Мы, молча выпиваем, и полковник тут же наливает еще. Я без возражений снова принимаю стаканчик. Надеюсь, он знает, что делает. Пить без закуски… Хотя, что для русского человека эти сто пятьдесят грамм? Что слону дробина. Только чтоб уж совсем не сорваться. Майкл уже тоже потихоньку привыкает пить неразбавленный алкоголь. С кем поведешься...

- А теперь давайте поищем магазин, о котором говорила цветочница. Кажется, он где-то в той стороне.

Магазинчик скоро находится, и даже белоснежные розы в нем есть. Именно такие, как любила Вера - с чуть зеленоватым оттенком лепестков и длинными стеблями с крупными темными листьями. Мы стоим рядом с Майклом и смотрим, как молоденькая продавщица ловко собирает их в красивый букет. Одна из роз вдруг выпадает из огромного букета, и Майкл подхватывает ее на лету. Но не возвращает сразу девушке, а задумчиво держит ее в руке, касаясь пальцами острых шипов

- Знаешь… я кажется понял, почему ты искал их - говорит он мне - Вера действительно очень похожа на эту розу. Нежная, отстраненная красота с шипами, укрытыми листьями… она ведь всегда была чуть замкнутой?

- Да. Она ни с кем особо не дружила. Если только со мной. Давно.

- Вы ...встречались?! - он удивленно приоткрывает рот в шоке от своей внезапной догадки.

- Да. Вера - моя первая любовь.

- О, мой бог… - прикрывает он рот рукой - Прости, я же не знал!

- Никто из наших не знал. И мы ...расстались с Верой полгода назад, еще до того, как появился Доналд.

Не знаю, зачем я признался Майклу. Наверное, я просто должен был кому-то об этом сказать. И мне становится чуть легче от его дружеского сочувствия. Гор просит девушку добавить к цветам траурную ленту, но я останавливаю его

- Не нужно. Пусть все будет... как в тот первый раз.

Когда я вышел с этим роскошным белоснежным букетом из дверей магазина, Сергей Сергеевич, стоящий у машины удивленно приподнял бровь, но ...промолчал. А уже в машине тихо спросил

- Здесь рядом парк, не хочешь немного пройтись, прийти в себя?

- Нет. Мне уже лучше. Правда. И спасибо, что заставили меня выпить.

- Отпустило?

- Немного. Давайте уже встретимся с фанатами, не стоит оттягивать неизбежное.

- Ехать осталось совсем немного, минут через пять будем на месте. Ты помнишь, как мы договаривались? Не ищи его глазами в толпе, делай вид, что ты даже не подозреваешь о его присутствии.

- Я помню. Просто скажите, если парни его засекут, хорошо? Мне так будет спокойнее.

- Договорились.

*****

Чтобы добраться до места, мы переезжаем через Сену по мосту Альма, делаем разворот по кругу на одноименной площади, и лишь затем паркуемся на будущей площади “Мария Каллас”, которая как раз и раскинулась над злополучным туннелем. Ближе нам уже никак не подъехать – движение на подступах и в самом туннеле до сих пор перекрыто полицией, причем в обе стороны. А съезд на Авеню де Нью-Йорк уже невозможен из-за огромной бурлящей толпы народа, заполонившей саму площадь.

- Что будем делать? – спрашивает Сергей Сергеевич

- Для начала нужно купить в киоске те газеты и журналы, репортеры которых вчера участвовали в травле Веры - я цепляю на нос темные очки - Потом мы выйдем из машин и пройдем пешком. Нам нужно подойти к парапету над туннелем. Пообщаемся с народом, а потом по боковому съезду спустимся к туннелю и возложим там цветы. И плевать мне на все полицейские посты, пусть только они попробуют остановить меня!

Если полковник и удивился моей осведомленности, то вида не подал. Но я бывал здесь и знаю, что сам туннель - это просто подземная часть Авеню де Нью-Йорк. В этом месте проспект покатой горкой уходит вниз, а полосы встречного движения разделяет сначала приподнятый бордюр с невысокими столбиками, а дальше уже колонны, поддерживающие по центру свод туннеля. На правой полосе той его части, что ведет в сторону центра, в этом месте есть небольшое сужение, и еще узкий технический бордюр шириной сантиметров шестьдесят, идущий вдоль отвесной стены. Именно здесь, судя по кадрам из новостей, и произошла авария.

Охранник приносит нам прессу, и мы, выйдя из машин, начинаем пробираться сквозь толпу в центр площади. Сначала меня не узнают - здесь слишком много людей и все они находятся в очень подавленном состоянии. Некоторые даже не скрывают слез. Но потом огромный букет белоснежных роз в моих руках привлекает чье-то внимание, и в толпе шелестом проносится: “Victor... Victor Seleznioff... de Etoiles Rouges…” - «Виктор… Виктор Селезнев из Ред Старс…». Люди начинают оглядываться и расступаться, пропуская нас вперед. И сразу же смыкаются за нашими спинами, устремляясь следом. В толпе оказалось еще и много репортеров, все они тут же рванули к нам, ослепляя людей вспышками фотокамер. Телеоператоры тоже сразу оживились и принялись снимать происходящее. А мы тем временем уже добрались до парапета, с которого открывался вид на въезд в туннель.

Здесь еще нет монумента Факел Свободы, он появится только в 87 году. А еще через десять лет - в 97-ом - люди превратят его в неофициальный памятник погибшей принцессе Диане. Ну, а сейчас это место завалено цветами, принесенными для Веры. Целое море цветов. Букеты лежат на парапете, устилают ковром тротуар. Среди цветов тут и там горят свечи в красных стеклянных колбах с крышками, какие обычно используют на католических кладбищах. Много фотографий Веры - особенно часто встречается ее фото из Vogue, перепечатанное вчера одной из вечерних газет. Есть здесь и мягкие игрушки, но эта традиция сравнительно новая, и пока еще не сильно распространенная в Европе. Гранитные плиты парапета все исписаны фломастерами и аэрозольной краской, чаще всего встречается надпись: «On vous aime, Vera!» - «Мы тебя любим, Вера!». Есть и англоязычные надписи и даже одна на русском - “Ты будешь вечно жить в нашем сердце!”. Интересно кто это написал? Посольские? Нет, вряд ли. Скорее эмигранты. В Париже еще со времен Революции живет большая русскоязычная община.

- Просто идеальное место для убийства... – со вздохом произносит Сергей Сергеевич, посмотрев вниз на въезд в туннель

- Про что и речь…

Я бережно укладываю на парапет огромный букет, поправляю отдельные цветы и хрустящий целлофан. Рядом Майкл также бережно расправляет траурные ленты на букете алых роз. Мы, молча, стоим, и вся площадь тоже скорбно замолкает. Даже репортеры на время перестают щелкать затворами своих фотокамер. Это минута молчания...

Чувствую, как меня кто-то осторожно теребит за полу моего плаща. Опускаю глаза и вижу темноволосую девочку лет восьми. Она протягивает мне небольшого плюшевого медвежонка ярко-желтого цвета.

- Хочешь посадить его рядом с моими цветами? – по-французски спрашиваю я

Девочка кивает. Подхватив ее, даю ей возможность пристроить своего медвежонка среди роз. Неожиданно она обнимает меня за шею и снимает мои очки, заглядывая мне в глаза

- Ты плачешь, да? - спрашивает она - Не плачь! Мама сказала, что Вера теперь на небе с ангелами, и ей там хорошо.

От неожиданности я теряюсь и даже не знаю, что ей ответить. Я просто в шоке от ее слов... Репортеры, стоящие рядом, жадно прислушиваются к нашему разговору и снимают все на камеру

- ...А что еще твоя мама сказала?

- Что ты теперь никогда не приедешь к нам выступать – хмурится девочка - Это правда, да?

Ох, и вопросы у этого ребенка… Я бы предпочел сейчас промолчать, но все вокруг напряженно ждут моего ответа, и мне приходится ей отвечать

- Как тебя зовут, красавица?

- Жюли…

- А ты хочешь, чтобы я приехал, Жюли? – девочка радостно кивает – Тогда я обязательно снова приеду. И мы обязательно выступим в Париже. Но не в этом году.

- Тогда в следующем?

Детская непосредственность опять ставит меня в тупик. Я правда не знаю, что ей ответить. На мое счастье сквозь толпу к нам прорывается молодая женщина, видимо ее мать

- Жюли, разве так можно?! Простите ее… - это уже мне

- А Викто’р сказал, что он будет выступать в Париже! – радостно сообщает ребенок маме и всем окружающим