Постепенно всё вставало на свои места. Не по своей воле, но Вождь вернулся во дворец, причем вместе с Берканой и старым полудругом, которые имели к Гладсхейму непосредственное отношение. Казалось, что всё можно начать заново: вернуться в те дни, когда они были счастливы…
Если бы не время, бесконечно упущенное, если бы не трагедии, последствия которых нельзя исправить. Никто не вернет Беркане половину лица, никто не сотрет из памяти Алгира казни друзей и побратимов, никто не вернет Хагалару былое доверие к Одину и искреннюю любовь к Фригге, граничащую с безумием. Пятьсот лет — огромный срок. И для Хагалара, и для Алгира, и для Берканы все было кончено. Осталась только иллюзия всеобщего благоденствия. Они втроем, осколки былого величия, будто бы участвовали в балладе, за которой одновременно наблюдали со стороны.
Алгир, едва появившись во дворце, напал на мастера магии с длиннющей тирадой, общий смысл которой сводился к тому, что надо срочно возвращаться в поселение и решать проблемы Ивара, с которым по приборам вроде как все нормально. Давний недруг явно не о благе Ивара думал, а пытался снять с себя ответственность, и эта показная трусость злила Хагалара. Еще Алгир напоминал о вздорном характере магов — подопечных Хагалара, — которые без мастера могут за десяток ночей разнести поселение. В отличие от магов, Ивар и в самом деле был проблемой, поэтому Хагалар написал письмо «сторожевым» подопечным, велев докладывать ему лично обо всем, что происходит, не спускать с естественника глаз и быть готовыми при необходимости распылить его на атомы.
Между Иваром и Локи Хагалар однозначно выбирал Локи, который пострадал гораздо сильнее и был главной целью подлых царевен Етунхейма. Оставить ребенка на попечении неродных родителей, почти ничего не знавших о произошедшем, было слишком опасно, поэтому Хагалар задержался в Гладсхейме, вопреки грубым просьбам Алгира. Его полностью поглотила забота о частицах из Гунгнира, найденных в теле юного царевича. Работал маг с милой Дочерью Одина, которая отказалась от иллюзий и предпочла носить мидгардские шляпки с вуалью. Вождь не имел ничего против диковинных шляпок, поскольку внешность подопечной его мало интересовала, да и не о шляпках он думал, а о предстоящем объяснении. Он слишком долго откладывал неприятный разговор, полностью увлекшись неразумными сыновьями Одина.
За пятьсот лет его отсутствия Беркана выросла, пускай и не такой, какой он хотел ее видеть. Не ее была в том вина, конечно. Хагалар был виноват перед ней не меньше, чем перед царевичами. Бросить ее вновь из-за недавних разногласий было бы верхом эгоизма, поэтому Вождь твердо решил объясниться и вернуть былое расположение.
Одинсдоттир с трудом привезла книги и оборудование при содействии Алгира. Хагалар не ожидал, что оборудования окажется так много — если бы не давний недодруг, Беркана не справилась бы с задачей. Во время ужина, на который Тор прибыл в одиночестве, Дочерью Одина занялась прекраснейшая из бессмертных, которая всегда мечтала о дочери, но родила живыми только двух сыновей. Хотя сейчас, когда выяснилось истинное происхождение Локи, Хагалар не удивился бы удочерению какой-нибудь царевны Муспельхейма или Свартальвхейма. Просто для разнообразия. Чтобы разбавить чисто мужской коллектив и порадовать любимую супругу еще одним монстром — подобные сюрпризы были очень в духе Одина. Царский ужин на шестерых прекрасно вписался в балладу, которую Хагалар мысленно сочинял о себе и прочих членах царской семьи. Фригга настояла на том, чтобы прошлое и будущее сидели друг напротив друга, и Вождь не сдержал досаду, когда его посадили напротив Локи. Никогда полуетун не станет таким, как он. Никогда он не встанет подле трона и не отдаст лавры истинному царю. Амбиции Локи точно копировали амбиции Одина, который в юности стремился немного немало стать Всеотцом. И ведь стал, пускай не без помощи Хагалара. Вот Тора можно было убедить встать у трона, особенно если объяснить, что его военные подвиги важны для царства в гораздо большей степени, чем скучная политика. Тор любил войну настолько, насколько ее мог любить только вождь какого-нибудь мелкого воинственного племени, каковым был Асгард задолго до рождения Хагалара. Теперь же высший мир занимался скорее высокой политикой, чем войной, и амбиции Тора не могли быть удовлетворены в полной мере. В отличие от амбиций Локи.
Но даже это обстоятельство не так покоробило Хагалара, как Беркана, сидящая напротив Фригги. Вот уж где не было никакой схожести! Хагалар познакомился с дочерью Ната, когда той было около восьмисот зим. И примерно в этом же возрасте он оставил Беркану одну. Фригга стремилась к высокому полету, к славе, причем к славе не рачительной хозяйки и хорошей жены, о чем обычно пишут на женских могильных камнях. О нет, Фригге хотелось вершить судьбами тех, кто вершил судьбой Асгарда. И ей удалось стать лучшей не только среди женщин. Хагалар никогда не забывал, что именно благодаря молодой Фригге выбрался из тюрьмы. А ведь в то время он недооценил ее, решил, что глупенькая хорошенькая девушка просто поможет ему, исполнит небольшую просьбу, а не займется самодеятельностью, которая многим впоследствии будет стоить жизни. Молодой Фриггой Хагалар восхищался, нынешнюю откровенно не понимал, однако ни прошлая, ни нынешняя Фригга не походили на нежную, спокойную Беркану, которой женская доля не только нравилась, но и прекрасно подходила. Дочь Одина могла стать прекрасной матерью наследников, если женить ее на Торе. Она могла хорошо управлять Фенсалиром, если бы Фригга объяснила ей все премудрости. Эта неожиданная мысль понравилась Хагалару. Он знал, что старшей царицей, женой Тора, станет блистательная Сиф — воительница, подобная валькириям, которая могла быть боевой подругой и украшением пиршеств, но уж никак не рачительной хозяйкой. Для Фенсалира понадобится другая жена или наложница, и Хагалар не сомневался, что Беркана нашла бы себя в золотом женском чертоге. Она всю жизнь мечтала попасть во дворец, а тут такие перспективы. Лицом она не вышла, зато в хозяйстве многое понимала даже в детстве, когда Хагалар посещал ее хутор. Дом и скот содержались там в образцовом порядке не в последнюю очередь благодаря тихой и покорной Беркане, которая строго придерживалась всех правил и не ленилась даже доить коров за полтора часа до полуночи, а при покупке скота старательно обходила стороной скотину серого или серого в яблоках окраса, искренне считая ее нечистой силой. Замужеством женщины младше тысячи четырехсот лет должны были заниматься родичи, поэтому Беркана не могла выйти замуж не по воле матери, а та не желала отпускать ее от себя. Но теперь Беркана была совершеннолетней и могла выбрать сама, особенно, если друг семьи ей немного поможет. Свадьбы в Асгарде справляют в конце летней половины года, но это такие мелочи, когда речь идет о почти членах царской семьи.
Именно об этом Хагалар решил поговорить с подопечной после ужина, когда сиятельная Фригга удалилась в покои к Локи, а Один вызвал к себе Тора для обсуждения чего-то очень важного, на деле не имеющего никакого значения. Беркана с Хагаларом остались одни в малой зале, если не считать рабов, убирающих со стола, но их маг в расчет не принимал, потому что рабы и слуги царской семьи лишнего слова не скажут без приказа господина. Он подсел к девушке и ласково сжал запястье. Руки у нее были холодные, как и всегда.
— Девочка моя, — начал он нежно и проникновенно, стараясь не замечать повисшего в воздухе напряжения, – большое спасибо за то, что приехала так быстро. То, чем мы будем заниматься, очень важно для Локи. Я рад, что мы будем работать вдвоем. Как в старые добрые времена, помнишь?
Беркана несмело кивнула.
— Хагалар, — произнесла она, глядя на стол и нервно выводя ногтем какие-то замысловатые узоры, — скажи, почему все, кто мне дорог, становятся чудовищами?
— Все? — удивленно переспросил Вождь, не ожидавший такого вопроса. — О чем ты?
— Ты, Локи, теперь Ивар. Кто дальше? — Беркана говорила безэмоционально, что было на нее не похоже. — На мне проклятье, злой рок, мои предки вели себя недостойно, поэтому их неудача перешла ко мне?
