— Ты обладаешь великой мудростью и силой, Всеотец, — это было утверждение, не требовавшее доказательств. Подобные слова можно было бы посчитать лестью, если бы они не были насмешкой. — Почему ты считаешь, что это существо сильнее тебя?
— Потому что его ты боишься больше, чем меня, — просто ответил Один, направляя коня в сторону дворца и молчаливой свиты, мерзнувшей неподалеку.
Локи так и остался сидеть, судорожно сжимая в руке поводья, глядя, как Всеотец уезжает с кладбища, ни разу не обернувшись. Глупо было думать, что он не понимает истинной причины всего происходящего. Печальная полуулыбка выглядела наклеенной на лицо, пустой взгляд был слепо направлен вдаль. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, все сводилось к проигрышу; не стоило даже пытаться обыграть Одина в его собственной игре. Сейчас царевичу предстояло вернуться в поселение, чувствуя всю тяжесть брошенных отцом слов, но когда он зайдет за ограду, никто не узнает, что произошло рядом с курганом, где похоронен младший сын правителей Асгарда и Ётунхейма.
====== Глава 22 ======
Возвращение в Асгард было долгим. Один специально не торопил восьминогого коня, обдумывая произошедшее. Получившийся разговор с младшим сыном вышел почти бесполезным и в некоторой степени неожиданным. Множество вопросов о матери, об асинье, которую Локи никогда не знал, были досадной неприятностью. Отец богов и людей хорошо помнил тот день, когда увидел царицу Ётунхейма и не смог спасти, но Локи рассказывать подробности той мимолетной встречи не собирался. Зачем впечатлительному полуётуну знать, что на самом деле произошло в тот день? В ледяном царстве целительные камни не действовали, а царица потеряла так много крови, что спасти её могла только обладательница дара исцеления. Она же спокойно дожидалась мужа во дворце Асгарда и не ведала, что её помощь необходима страждущей.
Не имея возможности спасти женщину, Один сосредоточил все свое внимание на ребенке, но царица и этим была недовольна. Короткий предсмертный разговор на всю жизнь запечатлелся в памяти владыки:
— Вернись в Асгард с нами. Тебя все ждут, и никто не тронет.
— Молчи, царь погибающего Асгарда. Я царица Ётунхейма, и я останусь верна своему государству и своему народу. Я проклинаю тех, кто породил меня в гниющем городе богов. Я умру здесь, рядом с моими детьми, убитыми тобой, отец смерти.
— Мы не оставим тебя здесь.
— Если ты попробуешь забрать мое тело в город богов, я прокляну тебя и весь твой род, Один. И не смей прикасаться к священной жертве.
— Он твой сын.
— Он недоношенный урод и единственное, что он может, это отдать свою никчемную жизнь на благо своего народа. И я прокляну…
Последние минуты жизни царицы Ётунхейма были пронизаны болью, отчаянием и злобой, направленной на того, кто почти уничтожил принявший её народ. На того, кому она сама когда-то кланялась и клялась в верности. Один никогда и никому не рассказывал о том, что произошло в храме, Локи неоткуда знать правду. И лучше, если он никогда её не узнает. Кто бы ни рассказал ему о матери, он не может поведать о том, что видели только Один, умирающая женщина и… новорожденный младенец.
Один усмехнулся: прошли столетия, спасенный младенец давно вырос и с возрастом стал очень похожим на мать. Не внешне — сколько бы раз Всеотец не изучал черты лица полукровки, не мог найти схожести; но Локи достался ее тяжелый характер — в полуистеричных воплях сына на кладбище Один слышал голос той, которая приговорила его к смерти во имя интересов чужого ей народа. Фразы, слетавшие с губ царевича, точно также отдавали театральностью. Женщина, поведшая, вопреки законам своего нового дома, в бой армию, очень любила лживый пафос. Как она говорила?
— Не вернутся домой живыми асы, напавшие на нашу родину. А вернутся они только духами темными и демонами порочными!
Когда над полем битвы раздался ясный и чистый голос, усиленный магически, многие отвлеклись от битвы, чтобы увидеть его источник. Асов поразила эта маленькая женщина в доспехах, стоявшая во главе армии великанов. Она едва доставала до плеча самому низкому из них, но решимость и царское величие сквозили в каждом жесте. Ее глаза горели беспредельной ненавистью, её рот искажался в безумной усмешке. Один очень хорошо запомнил царицу в тот момент. Но он мог наблюдать и восхищаться её отчаянным бесстрашием всего несколько мгновений, потом армии столкнулись, и он потерял её из виду. Вторично встретились они уже в храме.
С тех пор прошло много столетий, но Один до сих пор помнил собственное изумление, когда впервые поймал на лице маленького Локи такое же выражение, какое было у его матери в день своей смерти: те же горящие глаза, решимость во взгляде, подвижные мышцы лица, мертвенная бледность. Она была блондинкой — он брюнетом, её глаза отливали голубым, его — зеленым, в чертах лица не было никакой схожести. Если бы какой-нибудь художник изобразил мать с сыном, то никто бы не определил, что они ближайшие родственники. Но характер (известный Одину еще с тех пор, когда асинья жила в Асгарде), пластика, выражение лица — все это передалось младшему сыну.
Насколько не стоило в момент битвы слушать крики женщины, настолько, как вскоре понял Всеотец, не стоило придавать большого значения и полуистеричным воплям сына, слетавшим с его губ в моменты наивысшего безрассудства и паники. То, что Локи обожает театральные эффекты, обожает играть голосом, принуждая других восхищаться или даже повиноваться — Один знал давно. Правда, раньше он никогда не смел дерзить своему отцу, но с другими позволял себе вольности, и Один не раз краем уха слышал обрывки пламенных речей. И хотя произошедшее на кладбище сильно разочаровывало отца богов и людей, он был рад хотя бы тому, что Локи сменил тактику — из жертвы превратился в воина. Пока ему можно позволить дерзить.
Образ царицы Ётунхейма незаметно сменился образом царицы Асгарда. Фригг — высокая, красивая, статная женщина, украшенная убором из перьев цапли — символом молчания и забывчивости — Один видел её такой незадолго до свадьбы: в белоснежных одеждах, опоясанных золотым поясом с тяжелой связкой ключей. А ведь, наверняка, Локи считает, что его настоящая мать превосходит приемную во всем, особенно в красоте. Хорошо, что он её никогда не видел: рядом с Фригг царица Ётунхейма лишь бледная тень.
Один подъехал к дворцу, спешился, приветствуя прекрасную супругу. Фригг стояла в дорожном платье, не замечая снега. Её молчание и красноречивый взгляд говорили о том, что она ждет ответы на все свои невысказанные вопросы. Она точно знала, куда и зачем ехал Один, и ожидала скорейшего возвращения мужа и сына.
Царь позволил увести себя в Фенсалир — болотные палаты, как он сам их прозвал. Это было самое чудесное место во всей столице — белоствольные златокудрые березы не опадали даже зимой, из-под снега выглядывали золотые ромашки — свадебный подарок с сюрпризом — с топью, где жило множество цапель и лягушек — царь Асгарда всегда любил хорошие, пускай и не очень добрые шутки. Именно здесь царица проводила большую часть времени, следя за мастерскими, где изготовлялись одеяния из тончайшего льна и шерсти. Когда же она сама садилась за прядильный станок, то по небу начинали проплывать полотна яркоокрашенных облаков.
Давно уже Один не заходил в женские палаты, вызывая, если приходила надобность, супругу к себе. А вот младший сын еще в детстве облюбовал палаты матери и проводил там огромное количество времени. Уж не здесь ли, в тени берез и под неусыпным контролем матери, он занимался тем, чем бы ему никогда не позволил заниматься отец? Подозревать Фригг в сговоре с младшим раньше даже в голову не могло прийти Одину, но не после последних событий: откуда еще Локи сбегать в другие миры, если не из покоев, не видимых глазу Хеймдаля?
— Поездка прошла удачно?
Один словно очнулся: они уже давно вошли в комнату, Фригг сидела за прялкой, а из-под её рук выскальзывала золотая нить.
— Локи недостоин своего титула и своей семьи, — ответил царь Асгарда, подождав, пока девушки оставят их с супругой наедине. — Он жалок и полностью разбит. И как он мог завоевывать мир смертных? — Один помолчал немного, но Фригг не спешила перебивать. — Он откуда-то разузнал правду о своей матери. А ведь даже Хагалар ничего не знал.
