Она гладит меня по плечу, и я зажмуриваюсь. Черт, Тая все поняла. Она знает, что я чувствую к Никите. Как же мне стремно…

– Ну, он и дуболом. – Вздыхает подруга.

Я смотрю на нее, она качает головой.

– Дуболомище. – Соглашаюсь я.

– И ты это так и оставишь? – Заглядывает она мне в глаза.

– А что мне делать?

– Бороться за него.

– Вот еще. – Я отворачиваюсь и впиваюсь взглядом в купающихся ребят.

– А я бы боролась. – С вызовом говорит Тая.

– Не сомневаюсь. – Отвечаю я.

Таисия у нас пробивная. Если кто-то встанет у нее на пути – голову ему пробьет.

– Смотри-ка. – Толкает она меня локтем. – Милуются голубки.

Я оборачиваюсь. Дрыга посадил Ксеню к себе на колени и ищет что-то у нее во рту. Своим языком.

– Она очень пожалеет о том, что связалась с ним. – Цокает языком Тая.

– Почему? – Интересуюсь я.

– Как будто ты не знаешь. Леха сначала льет девчонкам в уши про то, что влюблен, а как добьется своего – бросает. Они плачут, а он им «Я тебе ничего не обещал, я вообще ничего не хотел». Или того хуже: перестает писать и звонить, чтобы бедная девочка начала возмущаться, скандалить и сама его бросила. И так он как будто не при делах: и ни в чем не виноват, и просто все женщины – прирожденные истерички.

– Жестоко.

– Еще бы. – Качает головой подруга. – Наташка Ломаева перевелась в другую школу из-за него в прошлом году, а Машка Ромаева так рыдала в туалете, что на всех этажах было слышно.

– Ты Ксене об этом рассказывала? Она вроде девчонка хорошая, скромная.

– Еще бы. Сказала, чтобы не верила ни единому его слову.

– А она?

– Да, наверное, как все остальные – верит, что с ней у него все будет по-другому. – Тая морщится, глядя, как Дрыга ведет пальцами по ноге Ксени. – Любовь до гроба.

– Она должна, хотя бы, вытрясти из него обещание, что это не просто игры, а серьезные отношения.

– Ха! – Выдыхает Тая. – Он ей что угодно сейчас наплетет, лишь бы залезть под юбку. И отношения пообещает, и скажет все, что она захочет услышать.

– А вдруг он действительно влюбился?

– Ха. Ха. И ха.

– Если он поступит с ней подло, я лично дам ему в нос.

– И тогда у вас в группе не будет басиста. – Напоминает она. – Дрыга – идеальный кандидат. Опыт есть, гитара тоже – даже совсем неплохая, я видела, как он выступал в летнем лагере с ребятами из Омска – бацали только так. И с вами уже играл в берлоге. Плюс, у него музыкалка. Правда, неоконченная: выперли после четвертого класса – за прогулы.

– Ты права. – Киваю я. – И все песни Никиты он наизусть знает.

– Так что он, может, и сердцеед, но как друг и музыкант – лучше всех.

– Да.

Из воды выходят ребята, и мы идем к остальным. Ноги приятно тонут в песке, и я радуюсь тому, что солнце медленно опускается за горизонт.

– Эй, Никитос, ты чего такой загруженный? – Опускается на бревно рядом с ним Костя.

– Все нормально. – Дежурно улыбается Высоцкий.

– Не в духе, потому что с тобой никто не спит? – Смеется Денис, кутаясь в белую рубашку. – Или все еще переживаешь из-за стычки с Кощеем?

– Я просто отдыхаю, чего привязался? – Отвечает Никита устало.

– Кстати, Никит. – Дрыга отсаживает Ксеню и выпрямляется. – По поводу того, что сказал Кощей.

– Чего? – Его брови поднимаются вверх.

– Ну, насчет твоей мамы. – Несмело произносит он. – Ну, Стас же передал ей привет…

– Ты что-то знаешь об этом?

– Ну… это… – Леха взъерошивает пальцами волосы. – Я только слышал на тренировке в душевой…

– Да говори! Что? – Не выдерживает Высоцкий.

Дрыга оглядывает присутствующих, затем взволнованно облизывает губы.

– Он хвалился. В общем… что встречается с какой-то…

– Да скажи ты! – Никита встает.

– С горячей разведенкой. – Говорит Леха еле слышно.

На его лице сожаление. А на лице Никиты рождается целая буря.

– Ты уверен? – Алена сжимает мою руку.

Мы стоим в темноте на крыльце моего дома, пока наши друзья пошли к берлоге.

– Да. – Заверяю ее я. – Иди, проследи за ними. Я не хочу, чтобы парни разнесли наш будущий репетиционный зал.

Пытаюсь улыбнуться, но выходит не очень: после того, как я чуть не накинулся на Дрыгу с кулаками, напряжение не желает покидать мое тело. Друг не виноват, что стал свидетелем неприятного разговора в мужской раздевалке и не несет ответственности за те гадости, которые говорит Кощей, но у меня словно пелена гнева опустилась на глаза, когда он передал мне его слова. С трудом удалось удержать себя в руках, и тут нужно сказать спасибо Аленке, которая в последнюю секунду удержала меня от нападения на друга.

– Обещай, что не будешь грубить маме. – Она обхватывает меня за плечи.

Я бросаю взгляд на горящие окна дома.

– Не буду.

– Хорошо. – Алена довольно кивает. – Мы будем в берлоге.

– Я скоро приду. – Обещаю ей.

– Угу. – Похлопав меня по плечу, она удаляется вслед за остальными.

Парни по пути с моря купили чипсов, газировки и пива, так что скучать им без меня не придется. Проводив Алену взглядом, я вхожу в дом.

В воздухе стоит аромат цветочного парфюма, из гостиной доносится приглушенная музыка и голос матери: она что-то негромко напевает под нос.

– Куда-то собираешься? – Спрашиваю я, застав ее перед зеркалом – пританцовывающей.

Она оборачивается.

– А ты где пропадал весь день? – Ее взгляд скользит по мне сверху вниз, затем снова возвращается на лицо.

– Ты отвечаешь вопросом на вопрос. – Вздыхаю я, навалившись на дверной косяк.

Мама явно чувствует себя не в своей тарелке. Она нервно одергивает облегающее платье глубокого бордового оттенка и натягивает на лицо беззаботную улыбку.

– Ходишь целый день голодный. Зашел бы домой пообедать.

На ее лице безупречный макияж, волосы уложены в идеальные локоны. Если бы не усталый взгляд, ей можно было бы дать не больше двадцати семи. Да, стоит признать: моя мать выглядит младше своих лет, и нет ничего удивительного, что половина мужчин в городе мечтает встречаться с ней.

– Не обязательно проявлять дежурную заботу, мама. – Говорю я. – Мне скоро восемнадцать, и я достаточно взрослый, чтобы приготовить или купить себе еды.

– Это не дежурная забота. – Ее губы, накрашенные яркой помадой, расплываются в грустной улыбке. – Я беспокоюсь о тебе.

– Так куда ты собралась? – Хмурюсь я, игнорируя ее слова. – На очередное свидание?

– А… в чем дело? – Мама отворачивается к зеркалу, чтобы вдеть длинные блестящие серьги в уши. – С чего такой тон?

Опять вопросом на вопрос. Мое раздражение растет.

– Ни с чего. – Цежу я сквозь зубы.

– Может, тебе нужна помощь с уроками? – Язвит она. – Никита, если что-то тебя не устраивает, скажи мне прямо. Хочешь, чтобы я осталась сегодня дома? Просто скажи «да», и я никуда не пойду.

– Нет. – Усмехаюсь я.

Мама резко оборачивается.

– Дорогой, я отпахала смену в офисе. Могу себе позволить выйти из дома на пару часов? Как ты и сказал, ты уже почти совершеннолетний, так что мне теперь не нужно проводить вечера и ночи возле твоей кроватки.

– Так вот оно, значит, что. – Вспыхиваю я. – Наверстываешь упущенное за те годы, что пришлось возиться со мной? Ну, извини, что отнял твою молодость. – Мои плечи дергаются, как от удара. – Ты ведь не можешь не упомянуть об этом всякий раз, как мы ссоримся!

Мать застывает, как громом пораженная. В ее взгляде недоумение и шок.

– Никита, я не… – Она делает тяжелый вдох, затем шумно выдыхает. – Я не это имею в виду когда говорю, что отдавала тебе все свое время. Просто мне тяжело было воспитывать тебя одной. Это действительно так.

– Да мне плевать, что ты имеешь в виду. – Зло отвечаю я. – Почему ты просто не можешь быть матерью? Нормальной матерью, которая не шатается вечером по свиданиям непонятно с кем?! Каждый месяц – новый мужик! – Всплеснув руками, выкрикиваю, окончательно потеряв над собой контроль. – Это нормально, вообще? Да ты не способна построить постоянные отношения ни с одним из них. Ни с кем! А, может, тебе просто не надо? Ты же не можешь быть, как все! Не можешь, как, например… вон – отец Алены: у него не было ни с кем отношений с тех пор, как его бросила жена! Почему тебе нужно быть такой? – Я обвожу взглядом ее наряд и качаю головой. – Выглядеть… так. И вести себя. Как шлюха!