Судя по квадратным глазам абсолютно всех присутствующих, я сейчас перешел все дипломатические границы. Вот и посмотрим, проглотит ли француз такое?
- Прошу вас, господин Селезнев, пройти в мой кабинет - коротко произнес д’Эстен, разглядывая меня словно диковинное животное - Продолжим наш разговор приватно.
- А вас, господин Кондрашов - президент безошибочно остановил взгляд на отце Веры - прошу принять мои глубочайшие соболезнования в связи с гибелью вашей дочери. Обещаю, что полиция приложит все силы для проведения объективного расследования этой аварии.
Ну… может он и не так уж безнадежен - этот Жискар д’Эстен. Послушаем, что он мне сейчас предложит.
*****
Спустя час белый словно мел, Червоненко возмущенно выговаривал мне в посольской машине все свои претензии. Сергей Сергеевич ему вяло поддакивал. Но это скорее для вида. Уж я-то знаю, как жестко полковник может отчитывать за дело - не похуже Веверса.
- ...нельзя, просто нельзя так разговаривать с президентом Франции! Ты нам рушишь всю дипломатическую работу, французы такого хамства никогда не простят!
- Хамство - это игнорировать убийство советских граждан и потакать своей прессе. Не надо путать французскую элиту и народ Франции - я устало откинулся на сидении и уставился в окно. Мы пробирались в посольство какими-то окольными путями, пытаясь не попасть в пробки из-за бастующих таксистов. Этот Валери Жискар д’Эстен выпил у меня изрядно крови, говорить с ним - то еще удовольствие. Какой-то бездушный сухарь, а не человек.
- Но нам с этой элитой еще дальше работать!
- Недолго. На следующих выборах Жискар д’Эстен пролетит как фанера над Парижем.
- Прости, что? - оба мужчины уставились на меня в обалдении
- Эх, не знаете вы истории… В 1908-м году французский авиатор Огюсте Фаньере, совершая показательный полет над Парижем, врезался в Эйфелеву башню и погиб. В России в газетах об этом много писали. Но наши люди неправильно поняли фамилию летчика, благодаря чему и возникло известное выражение: «пролететь как фанера над Парижем».
Посол с безопасником рассмеялись, атмосфера в салоне машины слегка разрядилась. На самом деле версия с Фаньере была так себе. Скорее всего эта фраза пошла в народ после фильма «Воздухоплаватель», в которой знаменитый русский тяжелоатлет Иван Заикин решил стать авиатором. Бросил карьеру, заложил все свое имущество и отправился в Париж, где угнал на аэродроме фанерный аэроплан, чтобы пролететь на нем над Парижем.
- И кто же по-твоему победит на выборах в 81-м? - заинтересовался Сергей Сергеевич
- Социалист Миттеран, наверное. Если конечно создаст коалицию с компартией Франции. В любом случае, д’Эстену больше ничего не светит. В стране назревает экономический кризис, нужны смелые решения, а этот ретроград на них явно не способен. Не нашел ничего лучше, как с блоком НАТО заигрывать. Зато Миттеран за последний год набрал немало очков, критикуя правительство правых. Отношениям наших двух стран смена французского президента явно пойдет на пользу.
- Это от товарища Веверса поступила такая информация? - понизил голос Червоненко
- Считайте, что да.
Наша машина все же встала в пробке, вокруг загудели раздраженные французы.
- Так о чем вы договорились с д’Эстеном? - посол успокоился, закурил и приоткрыл окно, чтобы выпустить в него сигаретный дым.
- Я не призываю французскую молодежь выйти на баррикады, подозреваемых папарацци полиция сегодня же арестует, разбирательство в суде будет публичным и открытым.
- И он вот так просто на все это согласился? - удивился Сергей Сергеевич
- Нет, не просто - покачал головой я - Сначала задвигал мне всякую фигню про французскую демократию и разделение властей. Мол, он не может вмешиваться в судебный процесс.
- А ты что?
- Вежливо напомнил ему, что вся хваленая французская демократия не помешала им вогнать полмиллиона алжирцев в землю. Поубивали кучу народу, устроив в Алжире геноцид, и в ус не дуют. А еще берутся учить нас демократии!
- Как недипломатично! - ахнул Червоненко
- Зато действенно! Крыть-то ему было нечем. Сергей Сергеевич - я повернулся к безопаснику - Я выбил у д’Эстена разрешение, чтобы наш представитель присутствовал сегодня на первых допросах арестованных папарацци. Возможно, в их ходе всплывет что-то интересное.
Я с намеком посмотрел на гэбэшника - мол, вы понимаете о чем я?
- Например, не было ли перед аварией яркой вспышки фар встречной машины, которая ослепила водителя такси? Такое же могло быть? И от кого папарацци все-таки узнали о проживании Веры в этом отеле?
Сергей Сергеевич понимающе кивнул
- Я сам поприсутствую на этих допросах, а потом проинформирую о результатах мэтра Эрсана...
*****
Поездка в аэропорт у нас тоже получилась ...незабываемой. Я ведь обещал устроить властям Варфоломеевскую ночь? Слово свое я сдержал. И кто виноват, что д’Эстен не догадался взять с меня обещание ехать вечером в аэропорт через пригород? Вот я и устроил напоследок ему “сюрпрайз”.
Сначала по приезду из Елисейского дворца, я вышел поговорить с фанатами “Red Stars” у ворот посольства. А что? Имею полное право пообщаться с людьми. Ни на какие баррикады я никого не призывал, просто вскользь заметил, что катафалк с телом Веры вечером будет проезжать через площадь Бастилии, и они смогут отдать ей там последнюю дань уважения. Меня услышали.
И когда наш траурный кортеж проследовал из госпиталя в аэропорт по озвученному маршруту, на площади Бастилии нас уже ждала огромная толпа молодежи. Отличное место, скажу я вам, эта площадь для массового траурного митинга. Машину с гробом Веры фанаты просто закидали цветами, благо двигаться там пришлось очень медленно, чтобы никого случайно не задеть. Зато прощание получилось впечатляющим - Вера точно была бы потрясена таким отношением парижан к ее скромной персоне. Александр Павлович был растроган до слез.
А вот выходить из машины я не стал, дабы французские власти и пресса не обвинили меня потом в подстрекательстве. Руку к груди благодарно приложил - в лобовое стекло медленно едущей машины это было хорошо видно, и камеры телевизионщиков этот жест разумеется зафиксировали. Парижские автомобилисты провожали нас долгими автомобильными гудками. На этом все. Прощай, Париж. Я свое дело сделал, теперь очередь за Трампами и мэтром Эрсаном. А я со спокойной совестью могу лететь домой. И вряд ли кто в этой ситуации мог бы сделать больше, чем я.
*****
В полную силу апатия и усталость навалились на меня уже в самолете. Звуки отдалились, я чувствовал себя, как застывшая муха в янтаре - время текло медленно, тягуче, а самолет словно еле летел. Хорошо, что и возвращались мы спецрейсом, поэтому на борту никого кроме нас не было, и стюардессы перед глазами не мельтешили.
В Шереметьево, в зале прилета меня встречали Мамонт и Альдона. Мы крепко обнялись, Мамонт хлопнув меня по плечу, сочувственно поинтересовался
- Ну, ты как? Что-то вялый какой-то, бледный...
- Да с чего мне румяным быть? Всю кровь из меня лягушатники эти выпили.
- Ты тоже ведь в долгу не остался… - усмехнулась Алька - отец мне рассказал, как ты их мордой об стол повозил. Кое-что нам здесь даже по телевизору показали.
- Ты про вчерашние погромы редакций? Так это еще тоже не конец. Там сегодня национальная забастовка таксистов началась.
- Забастовку тоже уже показали. И как Веру парижане провожали… - вздохнул Леха, забирая спортивную сумку из моих рук - К нам в студию за два дня несколько мешков телеграмм доставили. Со всего мира.
- Ладно, об этом потом поговорим. Сам-то выздоровел? - равнодушно поинтересовался я
- Здоров как бык!
Из таможенной зоны вышел отец Веры. Его встречали два мидовца в черных костюмах. Альдона и Леха подошли к Кондрашову старшему, произнесли искренние слова соболезнования.
- Александр Павлович, когда мне вам позвонить?
- Завтра утром, Витюш, звони.
Я кивнул, проводил долгим взглядом его ссутулившуюся фигуру. Что-то ни фига не легче нам здесь на родной земле...
