумался.

Раз посланец не появился, значит, Йорана предали. В то, что всех семерых убили, верилось с трудом. По его сведениям, в поместье Ульфа Хвити сильных воинов не было. Большая часть ушла с Рагнарсонами. Оставшиеся еще весной отбыли в Гардарику. В поместье только бонды и трэли. Может быть с десяток стариков и какое-то количество мальчишек. Слишком мало, чтобы справиться с семью опытными воинами. Да еще так, чтобы никто из них не ушел.

Может, Кетилауг солгал, когда сказал, что в поместье нет умелых бойцов? Или его разведчики ошиблись?

Наемники обошлись Йорану в серебряную марку. Задаток. Основную плату они должны были получить, когда Йоран и Кетилауг захватят поместье. Если жене Ульфа удалось их перекупить, это плохо. А она может. Денег у этой семейки — как грязи на хрюшке.

«И это хорошо, — подбодрил он себя. — Это уже почти мои деньги… Наши», — поправил он сам себя, вспомнив о Кетилауге. И усмехнулся. В его плане Кетилауг занимал важнейшее место. И хорошо, что союзник об этом месте не знал.

«И не узнает», — подумал Йоран.

И снова нахмурился.

Если кто-то из семерки наемников разболтал об участии Йорана, это плохо. Значит, в поместье предупреждены. И там стало на семь мечей больше.

И надо обязательно навестить вдову Рагнара, подарки ей принести и прикинуться больным, чуть ли не умирающим. Аслауг сурова. Но трудно будет ей поверить, что немощный старик воинское замыслил. А может, и поверит. Она дружна с Рунгерд и знает, что та — колдунья. Кровь саамской вельвы в ее жилах. Рунгерд. Когда-то она и его, Йорана, околдовала. Ярл скрипнул зубами. Столько лет прошло. Йоран уже двух жен похоронил, третьей обзавелся, а обида до сих пор живет.

Ну ничего. Он возьмет свое на ее дочери. Он все возьмет, и скоро. А сейчас надо поторопиться в Роскилле. А оттуда, взявши Кетилауга и его людей, сразу идти к Ульфову фюльку. Пусть свершится месть, а там… Говорят у Ульфа даже бонды на серебре едят, а трэлей кормят настоящим мясом. Что ж, скоро у Ульфа не будет ни бондов, ни жен. А за вскормленных на мясе трэлей можно неплохую цену взять на сконском рынке. А потом податься куда-нибудь подальше, вот хоть к тем же фризам. Купить землю. Снарядить еще пару кораблей и ходить за добычей уже на земли франков. Славное дело.

Мысли о будущем воодушевили Йорана настолько, что он кликнул дренга и велел привести женщину. Ничто так не бодрит мужчину, как мысль о будущей славе.

Глава третья. Боги шутят

«Боги шутят одинаково», — подумала Гудрун.

Чужой корабль в бухте, а рядом ни мужа, ни брата. Вернее, два корабля.

Что хорошо: теперь никаких сомнений. Это враги.

Все остальное — плохо.

Два таких драккара — это примерно сотня воинов. Или больше, если путь недолгий.

А что у Гудрун? Немногим больше сотни мужей, из которых воинов — меньше половины. Да и те в большинстве давно уже свое отвоевали. А уж остальные разве что на кабана в бой ходили. Соседи. И собственные бонды. И трэли — работники. Все — хорошие мастера, а иные и силой изрядны, но толку от них немного. Мощно ударить молотом или секирой — недостаточно. Надо ведь еще и попасть.

Но все же праздник удался. На призыв о помощи пришло бы куда меньше. Соседство соседством, но умирать за соседей готов не всякий.

И все же ни один из тех, кто два дня пил пиво Гудрун и праздновал за ее столом, труса тоже не отпраздновал. Долг хозяина — защищать гостя. Но и у гостя тоже долги имеются.

И теперь, когда все открылось, все как один заявили, что будут сражаться.

Правда, после того, как свою позицию обозначил Кольгрим Скарвсон, главный коннозаводчик Сёлунда.

С Кольгримом Гудрун связывало не только соседство, но и смерть. Сын его Каппи был дренгом ее мужа. Каппи Обжору убили сконцы, но это была почетная смерть, смерть воина в бою. Теперь Каппи в Валхалле. А Кольгрим здесь. И он говорил о чести. Хорошо говорил. Так хорошо, что все гости с ним согласились. А многие даже обрадовались. Например, Тори Скейвсон. Когда-то Тори тоже был хирдманом мужа Гудрун, но из-за неудачно сломанной руки вынужден был сменить весло на плуг. И это было хорошо, потому что теперь и он и его отец Скейв Рысье Ухо, который тоже когда-то сидел на руме, были здесь. Здесь был и Хёдин Полбочки, и другие бывшие хирдманы. И пусть в бою они стоили меньше, чем ее отец с братом, но они были готовы сражаться. А уж Гудрун позаботилась о том, чтобы у них было чем. Оружия в доме хватило бы на большой хирд. Беречь его смысла не было. Мечи, щиты, шлемы. Десятка два очень хороших луков, которые достались тем, кто умел попадать в щит с пятидесяти шагов. Среди молодых такие нашлись. А четверо парней из своих бондов, совсем юных, тринадцати-четырнадцати зим, стреляли совсем хорошо, потому что их учил Виги.

Гудрун вздохнула. От Виги рядом она бы сейчас точно не отказалась. Таким сыном любая мать гордилась бы. Поначалу Гудрун не очень любила приемыша. Опасалась: муж даст ему право первенца. Ульф угадал ее мысли и успокоил. Сказал: умелый воин и себе добудет, и со своими поделится.

Он особенный, ее муж. Серебро в сундуки не складывает. Делится щедро с теми, кого считает своими. И все равно богатство их прирастает, да так быстро, что даже не верится. Гудрун сначала не понимала. Думала: волшебство. Или: богам нравится, а от богов — его удача. А потом Гудрун попробовала сама: помогла Бетти. Дала денег, чтоб не двух, а четырех кружевниц купить, с нитью помогла и с товаром. И не в долг, а просто. Как родня родне. И теперь уже Бетти с ней делится. И не по долгу, а так же, попросту.

Вон она, Бетти. Прядильщиц своих вместе с остальными в лес отправила, а сама осталась. И тоже вооружилась. Луком. Лук у нее свой, как оказалось. И стрелы. Она запасливая, Бетти. Доведись им встретить врага в поле, от лука Бетти и юнцов толку было бы немного. Но здесь, на стене, другое дело. Спасибо мужу: позаботился о защите дома. Ограду крепкую поставили — не у всякого гарда[1] такая есть. В прежние времена Гудрун бы посмеялась: кто на них здесь, на Сёлунде, напасть рискнет? А вот рискнули. Опять.

Гудрун снова вздохнула. Два драккара. Нет, не устоять.