Локи пригляделся к костру и заметил, что около огня сидит молоденькая девушка, подпевающая солисту, затянувшему уже другую песню, на этот раз восхваляющую подвиги Одина и его дружинников. Странная девочка: росту небольшого, зато каждое движение какое-то чересчур дерганное и резкое. Такой же и голос — она совершенно не попадала в ноты. Прочие же асы не выказывали ни малейшего неудовольствия, спокойно смотрели, как девочка играет с огнем, едва не сажая его себе на ладонь, и подпевает своим сиплым, отвратительным голосом. Раньше Локи тоже любил забавляться со стихией. Огонь напоминал о былых временах, когда братья отправлялись в походы с друзьями, когда сидели у костра и слушали рассказы Фандрала о его подвигах или даже пели песни, посвященные героическому прошлому Асгарда. Локи до сих пор с некоторой грустью вспоминал, так называемые, «последние» посиделки. «Последние» потому, что утром следующего дня надо было идти в атаку, побеждать врагов, подвергаться смертельной опасности. Сейчас, спустя столетия, царевич прекрасно понимал, что погибнуть в тех мелких стычках ему бы не позволили, но тогда он был слишком молод и драку с тремя плохо вооруженными поддающимися противниками предвкушал, как великую битву, как важное и весьма захватывающее событие своей жизни.
Особенно часто братья ходили в Норнхайм… Под песню о бравых подвигах Всеотца Локи погрузился в счастливые воспоминая. В воспоминания о годах детства, не замутненных политическими дрязгами. Его, как и Тора, учили обращаться с самым разным оружием, учили защищаться, учили терпеть боль и едва не переносить пытки. Локи усмехнулся: лучше бы и правда их в свое время научили переносить настоящие пытки, ему бы это умение очень пригодилось. Однако отец считал иначе и почему-то ничего особенно страшного никогда не показывал и не применял, несмотря на целительные камни, которые, казалось бы, могли вылечить любую открытую рану. Кто мешал сперва раздробить кости, потом вскрыть перелом и посыпать его порошком? Хотя в детстве он вряд ли обрадовался бы приучению еще и к костедроблению. Да и какова была вероятность того, что царскому сыну придется столкнуться с настоящими пытками? Ничтожна! А вот сражаться точно когда-нибудь придется, поэтому на оружие тратилось гораздо больше времени, чем на занятия по выносливости.
Тора с раннего детства приучали к молоту. Все знали, что, вступив в пору юношества, он возьмет молот Мьёльнир и станет защитником девяти миров. Так предрекли норны еще до его рождения. Норны, давшие Тору его имя, определившие его будущее, провозгласившие его царем Асгарда. О Локи же норны не говорили ничего. В детстве младшему царевичу казалось, что отсутствие пророчества насчет него — высшая несправедливость. Сейчас он понимал, что его и не могло быть, ведь он не сын Одина. Пророчества не было, поэтому, какое он возьмет оружие, решал отец, и почему-то он остановил свой выбор на длинных предметах: копье, палка, жезл — всем этим Локи владел изумительно. Но, будь у Локи свобода воли, он бы выбрал лук, а брат, как он сам признавался в начале тренировок, очень обрадовался бы обычному доброму мечу, а вовсе не зачарованному молоту-бумерангу. Но свободы воли детям никто никогда не давал, и Локи был вынужден тратить большую часть времени тренировки на палки и посохи, хотя основным оружием, точнее, единственным, которое ему позволяли носить, были кинжалы. Конечно, сами по себе они слабы, но если помножить кинжалы на магию…
Воспоминания о магии были самыми приятными даже среди радужных детских. Локи не помнил, когда впервые понял и осознал, что владеет теми силами, которые другим не подвластны. Отец никогда не скрывал от него, что он — наследник силы Одина, наследник его магии, единственный из его детей, которому передался талант отца. Локи скривился от мысли, что отвратительная ложь проникла даже в самые светлые воспоминая о юных годах. Всеотец признавал его силу, но никогда не учил ею управлять. Единственное, что он показал, это как держать магию под контролем, чтобы она не натворила бед. На этом занятия и закончились. Локи хотел освоить это искусство, но его день и так состоял из непрекращающейся череды тренировок и учебы, нагружать себя еще и магией он был не в силах, поэтому не стал просить отца о наставнике, а попытался освоить магию самостоятельно, благо, ему никто не мешал и не запрещал.
Большая часть библиотечных книг о магии как-то сама собой оказалась у царевичей в комнате. Отец, найдя и полистав их, отметил, что вряд ли они помогут в освоении магической науки, но не забрал. Старинные фолианты призывали к неспешному освоению заклинаний, бесконечно медленно переходя от повторения элементарных к достаточно сложным, стоящим внимания будущего правителя. Но Локи не горел желанием продираться через покрытую пылью тысячелетнюю мудрость и был уверен, что и без того прекрасно знает, как использовать свои способности. Больше всего на свете он любил битвы и собирался освоить только те заклинания, которые помогут ему сражаться, и, полный энтузиазма, приступил к самообучению. Однако, спустя уже несколько занятий, стало ясно, что любое боевое заклинание жутко выматывает: запустив одну струю воды в противника, он сам напорется на меч стоящего рядом, даже если тот не попытается его атаковать. И такие последствия были у всей боевой магии. Кроме того, её освоение требовало прорвы сил и времени, а Локи лень было тратить и без того краткие часы свободы на дополнительные занятия. Оставалось пытаться найти что-нибудь простое, но действенное. И он нашел.
Иллюзии — единственный вид магии, который давался легко и не требовал много сил. Именно ими Локи и занялся. Но и эти, вроде бы, легчайшие чары давались сложно: дома можно повторять заклинания часами, и без толку. Однако в критические моменты, когда противник собирается срубить голову с плеч, стоит только захотеть, и заклинание сразу срабатывает. Локи считал, что все дело в перенапряжении, которое испытывает тело, когда понимает, что еще немного и оно может покалечиться или погибнуть. Несколько заклинаний царевич вполне успешно опробовал на врагах и пришел к выводу, что любое другое обучение магии не даст лучшего результата. Так он думал и в ту ночь, когда сидел с друзьями у костра, набираясь сил перед утренней битвой. Посиделки, как обычно, были наполнены шутками, песнями, смехом и предвкушением вкусного ужина.
— Мрачный Хогун, проснись, ты же сейчас изжаришься в огне! — дурачился Фандралл, легонько подталкивая друга ближе к костру. Локи, сидящий рядом, не преминул воспользоваться удачным предложением и помочь Фандраллу сжечь Хогуна. Хмурого воина царевич не любил всегда, даже в те годы, когда прочие друзья Тора казались ему и его друзьями. Однако попытки столкнуть Хогуна в огонь ни к чему не привели: воин не обратил на них внимания, продолжая следить за запекающимся кабаном.
— Мы веселимся, а ты мрачен, как всегда! — посетовал Фандралл, оставив бессмысленную затею.
— Да будет вам, — Сиф бросила к костру несколько больших веток.
— Надеюсь, готовка будет быстрой! Я так голоден! — Вольштаг чуть не двумя пальцами разломал надвое особенно толстую ветвь и сунул обе чурки в огонь.
— Вольштаг голоден, надо спасаться бегством! — тут же подхватил шутку Фандралл. — Он ведь опаснее, чем целая армия Ледяных Гигантов!
Все засмеялись, даже Тор, который лежал у костра и, казалось, был полностью поглощен созерцанием звездного неба.
— О нет, если не дать ему еды, то к завтрашнему дню ни одного нашего противника в живых не останется, — язвительно заметил Локи, отходя в тень.
— Не смейся, иначе падешь первым! — тут же откликнулся Вольштаг и попытался поймать удаляющегося Локи. Ему это удалось. Схватив его руку, он резко дернул вниз, намереваясь затеять шутливую потасовку. Локи, не ожидавший столь резкого выпада, не удержался и упал наземь. Как оказалось, очень вовремя: раздался шипящий свист, и сквозь то место, где только что находилась шея царевича, пролетела стрела и вонзилась прямо в брюхо полупрожаренного кабана.
