Я разозлилась. Просто озверела. Я вам покажу! Суки! Вы еще узнаете Борисову! Кровью будете харкать. Блевать бриллиантами своими. Встала, пошла на кухню, смела со стола чашки, пепельницу, фантики, бумажки, журналы и выбросила в мусорное ведро. Сегодня вы у меня получите. Все, до единой. Твари!
Вернулась в кровать и, засыпая, подумала: я не буду жечь напалмом все рублевские деревеньки, как Олейникова, но одну я точно подпалю.
В семь вечера я подъехала к ресторану «Горки».
«V ежегодная церемония вручения премий Glossy People – Главные люди «Глянца» – кричала растяжка, висевшая над Тверской.
– Здесь нельзя ставить машину, – подскочил ко мне охранник ресторана. – Освободите место.
– Да что вы говорите? – сказала я, вылезая из машины аккуратно, чтобы не порвать каблуком тонкую ткань платья. – Ключи возьмите от машины и поставьте как нужно. И чтобы никто не задел – вы отвечаете!
– Так вы надолго? – он засуетился вокруг меня, хотя и сохранял каменное выражение лица. Хотя, может быть, другой гримасы это лицо не знало.
– Практически навсегда, – я уже открывала тяжелую парадную дверь.
На сцене суетились люди с проводами, монтировавшие экран. На церемонии мы собирались показывать ролики, кадры из жизни замечательных людей, которые сегодня получат премию – статуэтку в виде Венеры Милосской. Идея была моя. И поддержана была всеми сотрудницами редакции. Когда художники принесли макет, Затуловская удивилась:
– А куда делись руки?
– Так и было задумано. Венера – она же без рук, – сказали в один голос я, Островская и художники.
– Без рук не годится. Мы журнал о роскоши и успехе, инвалидов нам не надо.
И художникам пришлось приделывать Венере руки. Они, конечно, ржали, но не возражали. Заказчик всегда прав. Теперь все двенадцать статуэток – с руками, прикрывающими лобок (дизайн Затуловской, отличавшейся ханжеством и не выносящей даже слова «секс»), стояли рядком на рояле в глубине сцены.
– Ты что здесь делаешь? – Лия смотрела на меня, как на воскресшую из ада.
– Пришла на вечеринку по приглашению. Оказать моральную поддержку коллегам, – ответила я, демонстрируя дьявольское самообладание.
– С ума сошла? Если тебя здесь увидят – скандал грандиозный будет! Сразу же доложат нашим, – она взяла меня под руку и попыталась сделать несколько шагов к выходу. – И Аня может прийти.
Аня ходила на вечеринки журнала редко. Только чтобы проинспектировать сотрудников. Никто не знал, когда именно она появится – в начале, в разгаре или в конце. Это держало народ в напряжении. Затуловская не появлялась никогда. Предполагаю, что она комплексовала – Марине не удавалось светское общение. Тут требовалось говорить на равных и быть любезной, а Затуловская умела только давить.
– Алена, ты же не хочешь публичного скандала?! – Островская попыталась наехать. А я улыбалась.
– Нет, не хочу. И его не будет, – я села за стол с табличкой VIP и налила себе воды.
– Алена, я тебя очень прошу, уходи! – Лия сделала движение, собираясь отнять у меня бокал. – Надо принимать поражение достойно.
– Правда? Я тоже так думаю, – я демонстрировала улыбку светской дамы. Я срисовала ее в «Воге» у гламурных див.
Ну и что ты теперь сделаешь? Стащишь меня с кресла? Зал постепенно наполнялся гостями. Кто-то уже махал мне рукой от дверей. Я махала в ответ, не очень разбирая, кто это.
– Я лично от тебя такого не ожидала, – бросила она, отходя.
– Я, честно говоря, тоже, – пробормотала я ей вслед.
Ко мне летела Мила Ямбург.
– Аленушка, как я рада вас видеть! Чудесно выглядите! А платье какое, это что, Marni? У них было в коллекции такое же зеленое. Или винтаж? Вы так ко мне и не зашли, хулиганка. А мы вас ждали. Я сумочку для вас оставила…
Я пригласила Милу сесть рядом. Платье я купила днем в небольшом магазинчике в «Рамсторе».
Ямбург не давала мне вставить слово, и это было хорошо. Я кивала ей, изредка роняла «да, нет, да что вы говорите?» и наблюдала за редакционными девушками, сбившимися в кучку. Лия, Жанна, Лиза, Вера что-то обсуждали, глядя на меня.
– Борисофф, Алена Борисофф! – Я обернулась. Жаклин Ано, уже порядком набравшаяся, обнимала меня за плечи. – Харроший, харроший! Смотри, какой харроший. Почему ты не встретить Жаклин?
– Прости, дорогая, садись с нами! – сказала я, неожиданно тоже переходя на «ты». – Это лучшее место. Сцену тут отлично видно.
Жаклин плюхнулась на стул.
– Кто мне принести champagne?
Официант уже открывал бутылку.
– Какой харроший, симпатичный есть! – она огласила зал грубоватым смешком.
– Уи, вы любить L’Or. У тебя кулон L’Or. Жаклин угадала! – Ямбург и Ано сцепились языками, давая мне передышку.
В сумке проснулся телефон.
– Пардон, – я изящным жестом извлекла трубу из серебряной сумочки Blumarine (цапнула в миланском аэропорту) и, даже не взглянув на экран, ответила: – Алло, я слушаю.
– Алена, это ты?
Мгновенно все звуки, люди, запахи, краски, которыми был наполнен зал, исчезли. Так бывает в кино, когда герой узнает страшную новость. Типа, вам тут всем еще жить и жить, а я подохну через месяц. Между героем и миром сразу возникает стена.
– Алена, ты меня слышишь? Это я. Алло, алло, Алена!
Это был он. Человек, по вине которого между мной и миром чуть не возникла стена. Я больше не позволю ему разрушать мои отношения с жизнью.
– Вы ошиблись номером, – сказала я и захлопнула книжицу. Выключила телефон совсем.
К столу подошла Вера.
– Добрый вечер! Извините, я отвлеку Алену Валерьевну, – она наклонилась над моим ухом.
– Ты героиня, ты знаешь об этом? Девки желчью плюются. Островская уже Ане позвонила, – я слушала ее жаркий шепот и изучала реакцию внутри себя. Никакой. Мне было все равно. Даже если сейчас сюда приедет Волкова с отрядом ОМОНа. Хуже будет только журналу. Не мне.
– Алена Валерьевна, там заместитель министра приехал, – сказала Вера уже громко, на публику. – Нужно его встретить.
– О, Дима Васильев! Ты знаешь, Аленушка, он с моим мужем когда-то в «Видео-Интернешнл» работал. Мы с ним прекрасно знакомы. Он чудесный, и умница большая, – сказала Мила.
– Да, согласна. Он потрясающий профессионал, – ответила я, поднимаясь из-за стола. Я в глаза не видела этого Васильева, но следовала неписаным законам светского общения. Все знаменитые люди знакомы друг с другом. И никогда плохого друг о друге не скажут. Только в узком кругу.
Вера бежала за мной к дверям.
– Знаешь, что ей Волкова сказала? Сказала – не лезьте ко мне с вашими бабскими дрязгами. Сами разбирайтесь. Аня вообще теперь не приедет. Островская просто в ярости. Сказала, что тогда не пойдет Васильева встречать. Чтобы ты пошла, если ты такая наглая.
Васильев, к которому меня подвела Вера, оказался мужчиной лет сорока пяти. Крупный, невысокий, с жесткими седоватыми волосами и цепким умным взглядом. Он стоял в окружении нескольких знакомых телевизионных лиц.
– Это Алена Валерьевна, наш… – Вера запнулась. Я посмотрела на нее. – Наш главный редактор, – закончила она фразу.
– Очень приятно, Димитрий, – Васильев пожал мою руку и не выпускал несколько лишних секунд. – А вы красивая. Даже странно.
– Почему странно? – я фыркнула. Надо бы обидеться, но теперь таких эмоций не было в моем арсенале.
– Потому что я читал ваше письмо министру. Про что там было, про конкурс какой-то, кажется?
Вообще-то письмо было подписано Полозовой, но это не важно.
– Да. Про конкурс молодых журналистов.
– Да. И журналисток. Красивые таких писем не пишут. Вы исключение.
Я смутилась, начала краснеть. Стоп! Не терять самообладания. Не поддаваться.
– Мы очень рады, что вы смогли приехать. Позвольте, я вас провожу за ваш стол, – неожиданно я стала хозяйкой праздника, на который, по идее, вход для меня был закрыт.
– Не трудитесь, Алена. Я пока с коллегами покурю. А вы мне место рядом с собой оставьте. Договорились?
– Хорошо.
