И только тогда отпустило нас немного. Разговорились. Безопасники начали вспоминать разные случаи. Кто откуда сбежал, как именно, да чем все это потом закончилось. У Славки хоть нормальный осмысленный взгляд появился, а то ведь как зомби был. Я и то более стрессоустойчив на его фоне – ну, так с моим-то послужным списком! И звонок сразу же сделали в отель, чтобы Давыдыч тоже расслабился и переживаниями до инфаркта себя окончательно не довел. Многого по телефону не скажешь, но хоть в двух словах успокоили его.
По приезду первым делом иду в номер Веры. Сидят голубчики, ждут, что же Москва с беглянкой решила. Спешу их окончательно успокоить и четко обрисовываю ситуацию:
- Вера с сегодняшнего дня в официальном отпуске на две недели, МВД дало ей добро на поездку в Париж - строго смотрю на присутствующих - В качестве поощрения за прекрасно проведенные гастроли. Все оргвыводы по ее самоволке откладываются до возвращения в Москву, а тяжесть наказания будет напрямую зависеть от того, насколько разумно Вера станет себя вести во Франции. Вы меня хорошо поняли, Татьяна Геннадьевна?
- Поняла – выдыхает она – Спасибо, Витя, что вступился за Верочку, Тебе ведь, наверное, за нее досталось…
Дальше ее душат слезы, и она снова начинает рыдать. Достала своими причитаниями, лучше бы за дочкой следила! Но понять эту женщину можно – дочь одним махом загубила сразу три карьеры. Понятно же, что никто из этого семейства за границу больше не поедет. И Вера с матерью у нас работать не будут, и бедного Александра Павловича вполне могут попереть из МИДа за выкрутасы дочери. Это только в кино сын за отца не ответчик, и прочие красивые побасенки, а в жизни все отвечают за поступки близких, и еще как! Без работы эта семья, конечно, не останется - у нас в СССР так не бывает - но о нынешнем достатке и былых привилегиях им придется забыть. Короче, подгадила Верунчик семье по-крупному своим глупым поступком.
- Не знаю, как я теперь таможню буду проходить… – вздыхает Татьяна Геннадьевна и растеряно обводит взглядом чемоданы и сумки. Один из чемоданов, самый большой, явно дочкин – Верочка забрала с собой лишь документы и самые красивые обновки.
- Да никак. Оставите ее чемодан в Москве в аэропорту, и он будет там храниться в специальной службе, как забытый багаж. Пока Вера сама его потом не заберет.
- Нет, ну как же…
- А вот так же! – зло передразниваю я ее. Здесь карьера целого коллектива чуть не разрушилась, судьбы многих людей на волоске висели, а она все о каких-то тряпках переживает. Как есть идиотки, что одна, что вторая… И вот кстати
– Григорий Давыдович, а как собственно Верин загранпаспорт оказался у нее на руках? Он же у вас должен был храниться.
Клаймич тяжело вздыхает и опускает голову. Потом смотри мне в глаза, тихо произносит:
- Витя, мы можем переговорить наедине?
Верина мать тактично выходит в коридор, директор закуривает.
- Вы же бросили?! - удивляюсь я
- Бросил, начал - машет рукой Георгий Давыдыч - Устал я Витя. Не потяну дальше эту махину.
- Что значит не потяну? - напрягаюсь я, понимая куда идет разговор
- Я же концертный директор! - Клаймич устало прикрывает глаза - В армии не служил, спецслужбы раньше только в КДСе на правительственных концертах видел…
Молчу, давая ему высказаться о наболевшем.
- Это же ад какой-то кромешный… То меня в тюрьму сажают, то я схожу с ума, когда вас захватывают в Савое… Теперь ЦРУ с микрофоном и эти корейские террористы!
- Какие террористы?! - подскакиваю я в кресле
- Виктор, я же не дурак - Клаймич поправляет галстук - Окна моего номера в Киото выходили в сторону бассейна. Я видел как ночью люди Вячеслава тела уносили…
- Мнда… - я чешу в затылке. Прокололись наши чекисты - А откуда знаете, что корейцы?
- Услышал случайно разговор Славы с Альдоной - Кламич поднимает на меня глаза - Вить, извини, но я подумываю уйти со студии.
- В каком смысле? - обалдеваю я
- Вера была последней каплей. Мы же с ней если не дружили, то нормально общались. Я у ее родителей в гостях был, а она… Вчера утром до завтрака пришла ко мне в номер. Поговорить. Начала жаловаться на тебя, на коллектив. Потом ей стало плохо. Я побежал за Татьяной. Сегодня смотрю - паспорта нет! Выкрала!
Трамп красава! Всего за сутки умудрился сделать ей визу во французском посольстве. Вера тоже актриса! Я матерюсь про себя. Конец ей. Я не я буду, если… А что собственно, если?!
- Ну предала она нас - успокаивающе кладу я руку на плечо Клаймича - Не она первая, не она последняя. Григорий Давыдович, с этого корабля спрыгнуть не получится.
- Меня родственники в Израиль зовут - с заминкой произносит директор - Обещают хорошую должность в Израильском филармоническом оркестре…
- Езжайте! - пожимаю я плечами - Держать не буду. Только потом… Когда мы дадим первый концерт в Белом доме…
- Как в Белом доме? - открывает рот Клаймич
- А вот так - подмигиваю я директору - Картер сам мне предложил…
У меня с коньяка слегка развязался язык, чувствую, что понесло. Как говорится, “кто не врет, тот спокойно живет”.
- Потом жалеть будете, что так не вовремя бросили нас.
Клаймич обалдело смотрит на меня, вытирает лоб шелковым платком. Сигарета тлеет - вот-вот пальцы обожжет. В воздухе повисает мхатовская пауза.
- С Верой я решу вопрос - усиливаю я напор - Ответьте только: вы со мной?
- Куда ж я денусь с этой подводной лодки - наконец, отвечает мне директор фразой из моего же анекдота - конечно, я с тобой.
Когда я объявляю коллективу об "отпуске" Веры и ее неожиданном отлете в Париж, в холле на несколько секунд воцаряется тишина. В глазах людей изумление вперемешку с недоверием: "а что, так можно?!" Лишь Альдона тревожно смотрит на меня, понимая, что произошло нечто неординарное, и никакой демократией здесь не пахнет. Но я уверенно демонстрирую народу полное спокойствие и хорошее настроение, так что причин для беспокойства у коллектива вроде бы и нет.
- Даю всей группе те же две недели на отдых, на поездку домой и устройство личных дел. Музыкантам только десять дней. Потом мы садимся в студии, готовим репертуар к гастролям в США. Как всегда, добавим еще 3-4 новых песни.
- Идеи уже есть? – деловито интересуется Клаймич. Ну, вроде отпустило мужика…
- Конечно, есть! С музыкальными темами я вполне определился, сейчас тексты к ним в голове сочиняю. Хвалиться пока не буду, но надеюсь, что это будущие хиты. Тьфу-тьфу-тьфу! – стучу я по подлокотнику.
Суеверный Клаймич повторяет мой жест. За ним стучат по дереву все остальные. Настоящая «коза ностра»! Глаза у музыкантов тут же загораются интересом. И это отлично. Сейчас самое оно - переключить внимание людей с сомнительных новостей о Вере.
Нет, а чего? Мысли о том, что именно нам необходимо добавить в репертуар для Штатов, у меня и правда уже есть. Одна вещица будет забойная, вторая лиричная, третья с сахарком – все как любит американская публика. Аранжировки сделаем в нашем узнаваемом стиле, но при этом попробуем представить американцам совершенно новое направление. Нужно бы осторожно проверить их реакцию. От диско там тоже уже устали, всем хочется чего-то новенького. Даже Би Джис это наконец-то поняли, и начали писать песни на продажу. Вот Стрейзанд с их «Woman in Love» через полгода обязательно подвинет нас с первой строчки в хит параде. Переживаю ли я? Нет, это хоть и неприятно, но вполне ожидаемо. Иначе придется американский журнал Billboard срочно переименовывать в Каталог популярных песен «Red Stars». Шутка.
- Во избежание лишних вопросов от прессы и японских фанатов, мы нашу Сашу слегка замаскируем под Веру. Этим у нас займется Света и Татьяна Леонидовна. Нужно будет придать ей сходство, чтобы никто не заметил временной подмены - черные очки и все такое прочее. Понятно?
Дождавшись кивка, продолжаю.
- Спокойно проходим на посадку. Брифинг будет совсем коротким, я один его проведу. Поблагодарю японцев за теплый прием, пообещаю приехать еще раз. Все понятно?
