— Впрочем, почему бы и нет? Но захочешь ли ты быть моей сестрой, если узнаешь, что Один взял меня к себе для того, чтобы я стал царем Етунхейма?

— Это твое предназначение! — губы царевны тронула искренняя улыбка, насколько Ивар мог видеть со своей неудобной позиции. И эта улыбка контрастировала с улыбкой Локи, подобно солнцу и туче. — Ты только что дал мне доброе знамение. Ты благословен меж мужей Асгарда и Етунхейма. О царственная роза! О роза возмездия! Отбрось страх и стань истинным государем Етунхейма. Промедленье нас убьет. Етунхейм взывает к тебе, к асгардскому серебру. Неужели Один наконец готов начать возрождение нашего мира?

Локи в ответ рассмеялся. Глухо и зло.

— Мне кажется, что ты не слишком разбираешься в сложившейся ситуации. Етуны жаждут уничтожить асов и занять главенствующее положение в Иггдрасиле. Меня, украденного во младенчестве, не примут в Етунхейме. В первую очередь, твой дядя, который сейчас на троне. Не говоря уже о том, что моё появление вовсе не гарантирует вложения Асгарда в восстановление вашего мира.

— Я жрица и целительница, — кивнула царевна. — Разве по силам женщине уразуметь политику? Узел вражды вязали веками, и вот он свит. Трон опустел, держава разгромлена, ни казны, ни военной мощи — мы посрамлены и унижены. Пускай царь правит нами из Асгарда. Вот уже тысячу лет длится бесконечный траур. А тут еще и губительный свет Радужного моста. Наш мир гибнет.

— Без каскета, — хмыкнул Локи.

— Без серебра, надежды, цели и веры. Ларец Вечных Зим — лишь карающая десница.

— Подожди, так он — всего лишь сильное оружие, а вовсе не сердце вашего мира? — пришло время Ивару удивляться.

— Асы горазды сплетничать, — пожала плечами царевна. — Для ледяного народа он не сердце, а оружие. Вассал, что умрет с последним вздохом нашего мира. Не бОльшая из потерь последней войны.

Ивар и Локи переглянулись. Это было то открытие, ради которого стоило рискнуть и привести дочь враждебного народа в пресветлый Асгард.

— Ты в этом уверена? — сощурился Локи.

— Разве по силам женщине знать что-либо точно? — из уст царевны слово «женщина» звучало не то приговором, не то оправданием. — Но будь спокоен, мой государь, я спрошу у богов и духов.

— Я буду тебе благодарен, — пробормотал Локи. Он выглядел обескураженным. Ивар, откровенно говоря, тоже. Они столько времени восстанавливали ларец, который, возможно, был перехваленным боевым артефактом и ничем большим. Многие боялись, что вместе с его окончательной гибелью исчезнет Ётунхейм, а за ним и весь Иггдрасиль. И хотя Ивар никогда не верил подобным заключениям, он понимал, какой ужас испытывали те, кто верил.

— Мой государь, идем же в Етунхейм, — произнесла царевна торжественно, сложив молитвенно руки. — Домой.

— Помнится, «дома» меня ждала мучительная казнь, не так ли? — Локи склонил голову на бок, а Ивар понял, что ему пора уходить: он не должен слушать личные тайны. Он не знал о мучительной смерти, и вряд ли Локи хотел, чтобы кто-то узнал. Ученый попытался выпутаться из объятий етунши, но ничего не вышло.

— Белый цветок должен остаться, — губы царевны коснулись его макушки. — Я спасу тебя от неведения. Я и моя любовь. Ты останешься со мной, и да свершится всё, о чем я молила богов.

С этими словами царевна поцеловала Ивара в лоб, и тот почувствовал себя очень странно: тепло молнией разлилось по телу и столь же быстро исчезло. Никогда раньше царевны его не целовали. Это могло быть опасно, ведь дочери Лафея — служительницы темных богов, а он сам — сын народа светлых богов.

— Если такова твоя воля, возлюбленная сестра, пусть остается, — тон, с которым Локи произнес эту простую фразу, сулил скорую смерть и Ивару, и царевне, но ученый уже ничего не мог поделать. Он сам виноват, что ввязался в эту игру, что решил узнать, как будут говорить сын бога всех миров и жрица темных богов. И чем это для него кончится, он уже не мог предположить.

— Пусть остается, — кивнула царевна. — Локи, сын Одина, нам ни к чему соперничать друг с другом. Ты околдован своими отцом, матерью и братом. Я расскажу тебе, наконец, правду. Я видела тот давний бой своими глазами. Я видела священный огонь, видела, как моя сестра выбила кинжал из руки тени Одина, когда она хотела убить тебя.

— Тени Одина? Убить меня? — Локи сел на лавку, несмотря на то, что стал гораздо ниже сестры. — Говори. Говори же. Что ты знаешь? Почему Тень Одина? Разве не ритуал? И как моя мать, твоя мать, как она стала царицей? Она была рабыней в Ётунхейме. Ты знаешь? Ты знаешь, как ее звали? Расскажи мне всё, что знаешь о ней!

Царевна благодушно посмотрела прямо в глаза Локи.

— Ты взволнован и болен. Не физически, но духовно. Это вредная наследственность. Магия искушает тебя, но не подчиняется. Она губит тебя. Ты, как и я, как и братья, мог стать посланником темных богов, но тот, кто опоясал тебя на битву, вёл войско светлых богов. Ты жаждешь славы: хоть посмертной, хоть минутной, твоё сердце несвободно. Свет. Тьма. Смерть. Твоё сердце тысячу лет лихорадит война.

Ивар не заметил, как царевна отпустила его, встала и подошла к Локи, не переставая говорить:

— Куда ты пойдешь, когда выполнишь всё, что твоё небо от тебя хочет? Кровью будет горчить твое победное вино. Тебе не под силу остановить колесницу смуты в сердце, ведь любовь твоего бога жестока, пускай и чиста. Ты ей доверяешься, но не она тебя спасет.

Царевна присела на скамейку и нежно дотронулась до одной руки Локи, потом до другой. Царевич рук не отнимал, но был напряжен, словно натянутая тетива. Ивар хотел ободрить его, но не нашел подходящих слов, а царевна говорила всё быстрее и неразборчивее, постепенно впадая в транс.

— Я чувствую, как звериная сила и неразвитая магия разрушают тебя. Очисти свой разум, овладей и распутай магические потоки. Иначе погибнешь. Превратишься в вихрь ужаса, страха и боли, в безумца, в голодного духа, в того, кто даже после погребения останется в мире, чтобы мстить живым и насылать беды и печали.

Она говорила и вытягивала из Локи разноцветные нити силы. Ивар отчетливо видел их, хотя не был магом. Синие, желтые, зеленые потоки покидали тело сына бога и сплетались воедино. Между Локи и Старшей Царевной разрастался пузырь пульсирующей энергии, норовящий лопнуть, и Ивар боялся себе представить, что за силы концентрировались в нем: магия или какая-то другая сущность. Локи не двигался, не слышал, что ему говорила царевна. С его лица постепенно сходили краски, черты обострялись, он молодел на глазах. И это было невероятно. Ивар никогда раньше не видел ничего подобного.

— Ты благословлен меж мужей. Ты взываешь к жалости своего отца, но жалость давно покинула его сердце и разум. Один поломал твою жизнь, утопил всё во лжи. Это ужасно. Твоё сердце едва стучит, оно наполнено отравой. Но теперь кончилось время твоего позора и бедствий. Уходит страх, время убывает, ты ищешь утешения. Приди же ко мне. Я — продолжение твоей борьбы. Я — связь разрушенных времен. Я — оправдание всем твоим поступкам. Доверься мне, моя сила спасет тебя. Дай мне свою веру. Пока твоя война — это дорога во тьму, но я открою тебе путь к истине. Искра божьей любви родит огонь и обратится в пламя, которое разорвет на части все твои сомнения. Но помни, что боги помогают только тем, кто хочет помочь себе сам, а лучшая оправа в жизни — слава, добытая в битве за твоих богов.

Темная магия окутывала фигуру воскового Локи, постепенно распространяясь на весь дом. Ивар глянул на спасительную дверь, но она исчезла. Ученый оказался в каком-то магическом подпространстве. Очертания предметов плыли, неизменным оставался только темный кокон, а в нем царевна, державшая за руки помолодевшего Локи, будто сошедшего с ранних портретов царской семьи Асгарда, которые Ивар видел в Гладсхейме. Взгляд царевича остекленел, а сам он походил не на живого аса, а на восковую фигуру. Знаки етунхеймских богов вспыхивали в углах и на стенах бывшей комнаты. Ивар оказался в центре какого-то мощнейшего колдовства. Он не знал, что настолько древние практики до сих пор кому-то знакомы, и наблюдал за ними со страхом, с восторгом, с трепетом. Царевна прекратила говорить, или же Ивар не мог больше разобрать слов. Она склонилась к руке Локи и с видимой легкостью прокусила сперва его ладонь, а потом и свою собственную. Кровь смешалась, в нее устремились разноцветные потоки энергии. Замелькали пёстрые вспышки, собираясь в замысловатые узоры. Глаза Ивара болели, но он старался не жмуриться: не хотел пропустить чудесную фантасмагорию. Черты лица Локи все время менялись. Царевна снова заговорила, но в этот раз это уже было настоящее заклинание — Ивар не раз его слышал во время религиозных торжеств. Царевна читала нараспев, концентрируя энергию все в тот же пузырь.