– Спасибо, – благодарит Аня и пододвигает к себе пузатую чашку с чаем.

Я тоже беру кружку и немного отпиваю обжигающего крепкого напитка. Смотрю на отца, который нервно поправляет очки на переносице. Смотрю на маму, которая наконец-то садится напротив нас. Жду, когда кто-нибудь из них начнет говорить. По традиции – это мама.

– Рома, мы твоей девушке вчера все рассказали. И про армию, и про наше особое положение. Я понимаю тебя, ты все ещё злишься на нас. Но мы хотим извиниться и попросить тебя переехать снова к нам. Мы тебя не прогоняли, и всегда рады видеть дома.

Бла-бла. Мама умеет быть заботливой, когда это нужно. Но только зачем? Переживает за меня? Или за свой статус любящей матери?

Слушаю ее в пол-уха, потому как знаю, они все равно не изменят своего решения. Но одно слово все же оседает в мыслях.

Девушке? Мама назвала Аню моей девушкой? Я поворачиваюсь к новоиспечённой избраннице и вопросительно выгибаю бровь.

Она улыбается мне, при этом под столом щипает за ногу. Я кашляю от неожиданности. Интересно, сама представилась так? Или родители додумали?

– Ммм. Понятно, – сдержанно отвечаю я.

Не могу я сейчас при Ане быть злым. Все-таки ее близость волшебным образом влияет на меня, и немного смягчает мой нрав.

– Ты согласен? Ты переедешь? – спрашивает мама, не спуская с меня холодноватого взгляда.

– Нет. Я не согласен. А смысл? – ровно отвечаю я.

– Как же? Смысл есть. Ты наш сын, и должен жить с нами, а не где-то в общежитии. И ты поступил слишком импульсивно и неправильно. Рома, в армии нет ничего ужасного. Многие через это проходят. Мы военная семья! Неужели тебя нас не жалко? У меня скоро юбилей! Мы хотим пригласить всех родственников, и собраться всей семьёй. А ты избегаешь нашего общения. Не пишешь, не звонишь.

– Что от меня требуется? – спрашиваю, прервав ее.

– Переехать в свой дом. Или хотя бы нам звонить, – вмешивается папа и по-доброму смотрит на меня.

Слева от себя слышу Анин тяжёлый вздох. Блин, надо заканчивать этот театр.

– Хорошо, я подумаю, – говорю твердо, чтобы мама успокоилась.

Наступает тишина. Какое-то время мы просто пьем чай. Аня понемногу кусает пирог, а у меня совсем нет аппетита.

Мне кажется, мама переживает за свой юбилей больше, чем за меня. Ведь приедут все друзья и родные, и в любом случае будут интересоваться почему меня нет на празднике.

Вскоре тишина начинает трещать напряжением, и папа, первый заметив это, что-то спрашивает про учебу и про экзамены.

Я отвечаю коротко. Мама молчит, и чувствуется, что она недовольна моим ответом. Ну а что она хотела? На что надеялась?

Выпив чай, мы быстро прощаемся с родителями. Напоследок мама снова поднимает болезненную тему и что-то щебечет Ане о радости знакомству с ней. Здесь как раз чувствуется искренность. Аня ей и правда понравилась. Конечно понравилась, иначе и быть не может.

Мы выходим на улицу, и с плеч сваливается тяжкий груз. Становится легче дышать. Со мной рядом идёт Аня, и я не отказываю себе в мягкой провокации.

– Ну что, девушка моя, поехали прокатимся? – подмигиваю Ане.

– Поехали. А куда?

– Есть одно место, идем, – я беру ее за руку, и мы вместе выходим из двора.

Сейчас нас точно никто не видит, и я безумно рад, что Аня, понимая это, не отбирает свою хрупкую прохладную ладошку.

– Ром, а ты правда подумаешь над тем, что сказала мама? – спрашивает Аня уже около машины.

– Нет. Все остается как есть…

Глава 28 Откровения

Аня

Мы забираемся в машину, и я чувствую смятение рядом с ним. Теперь Рома знает, что я его девушка. Значит ли это, что мы теперь пара? Спросить прямо я не решаюсь. Да и не самый подходящий момент.

Рома плавно выезжает на дорогу, а я смотрю на хмурое задумчивое лицо и не знаю, что сказать. Как-то слишком быстро я оказалась в самом эпицентре их семейной жизни. За один день познакомилась со всеми членами его семьи, узнала недомолвки и секреты, и стала его девушкой.

От переизбытка информации у меня слегка кружится голова. Немедленно требуется все разложить по полочкам. И пока мы молчим, я решаю хоть немного разобраться. Итак, что мы имеем.

Рома живёт отдельно от родителей – это раз. Между ними идёт холодная война – это два. На примирение Рома идти не хочет – это три. Мама попросила меня с ним поговорить – это четыре. Кажется, мы помирились – это пять. Теперь мы пара – это шесть. Хотя нет, это пока под вопросом. И, наконец, Рома летом поедет служить – это семь.

М-да. Почему-то из всей этой информации последняя новость волнует меня сильнее всего. Как-то я не была готова к ней вчера, и до сих пор чувствую какую-то непонятную внутреннюю дрожь. Я не в силах это изменить. И от этого становится особо печально на душе. Целый год. Его не будет целый год. Время летит быстро… Но год…

– О чем думаешь? – спрашивает ласково Рома. – Мы ненадолго, если ты переживаешь об этом. Вчера я брал выходной, а сегодня должен выйти на работу. Поэтому у нас есть совсем немного времени. Долго же мы спали.

– Я не об этом думаю.

– А о чем?

– Обо всем. Почему ты не сказал, где на самом деле живёшь? – смотрю на него.

Рома мельком скользит по мне, а потом возвращает свой взгляд на проезжую часть.

– Не успел… Ты же видела мое состояние. Я закрыл глаза и в миг уснул. Хотя выпил пару глотков. Еле дождался тебя. Да и настроение было, честно говоря, хреновое. Прости.

– Ничего. Это ты прости. Но я хотела как лучше. Думала, отвезу тебя домой.

– Не переживай. Все нормально. Насчёт родителей – даже не думай.

– Ром, прости за тот шоколад. Но ты меня вывел… – решаю ещё раз извиниться и до конца исчерпать тот конфликт.

– Анют, я всегда готов тебя прощать. Да и не обиделся я вовсе. Просто решил дать тебе время разобраться в себе, поэтому не звонил и не писал. Да и вчера, когда ехал к тебе, до конца не был уверен, что выйдешь ко мне. Просто хотел подарить цветы и порадовать тебя. Рассказать про коробку.

– Это хорошо, – говорю ему мягко.

– Точно. Хорошо… – немного отрешенно отвечает он.

Все же Рома какой-то слишком серьезный. Кажется, что он далеко отсюда, не со мной.

Я хочу что-то сказать или спросить, но молчу. Просто чувствую, что тем самым отвлеку Рому от раздумий. Может он думает о маме и о том предложении?

Так в тишине мы доезжаем до нужного места. Я сразу его узнаю. Берег реки, где мы танцевали медленный танец. Сердце начинает биться чаще, и я нервно ерзаю на сидении. Поправляю шарф и смотрю в окно.

Река сонная и ленивая. Деревья дрожат на ветру, беспокойно шевеля серыми лапами. Небо белое, трезвое и холодное. Кое-где очень медленно и низко пролетают черные птицы. Сегодня здесь спокойно.

– Не против? Мне здесь понравилось, – голос Ромы звучит тихо в салоне автомобиля.

– Мне тоже, – соглашаюсь я.

– Тогда пошли, – Рома кивает головой в сторону реки.

Мы выходим из машины и медленно, ступая по мягкому снегу, идём к безлюдному берегу.

– Цветы. Они исчезли, – замечает не без грусти Рома.

Я поворачиваю голову и да, вижу – их нет.

– Занесло снегом. Жалко их. Замёрзли, погибли, – с теплотой в голосе отвечаю я.

Мне не нравится его настроение. Улыбается, но как-то не так. Как-то очень печально.

– Есть такое. Новые вырастут, – говорит Рома и подходит совсем близко к кромке тонкого льда.

Я остаюсь немного позади и смотрю на его спину.

– Мама не рассказывала про дядю Мишу? – вдруг спрашивает он.

– Нет, – коротко отвечаю и подхожу к нему. Необъяснимая тревога подкрадывается к самому горлу, и я шумно вздыхаю.

Встаю рядом и смотрю в туманную даль вместе с ним. Жду.

– У меня дядя погиб в армии.

– Что? – ахаю я от совершенной неожиданности услышать такое, – Как это погиб?

– Мне было пятнадцать лет, а ему как и мне сейчас – двадцать три года. Точнее пошел служить он в двадцать три, а погиб в двадцать четыре уже, – Рома нарочито выпрямляет спину и поднимает голову выше. К небу.