Александр Ильич, ездивший из Ивановки на несколько дней в Знаменку, привез оттуда двенадцать бутылок прудовой воды с водорослями и инфузориями для микроскопических препаратов. Соня по этому поводу в письме называет его «чудаком», да и действительно у него было немало чудачеств.

У Александра Ильича была одна общая с Сергеем Васильевичем, можно сказать «фамильная», черта: оба они очень любили поддразнивать, но выражалась эта черта у них совершенно по-разному. Поддразнивания Сергея Васильевича никогда серьезно не задевали, всегда были проникнуты дружеской шуткой. Например, он придумывал мне совершенно не существующие у меня недостатки и принимал их за действительность. Наташу он тоже не оставлял в покое. Между прочим, она очень плохо переносила жару, об этом она часто упоминает в письмах из Ивановки и Москвы. Но больше всего она страдала от жары в Красненьком, где в яркий солнечный день температура доходила до 50° выше нуля. Она буквально изнывала днем и оживлялась лишь с наступлением вечерней прохлады. Это дало повод Сергею Васильевичу, поддразнивая, прозвать ее «афинским табаком»[168], который увядает днем, а вечером распускается.

В виде иллюстрации я сняла Наташу при вечернем освещении, сидящую в цветнике среди распустившегося афинского табака с цветком-эмблемой в волосах.

Александр Ильич любил привести человека в мучительное замешательство, сконфузить, заставить покраснеть в большом обществе. Если ему казалось, что кто-то из молодежи к кому-то неравнодушен, он играл со своей жертвой, и это приводило его в восторг.

В конце июля 1901 года Соня мне пишет из Ивановки:

«…Саша по очереди дразнил Рота, француженку, маму и меня, иногда Девулю. Вообще за обедом приятнее сидеть не напротив него, а на одной с ним стороне, так как часто приходится краснеть и конфузиться…»

По мнению Наташи, которое, мне кажется, было совершенно правильным, Зилоти приехал в 1901 году в Ивановку на все лето для того, чтобы быть поближе к Сергею Васильевичу и хотя бы часть лета провести вместе с ним. Зилоти был очень увлечен его новыми сочинениями – Вторым концертом для фортепиано с оркестром ор. 18 и Второй сюитой для двух фортепиано ор. 17, – которые должны были исполняться в Москве осенью текущего года.

Второй фортепианный концерт входил в программу симфонического концерта 27 октября 1901 года в пользу Дамского благотворительного тюремного комитета в исполнении автора под управлением Зилоти, а Сюиту Рахманинов и Зилоти должны были играть 24 ноября 1901 года в Третьем симфоническом собрании Московского филармонического общества.

Приезд Сергея Васильевича в Ивановку в первых числах августа дал им возможность сыграться и приготовиться к этим выступлениям.

9 июня 1901 года Наташа из Ивановки мне пишет:

«…Приехав сюда и попав сразу в такую шумную компанию, я все еще не могу прийти в себя и начать мало-мальски нормальную жизнь… Публика все меняется, совсем как на постоялом дворе, и все это в такую нестерпимую жару, как теперь; положительно есть от чего последние мозги потерять. Зилоти удивительно все милые; дети – это сама симпатия, они все такие ласковые и славные. Один только у них скверный недостаток – они до того много говорят все время, что у меня прямо-таки уши болят иногда.

Я даю уроки музыки (по получасу) трем старшим детям каждый день. Сама же я совершенно не играю, и ты только одна, Елена, можешь понять, до чего это мне больно и обидно. Рояль наш стал так ужасен и фальшив, что я при всей своей неизбалованности всякий раз содрогаюсь, как только ударю какую-нибудь ноту. Дело в том, что клавиатура стала до того неровна, что ни одного пассажа сыграть нельзя, и, по-моему, буду ли я играть на нем или нет, – все равно разницы никакой от этого не будет. Теперь написала настройщику и жду его приезда, хотя вряд ли он сможет исправить что-нибудь; рояль наш отслужил свой век, и больше от него ничего и требовать нельзя.

Саша Зилоти тут одно время учил Сережину Сюиту; я ему говорила, что это ты ее переписала, – он остался очень доволен. Саша ужасно много балагурит и часто нас очень смешит, в особенности он пристает к Соне.

Очень меня беспокоит, Елена, Сережина перемежающаяся лихорадка, это для него очень, очень нехорошо во всех отношениях. Пожалуйста, не позволяй ему быть около воды, так как я уверена, что вся зараза исходит оттуда. Я, конечно, знаю, как мило вы все к нему относитесь, и уверена, что ты следишь за тем, чтобы он принимал лекарства, но, тем не менее, меня эта болезнь очень беспокоит. Говорят, нет ничего труднее, как избавиться от перемежающейся лихорадки.

Если ему не лучше, то посоветуй ему поехать с Максом в степь. Говорят, перемена места лучше всего помогает в данном случае. У Сережи уже раз была эта болезнь, так что ему теперь нужно очень и очень беречься. Еще хорошо было бы принимать мышьяк; наш Саша всю жизнь его глотал».

Наташа, Соня и Володя приехали в Красненькое в конце июня. Наташа сообщает об этом в письме от 22 июня 1901 года:

«…Скажи Сереже, что мы уже не будем ему больше писать до нашего приезда».

Как всегда во время их пребывания, мы жили очень весело и приятно. Даже Сергей Васильевич нарушал строгий режим и сокращал иногда часы своих занятий, а по вечерам много нам играл свой Второй концерт и Сюиту.

Две недели пролетели с невероятной быстротой, и настал час расставания.

Не помню, по какой причине выход из печати Второй сюиты и партитуры Второго концерта задержался, и это создавало довольно напряженную атмосферу. Сергей Васильевич беспокоился в Красненьком, и еще больше волновался Александр Ильич в Ивановке.

Письма Наташи очень ярко рисуют нервное напряжение, которое в то время царило в Ивановке. 11 июля 1901 года по возвращении из Красненького она мне пишет:

«…Концерт Сережи все еще до сих пор не получили. Саша дошел до страшного напряжения и совсем почти не играет. Теперь завтра ждем телеграмму от Гутхейля, который должен сообщить, когда будет готов Концерт».

Но уже 19 июля 1901 года она пишет:

«…Саша получил от Гутхейля телеграмму о том, что Концерт придет сюда в двадцатых числах июля, то есть приблизительно 22-го. Саша все это время совсем не играет (и я потому, конечно, тоже), а посему буду очень рада, когда этот Концерт наконец придет к нему… Несколько дней тому назад к нам заезжал по дороге в Москву Леля Максимов. Он пробыл всего один день и заезжал сюда, чтобы сыграть Саше Концерт Es-dur Листа, который он эту зиму будет играть в Петербурге в симфоническом».

В следующем письме от 26 июля 1901 года Наташа пишет:

«…Саша все до сих пор еще не получил Концерта, я сама потеряла последнее терпение и совсем истомилась, глядя на него. Первую рояль от Сюиты получили, теперь с нетерпением ждем Сережу, чтобы послушать, как они будут вдвоем играть… Сережина Сюита ужасно нравится Саше; я с нетерпением жду того момента, когда они будут учить ее. Вот приезжай к нам, и они тебе сыграют все. Серьезно, Елена, я тебе даже думать не позволяю о том, чтобы не приехать сюда в этом году».

30 или 31 июля 1901 года Сергей Васильевич уехал из Красненького в Ивановку.

2 августа 1901 года Наташа мне пишет:

«…Сережа доехал благополучно; мы трое, то есть Соня, Володя и я, не ложились спать и ходили его встречать. Левко сперва совсем ошалел от неожиданности, а потом с ума сошел от радости и прыгал на Сережу в продолжение десяти минут; теперь, конечно, он совсем не отходит от своего хозяина…

Пишу тебе под звуки Сережиной Сюиты. Вчера нам привезли из Тамбова два пианино, и сейчас Сережа и Саша в первый раз сыгрываются внизу. Ты не можешь себе представить, Елена, до чего Сюита красива на двух роялях. Я положительно не могу решить, какая часть самая красивая, до того они все мне нравятся. Вступление, вальс, тарантелла и романс – все это звучит удивительно.

Я думаю, что Саша и Сережа будут очень хорошо играть… Жаль мне, Еленочка, что тебя сейчас нет здесь с нами.