Ётунхейм так и не оправился после разрушений, нанесенных взбесившимся Радужным Мостом. И без того разоренный мир верно шел к гибели, но мужчины, способные носить оружие, думали вовсе не о стабилизации обстановки, а о скорейшей мести Асгарду. Будто асы виноваты в том, что силы моста вышли из-под контроля. Будто асы, а вовсе не етуны, заморозили Хеймдаля — единственного стража, безупречно управлявшегося со сложнейшей техникой.
Проблемы этих трех миров можно было решить, возродив Радужный Мост. В Ванахейм послать единственную плоть Одина, пусть учится справляться хоть с чем-то действительно важным, в Юсальвхейм направить уполномоченных послов Асгарда вместе с заложниками, а с Етунхеймом провести переговоры через сына Лафея — наследника двух народов.
Оставались два проблемных мира и три группы интересов, если принять во внимание разделение Свартальвхейма на владения темных альвов и цвергов. Эти миры, и без того недружественно настроенные, создали нечто наподобие мидгардского телефона, через который плели общий заговор и готовились воевать с Асгардом за свободу и независимость, по возможности увлекая за собой прочие миры. Хорошо, что никто из них не воспринимал всерьез Мидгард со всеми его технологиями, которые великаны и карлики просто не замечали. Пока им не удалось построить аналог Радужного Моста для переброски военных частей — договоренности были устные, но они пугали своей точностью, продуманностью и неотвратимостью. Хагалар приложил много сил, чтобы разузнать, какие именно у союзников претензии к Высокому миру. Ученых Асгарда все знали как идеологических противников Одина, поэтому доверяли им хотя бы в небольшой мере, надеясь увидеть в их лице предателей и шпионов. Не имея осведомителей в Асгарде, заговорщики не могли договориться меж собой. Им нужны были планы местности и столицы, примерная численность войск и прочие важные сведения, которые могли достать только предатели. Именно на этом сыграл мастер логистики, когда начал свою безумную деятельность — он передавал сведения об Асгарде и всячески втирался в доверие к иномирцам. Список претензий и желаний, разумеется, выходил за грани разумного, но многие из них действительно требовали скорейшего рассмотрения. Их стоило не просто удовлетворить, стоило провести несколько значимых реформ, от аграрной до военной, с учетом особенностей каждого конкретного народа, но ни Один, ни его наследник никогда не пойдут на уступки — в этом даже убеждать никого не надо было, все и так догадывались, раз за тысячу лет правления Один не провел ни одной значимой реформы. Он установил мир, победив Етунхейм, он сгреб под одну гребенку всех, чтобы миры восстановились после эпохи разрушительных войн. И он до сих пор отказывался признавать, что восстановление по большей части завершено и пришло время перемен.
Нифльхейм был на особом положении. Издревле великаны радели за сохранение Семени жизни — артефакта, согласно легендам, сохранявшего стабильность Девяти Миров. Больше всего на свете они боялись, что сокровище украдут, подобно каскету, увезенному из Етунхейма. Мистически настроенные великаны тысячу лет назад восприняли чудо рождения Локи как доказательство избранности асгардского народа в общем и Одина в частности. Даже история ледяного мира была полна загадок. С одной стороны — вражда с Муспельхеймом из-за пророчества, гласившего, что именно огненные великаны уничтожат ледяных; с другой — огромный генетический проект двух научных сообществ, в результате которого появилась целая новая раса — етуны. Новые великаны оказались гораздо ближе к своим ледяным родичам, чем к огненным, что послужило еще одним яблоком раздора. После последней войны Асгарду удалось поставить в Нифльхейме удобных правителей, но подросший сын нынешнего царя был лишен свойственной ледяным этинам религиозности, в чудеса не верил и был готов пойти на сделку с Муспельхеймом против Асгарда, но дальше разговоров дело пока не шло — нифльхеймцы выжидали.
Царица Листиков вместе с прочими, гораздо хуже подготовленными шпионами, с трудом добилась того, что предлагал еще мастер логистики — заговорщики обратили внимание на Локи. Его репутация мелкого пакостника и идеологического противника Одина по неведомым Хагалару причинам распространилась по всем мирам задолго до сорванной коронации Тора. Никто не знал, что вместе с поломкой Радужного Моста царевич пал в Бездну и лишь недавно счастливо вернулся, но поселенцы поведали обо всем и даже упомянули, что Локи живет с ними, что он изгнан из золотого дворца, отправлен в ссылку и скоро будет казнен, если ничего не предпринять. Поселенцы не лгали ни в едином слове — Хагалар подбирал тех, кто искренне верил в байки про царевича, чтобы никакие магические детекторы лжи не сработали. К тому же он лично уже несколько раз спас несносного детеныша от неминуемой смерти от рук Одина. Он может принести клятву на крови, что Всеотец жаждет смерти младшего сына, и она будет верна. За последние три месяца Хагалар по уши погряз в заговоре и утащил за собой поселение, готовое идти отвоевывать для Локи трон ради лучшей жизни — своей собственной и, возможно, всего Асгарда. Но была еще одна проблема, возможно, самая большая из всех: виновник торжества ни о чем не догадывался. Ни о межмировых переговорах, ни о том, что друзья собираются возвести его на трон Асгарда ценой если уж не убийства, то отречения Одина. А еще и Тор… Старый маг не сомневался в разумности старшего сына Одина. Вступить в открытое столкновение одновременно с тремя или пятью противниками невозможно — не те у Асгарда силы. Даже военные таланты Гринольва не помогут. Пусть Локи станет царем номинально: надо выиграть время, приструнить зарвавшиеся подчиненные миры и вернуть всё на круги своя. Но пока рано посвящать Тора в детали плана — он слишком плохо продуман, не хватало многих частей. Заговорщики должны увидеть Локи, готового сотрудничать, и лучше бы они заодно увидели его полукровную сущность, доказывающую права на престол Етунхейма. А для этого надо наладить хоть какой-то контакт с царевичем, чтобы он не испоганил переговоры и не погубил многомесячные труды. Ведь речь шла не о мелком соперничестве между двумя магами, а о настоящей политике. Но в состоянии ли Локи понять, что есть вещи, более важные, чем детские обиды и ущемленное достоинство? Вряд ли. Не будь вокруг сильных магов, Хагалар бы наложил иллюзию Локи на Тора и повел бы на переговоры его. Но это было невозможно.
Стоило только Вождю подумать о проблемах, как они не замедлили появиться. Ворвались в его поле зрения, прошествовали к нему легкой походкой и сели рядом, будто ничего не случилось, будто с полчаса назад не признались, что нашли себе наставницу.
— Скажи мне, Хагалар, много ли в поселении тех, кто когда-то служил моему отцу на высоких должностях? Сравнимых с твоей, к примеру, — начал Локи с места в карьер, даже не поздоровавшись. И этот внезапный вопрос поставил старого мага в тупик и вызвал нешуточный интерес: Локи хочет собрать вокруг себя бывших дворцовых асов. Уж не о собственном ли заговоре подумывает?
— От твоего дорогого отца живыми редко уходят, — ответил он осторожно. — Доверенные лица Одина знают слишком много. Они служат либо во дворце, либо в Вальгалле. Если ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю, — Локи замолчал, а Хагалар не стремился продолжить беседу. Он наблюдал. — То есть никто здесь, кроме тебя, не осведомлен о том, что происходило во дворце пару тысяч лет назад?
— Получается, что так.
— А ты, как всегда, не скажешь мне правды.
— Может, и скажу. Попробуй.
— Что ж, скажи, действительно ли отец менял свое окружение каждые несколько столетий?
Это был очень странный вопрос. По мнению Хагалара, у Локи не должно было быть сомнений насчет феноменальной жестокости приемного отца.
— Действительно. Но не всегда столетий, иногда тысячелетий.
— Почему?
Хагалар вздохнул и погрузился в собственные воспоминания, которые не считал чем-то секретным. Ребенок хочет знать больше об отце, причем неприглядной истины. Бывший друг покажет ему истину и не солжет ни в одном слове.
