– Ромка, я тебя люблю. Слышишь, – бормочу ему на ухо.

Я вцепилась в него с такой силой, что меня, наверное, будет не оторвать даже клещами.

– Слышу, Анют. И я тебя люблю. Сильно люблю. Больше всей жизни, – признается Рома, и тут я не выдерживаю.

Горькие слезы обжигают мои щеки. Я утыкаюсь ему в грудь и уже откровенно начинаю плакать.

– Ну Анютка, ты чего малышка? Как будто я на плаху иду, – пытается быть веселым Рома, а у самого голос серьезный-серьезный. Да и объятья такие крепкие, что не отпрянуть.

– Ромка, пиши, как сможешь, хорошо. Я буду ждать каждой весточки, каждого письма.

– Письма точно буду писать. Они разрешены. А остальное, если будет возможность, конечно, Анютка.

– Ну все. Роман, пора идти. Прощайся со всеми, – отвлекает нас Надежда Андреевна.

– Ок! – немного растерянно произносит Рома и целует меня.

Я нехотя отпускаю его, чтобы он смог попрощаться с друзьями. Он жмёт им руки, с кем-то обнимается. Парни смеются, пытаясь смягчить напряжённую обстановку. После Рома целует маму и обнимает отца. Тот по-отечески хлопает его по спине и говорит напутствие.

Рома снова подходит ко мне и вытирает с моего лица мокрые дорожки слез. Целует, крепко прижимает к себе на прощание.

– Сообщи, куда тебя распределят. В какой город. Хорошо? – обеспокоенно тараторю я, повторяя без конца одни и те же слова.

Мы уже всё обсудили по миллиону раз, но я все равно переживаю. Все от нервов и от стресса.

– Люблю тебя, Анют. Береги себя. Не давай никому в обиду. Если что, обращайся к Марку. В любое время. Поняла? – тихо говорит Рома, шумно вдыхая запах моих волос.

– Хорошо. И ты. И ты себя береги, – хнычу я.

– Обещай не реветь. Ну все, пора. Люблю тебя, малышка. Безумно люблю. Помни это, – Ромка целует меня в последний раз и отстраняется.

Сжимает мою ладонь и подмигивает, а потом уходит…

Я утыкаюсь в свои ладони и начинаю реветь в полную силу. Ко мне подходит Лера с Варей и крепко обнимают.

– Ну все, все, не реви. Ромка же сказал – не рыдать, – успокаивает меня Варя.

– Анютка, все будет хорошо. Не расстраивайся. Ну, посмотри. Все нормально. Жизнь не остановилась, – поддерживает и вторая подруга.

От их слов мне сделалось только хуже. Я смотрю на удаляющуюся спину своего парня и не верю этому. Не верю, что он уходит.

Вскоре, когда Рома скрывается из виду, мы едем по домам. Друзья не разрешают мне остаться одной, и мы заваливаемся к Марку всей дружной компанией. И я им благодарна за это, иначе я бы сошла с ума одна. Так сильно скучаю по нему.

Так сильно его люблю! И непременно буду ждать! Все будет хорошо!

Эпилог

Аня

– Ну, где же ты Березов? – бормочу сама себе под нос, всматриваясь в туманную дымку горизонта.

Я приехала на пол часа раньше прибытия поезда. И сейчас уже была готова бежать по рельсам навстречу поезду. Невыносимо трудно было держать себя в руках.

Проходящие мимо люди, наверное, думали, что у меня не все в порядке. То я нервно притаптываю ногой, то тереблю непослушные длинные волосы, бесконечно проверяю время на часах и постоянно разговариваю сама с собой.

В принципе я не считала себя сумасшедшей. Ведь последний год был поистине самым тяжёлым для меня.

Все началось, с того, что по распределению Ромку отправили в самую-самую дальнюю точку на карте. Семь тысяч девятьсот восемнадцать километров – таково было расстояние между нами. Его отослали в какое-то село под Якутском. И это было катастрофически далеко. Почти пять суток езды на машине. А по деньгам нереально много.

Не знаю, по каким принципам распределяют ребят служить. Видимо, чем дальше от родного города, тем лучше. Наверняка, чтобы родственники уж точно не смогли навестить военнослужащего.

Конечно, я не смогла приезжать к нему. И первые два месяца мы общались через письма. Телефоны у них забрали в первую же неделю. У всех до единого. Какой-то парень провинился, и из-за него наказали всю часть. Рома не мог мне писать каждый день и тем более звонить.

В письмах он сообщал, что с ним все хорошо. И что он бесконечно меня любит и скорее хочет вернуться ко мне. Про трудности Рома ничего мне не сообщал. Скорее всего нарочно, чтобы меня не расстраивать.

Правда рассказывал иногда истории. Например, один парень сбежал из армии и теперь его ждёт строгое наказание. Уж не знаю, чего именно. Возможно даже военная колония.

А ещё рассказывал то, что многие, да почти все закурили в армии. Там часто были перекуры. А кто не курит – тот отжимается. Таково было правило. И ребята, чтобы не отжиматься, потому как это было физически очень тяжело, начинали курить. Но Ромка мой держался. Отжимался, но не курил.

После двух месяцев ужасной скуки, слез и одиночества я решилась на отчаянный шаг. Я поехала к родителям Ромы с серьезным разговором за пазухой.

Надежда Андреевна встретила меня с радостью и выслушала мою просьбу.

Я, прошерстив разные статьи из интернета, узнала, что иногда служащих переводят в другие части. Но для этого надо иметь какие-либо основания для перевода. Либо связи, либо ещё что-то.

Так вот, с этой просьбой я и обратилась к родителям Ромки.

Мама и папа долго слушали меня и обещали подумать над моим предложением.

Не знаю, что произошло. Или родители смягчились и решили сжалиться надо мной? Или видели мое плачевное состояние на тот момент. Ведь я расплакалась прямо у них дома. И не специально, а просто так получилось. Я безумно скучала по их сыну и сильно переживала за него. Или же им тоже стало жалко Рому?

Но вскоре Надежда Андреевна позвонила мне и сообщила, что Рому перевели в другую часть в Подмосковье. А ещё то, что к нему можно будет приехать. Только нужно заранее позвонить в часть и уточнить в какое время возможны посещения.

Счастью моему не было предела. Я скакала весь день и благодарила бога, за то, что у меня все получилось.

Тем же днём я отпросилась со всех лекций, отпросилась у мамы и поехала за билетами и провизией на целую роту солдат. Благодаря Роме я уже знала, что «со своими» там принято делиться.

В одном из писем он рассказал про парня, который хрумкал ночью печенье и ни с кем не поделился. Мало того, что он пронес его в саму часть – что категорически запрещено. Так он ещё и слопал все один.

Так вот. Старшина его засек и поднял всю роту. В итоге мальчишки не спали всю ночь. То приседали, то отжимались.

Ромка вообще говорил, что их буквально изнуряют физической нагрузкой. И хоть он был не хлюпиком, но порой и ему приходилось трудно.

Наша первая встреча была невероятной, нереальной, незабываемой. Мне сразу бросилось в глаза, что Ромка изменился.

Взгляд был серьезный, плечи стали ещё шире, а руки сильнее. Он так сильно сжал меня в объятьях, что я даже пискнула.

Долго сидеть нам не разрешили. Но я была благодарна каждой минуте, проведенной рядом с ним. А как долго мы целовались? Ромка не мог меня отпустить, а в конце я снова разревелась у него на плече.

Спустя два месяца я вновь навещала его. На этот раз Рома был более радостным и бодрым. Сказал, что часть ему эта больше нравится. Рома поблагодарил меня за мой поступок.

Со всеми ребятами удалось легко найти общий язык. А еще Роме удалось занять такую позицию, в которой максимально не трогают. Хотя было сложно уловить эту грань. Он сдружился с парнями, и они держались вместе. Так было легче.

И конечно Рома признавался в любви. Бесконечно долго повторял, как заклинание, что любит меня.

И это придавало мне сил держаться более-менее бодрячком и ждать, ждать, ждать.

Больше мне не удалось приехать. Не разрешили. Зато незадолго до дембеля к нему приезжал старший брат. Он был проездом в Москве и заезжал к Роме. Он привёз ему новый телефон. И мы с Ромой стали общаться каждый день.

* * *

Я слышу звуки поезда. Мое сердце подскакивает в груди и начинает стучать все сильнее и сильнее. Кажется, оно даже бьёт в такт звукам колес. Смотрю вдаль. Смотрю, смотрю, смотрю. И наконец-то вижу фары и грозную железную кабину.