– А вот увидим, в четверг едем с нами в Знаменку[34]за Митей и к Володе. Увидишь, как «Лора» будет брать все препятствия, – горячился Сергей.
Затем все гурьбой отправляемся в гараж. Начинается осмотр обеих машин, и снова разгорается спор. В конце концов нам это надоедает, и мы уходим от спорщиков, но долго еще раздаются их голоса и долетают слова: «Лора»… «Форд»…
Обычно все утро Сергей не показывался, он работал в старом доме, где жил с женой и детьми, – и никто, конечно, его в это время не беспокоил. Окно его кабинета выходило в сад, и я потихоньку от всех забиралась в густой кустарник невдалеке и слушала его игру. Какое упорство в работе, какая настойчивость и какое строгое к себе отношение! Иные места он упорно повторял по нескольку раз, и я, слушая, затаивала дыхание, чтобы не пропустить ни одного звука.
После трудового дня (он и летом аккуратно занимался, не делая себе скидок ни на жару, ни на усталость), окончив занятия, Сережа выходил из дома, брал ракетку и шел к нам играть в лаунтеннис[35], еще издали крича, что знает, кто проигрывает, по моим крикам, и становился играть в паре со мной. До обеда мы играли, и Сережа веселился, бегал наравне с другими.
Гуляя, мы однажды шли по плотине. Я увидела красивый голубой цветок. Был он действительно какой-то особенно голубой, но рассмотреть его было нельзя, так как рос он на очень крутом склоне над обрывом. Сережа сразу откликнулся:
– Хочешь, я сорву его, – и хотел уже спускаться, но Наташа схватила его, а меня возмущенно упрекала, что я подбиваю Сережу на неразумные поступки.
– Он же мог упасть и сломать ногу, оба сумасшедшие!
Вечером, получив почту, причем право раскрывать почтовую сумку всецело принадлежало Сереже, он зарывался в газеты. По прочтении газет велась беседа с приказчиком по хозяйству, и, только покончив с этим, он включался в общую беседу: о прочитанных книгах, о событиях из газет, о поэтах, о театре и музыке. Тогда процветал Игорь Северянин и Н.Н. Лантинг (Девуля, как ее звали)[36] увлекалась его стихами и читала их. Сережа подвергал эти стихи свирепой критике, больше дразня Девулю, а она с жаром их отстаивала. Вообще, надо сознаться, все были спорщики ужасные, и, едва затихали одни, договорившись или устав, как уже разгорался другой спор. Иногда же перед сном затевались маленькие игры.
Но не всегда Сергей бывал приветлив. В иные дни он становился мрачен, угрюм. Заметив такое его состояние, у нас обычно говорили: «Прилетели майские жуки». Если Сережа нахмурился, лучше было к нему не подходить. Но длилось царство «майский жуков» не так уж долго. Как всем вздыхалось легко, когда Сергей заговаривал и на его лице появлялась улыбка! Зато никто не сравнился бы с ним, когда он бывал весел, как по-детски непосредственно и заразительно он смеялся, ухватившись за затылок.
Не помню точно, в каком году, в Ивановке решили совершить длительную прогулку в автомобиле. Порядок установили следующий: заехать в Лукино за А.И. Сатиным, затем к Комсиным[37], потом в Знаменку – это уже в Козловском уезде – и, захватив там Дмитрия Ильича Зилоти, ехать в Покровское[38]– к Владимиру Сатину, брату Наталии Александровны Рахманиновой.
Сборы были недолги, сильно волновались. Из Ивановки поехали Сергей Васильевич, его жена Наталия Александровна, я и шофер Комаров.
В Тамбовской губернии хороши были только дороги-большаки, а проселочные – ужасны, особенно после дождя, и не только для автомобиля, но и для телеги.
Выехали мы рано утром. Солнце еще не слишком пекло, но обещало к полудню показать свою силу. У руля был, как всегда, Сергей Васильевич, шофер сидел рядом и зорко следил за дорогой. Огибая какой-то сарай, мы влетели в колдобину, машину подбросило. В это время из конуры выскочила цепная собака, свирепо лая, но, напуганная невиданным чудовищем, заревевшим на нее, она не выдержала и кубарем откатилась в бурьян. И везде, где мы появлялись, мы сеяли ужас и удивление.
Пришлось переезжать небольшую плотину. По обыкновению, она была неисправна, и автомобиль посредине плотины провалился задним колесом. Пришлось вылезать и соединенными усилиями вытаскивать его.
Наконец выехали на ровную дорогу. Сергей дал полный ход. Помчались так, что только ветер свистел в ушах. Около дороги пасся табун молодняка. Никогда не видавшие автомобилей молодые лошади с развевающимися хвостами и гривами помчались в разные стороны.
– А ведь красиво?!
– Да. А вот что скажет Зинаида Алексеевна… Каково будет их собирать, ведь они теперь верст за десять, а то и за двадцать могут забежать, да все в разные стороны… – и Сергей покачал головой. – Да, это уж нехорошо. А все-таки красиво.
Первая остановка была в Лукине. Там пили чай, а потом, захватив А.И. Сатина, двинулись дальше. Выехали на большак и полетели на предельной скорости. Солнце пекло и обжигало лицо. Кругом полное безлюдье, простор. Быстрая езда так захватила, что никто не произносил ни слова. Вокруг все точно замерло в знойном летнем полудне… и только мы мчимся неудержимо вперед, вперед в ту фантастическую страну, что появилась впереди, слева. Воздух дрожит, а вдалеке вижу: на горизонте вырисовывается что-то незнакомое, неуловимое, в бледных красках, в дымке какие-то формы, напоминающие пальмы, минареты, точно какой-то фантастический восточный город, а между ним и горизонтом голубая полоса – не то воздух, не то вода. Это было марево.
Завороженная прекрасным зрелищем, быстротой движения, уже не чувствую ничего и никого, только будто лечу, бесконечно сильная, полная радости бытия. И вдруг вижу улыбающиеся, сочувствующие глаза Сергея, он смотрит на меня и понимает мое состояние.
В Раненбурге, пока брали бензин, вокруг машины столпились мальчики и взрослые, с любопытством рассматривали невиданное диво; только что на язык не пробовали. Сергей вступил в беседу с мальчиками и очень забавлялся их наивными разговорами. Один из мальчиков серьезно сказал:
– А ведь небось тысяч шесть стоит!
И задавал вопросы о машине, что и как устроено. Сергей внимательно слушал и обстоятельно отвечал.
Утро в Ивановке. Проснулась, открыла глаза – за окном вековые липы, а сквозь густую листву пробились лучи солнца и зажгли ярким полымем красный шарф на столе. И это было так красиво, что сон сразу пропал; в мыслях мелькнуло: сегодня 26 августа – именины Наташины и Девули, надо что-то придумать, но что можно сделать, находясь в шестидесяти верстах[39] от города, в деревне? И вдруг – идея! Кантата. Как была – села за стол и смаху начала «величественное» вступление:
Гремите, хоры,
В честь Грандифлоры.
Звучите, трели,
Воспойте Нелли.
Затем пошло иным размером:
Ах, наши души рдеют,
Как вишни на закате,
Когда вы – две Натальи —
На променаде.
Дело в том, что обе Наталии обычно каждый вечер отправлялись вдвоем на прогулку. Никого не принимали в свою компанию, так как в это время они поверяли друг другу самые сокровенные тайны. Как сейчас вижу две фигуры с красным зонтом, медленно движущиеся к пруду.
Наталия Николаевна сильно увлекалась Н.Н. Евреиновым[40]и участвовала в драматическом кружке, где он был художественным руководителем и режиссером. Известно было, что Наталия Николаевна страдает бессонницей. Зная обо всем этом, я и посвятила ей несколько витиеватых строф.