В результате на момент последней главы первой части каждому из основных героев поставлена задача, которую он должен решить по ходу действия (возможно, это будет и не основная задача, но одна из центральных). Если взять всех главных персонажей и составить список, то получится следующее:
Один — узнать, что произошло на самом деле, решить судьбу Локи (то есть провести тот самый «суд»)
Фригг — вернуть в семью не тело Локи, а душу
Тор — решить для себя, кто перед ним: союзник или враг
Локи — выжить между двумя мирами и найти себя
Хагалар — сделать из Локи что-то стоящее
Беркана — разобраться в себе
Лагур — попробовать починить Каскет
Ивар — выбраться из поселения
Раиду — сделать собственного бога богом для всех
====== ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава 14 ======
Глава четырнадцатая
Пока ты спал, пока ты спал,
А ты и продолжаешь спать,
Кто-то решает за тебя
Как тебе жить и умирать!
Lumen
— Я поняла, поняла! Посмотри на эту картинку со скелетом. Это же реакция разложения1! А как тебе такая мысль, что первичная материя — это сурьмяная руда? — бесцеремонный вскрик Берканы заставил Хагалара на мгновенье оторваться от его кропотливой работы, но он уже настолько свыкся с присутствием девушки, что смог вернуться к изучению артефакта немедленно.
Все эти дни маг не прекращал работы над Каскетом, открыть который оказалось гораздо сложнее, чем он думал изначально. Ему пришлось забросить все прочие дела и посвятить дни и ночи артефакту, заставив Беркану быть при себе неотлучно. Её помощь поначалу не слишком-то и требовалась, и Хагалар позволил девушке перетащить в лабораториум свои книги и изучать магию людей. Иногда девушка издавала некие восторженные кличи, а порой и вовсе принималась рассуждать сама с собой, будто забывая о том, что рядом с ней занимаются не менее важным делом:
— Вот мы имеем два эликсира. Один, белый, превращает простые металлы в серебро, другой, красный, превращает их в золото. Но почему второй может еще производить бриллианты, исцелять все болезни, продлевать человеческую жизнь, даровать телесное и духовное бессмертие? Почему только второй? Почему у первого совсем нет дополнительных магических свойств?
Хагалар иногда отвечал что-то маловразумительное, не слушая свою словоохотливую собеседницу. Работа над Каскетом требовала уйму сил и предполагала сложнейшую мыслительную работу. Когда-то жидкость, наполнявшая артефакт, была газом, и стоило приложить все усилия, чтобы исключить возможность обратного перевоплощения. Кроме возможной утраты ценнейшего объекта исследования, испарение содержимого могло угрожать безопасности лабораториума или даже всего поселения, поскольку никто не мог предсказать, как оно будет воздействовать на живых.
Но, к счастью, за последние два дня работа существенно продвинулась. Маг смог, наконец, вывести несколько формул, необходимых для заклинания вещества и предотвращения перехода в газообразное состояние. Теперь стоило дать их на проверку Беркане. Пусть магиолог займется своими прямыми обязанностями и выберет лучшую формулу из имеющихся.
Беркана, явно недовольная, что ей пришлось оторваться от своих книг, к новой работе отнеслась без всякой охоты. Рассматривая корявые руны на трех огромных кусках пергамента, она приговаривала:
— В этом отрывке описываются подробно все семь операций Великого Делания. Я вроде поняла кальцинацию, разобралась с сублимацией, и теперь я на растворении, а ты мне мешаешь! Когда я буду читать про гноение, дистилляцию, коагуляцию и окрашивание? Почему все zur unrechten Zeit{?}[так не вовремя]?
Хагалар в очередной раз пропустил её слова мимо ушей и решил оставить девушку наедине с наложенными фелагом обязанностями, решив навестить своего подопечного и будущего ученика.
Локи казалось, что он провел в поселении бесконечное число ночей, которое должно складываться в года, если не в столетия. Время тянулось, словно ниточка меда, становясь все тоньше и тоньше, но не теряя при этом своей сладости. Для царевича не существовало больше дня или ночи, вечера или утра. Он спал. Спал почти беспробудно. Погружаясь в сон, он созерцал смутный, невероятно красочный мир, улетучивающийся из головы, едва он пытался воссоздать его в памяти. Он видел себя на троне Асгарда, он видел, как отец и брат склоняются перед ним, он видел, как подле трона стоит мать, и на её лице сияет гордая улыбка. Он видел себя хозяином Асгарда, Мидгарда и всех прочих миров.
От снов оставался легкий налет чего-то прекрасного, изумительного и почему-то сладкого, подобного цветочному меду, который он, в свое время, мог есть помногу и прямо вместе с сотами. Во сне он был королем, в реальности — пленником. Во сне всегда светило солнце, в реальности над землей висели серые тучи и частенько рассвет мало чем отличался от ночной мглы. Во сне все идеи и планы претворялись в жизнь наилучшим образом, враги бежали, только завидев его божественный облик, а реальность была полна опасностей: ему не было места среди поселенцев, но точно так же ему не было места и среди придворной челяди. Сны воплощали самые светлые и дерзкие мечты. Возможно, именно поэтому Локи не сопротивлялся странному наваждению. Делать в поселении все равно было нечего, задумываться над происходящим, строить очередные козни и планы по спасению собственной жизни не хотелось. Утомление навалилось на царевича, отыгрываясь за целый год, полный побед и поражений. Локи устал настолько, что мог спать сутками. Выныривая из грез, он шел к столу, где всегда стояла свежая еда. Почти не притрагиваясь к рыбе и сырам, Локи пил молоко, заедал его, чем попало, и возвращался в прерванный сон. Сны сменяли один другой, не задерживаясь в сознании. В какой-то момент ему начало казаться, что его настоящая жизнь находится там, в подсознании. Быть может, он и видит только отрывки из нее, быть может, она и нереальна, но там он был счастлив, там он был триумфатором. А в мире богов его не ждало ничего хорошего.
Сколько прошло ночей или даже месяцев, Локи не знал. За это время произошло всего несколько значимых событий, которые заставили царевича вспомнить, что его место в мрачном мире реальности, а не в светлом мире мечты. Пару раз к нему приезжала венценосная семья, причем в полном составе. Родители останавливались у ворот и посылали слуг к своему сыну, приглашая разделить с ними радость прогулки. Те находили его спящим, будили и требовали явиться пред светлые очи царя Асгарда. Локи с трудом осознавал, кто к нему пришел и зачем, понимал только, что ему придется встать, одеться и пойти куда-то с какими-то асами. Никакой радости от встречи с родителями и братом он не испытывал, позволяя им делать с собой все, что они посчитают нужным. Происходящее мало заботило его, он отчетливо понимал, что, возжелай семья устроить допрос во время прогулки, он выдаст все просто потому, что у него нет сил для очередного словесного столкновения. Однако допрашивать его не пытались. Тор, Один, Фригг — все старались вести светские, ничего не значащие разговоры на троих. Они беседовали между собой, не спрашивая Локи ни о чем. Да и верно, о чем они могут его спросить, если только не о читаури? Локи вполуха слушал какие-то сплетни, какие-то новости, не вызывавшие в нем ничего, кроме скуки. Еще до падения в бездну он гораздо больше интересовался собой, чем окружающими, сейчас же окружающие не существовали для него вовсе, особенно окружающие из дворца.
Прогулки не были мучительными, скорее бесполезными. Каменные россыпи, усеянные мхами и лишайниками, сменялись торфяными болотами с зарослями осоки, а те, в свою очередь, переходили в безжизненные лавовые поля. Под ногами хрустела мелкая сухая травка, чуть припорошенная первым ранним снегом. Вокруг расстилались поля голых тощих кустиков. В другое время Локи мог бы хоть оценить красоту родного края, но у него не было сил и на это. Сколько времени семья уделяла ему, зачем вообще приезжала, царевич не знал. Он не был даже уверен, что прогулки происходили в реальности, а не в очередном сне. Да и, сказать по правде, он желал бы, чтобы это был именно сон. Над сном не надо задумываться, анализировать, не надо следить за собой и другими и строить многоуровневые комбинации. Сон безопасен, сон не может на тебя напасть, во сне нельзя умереть.
