Ивар получал несравненное удовольствие от общения с мидгардскими учеными. Пока они снимали спектр и убеждались в том же, в чем недавно убедились асы собственноручно, а именно в том, что каскет меняет свои свойства и строение раз в несколько минут, он частично читал, а частично слушал занимательный рассказ. Узнал, что в состав знакомых частиц, называемых людьми протонами и нейтронами, входят еще более мелкие частицы — кварки, не наблюдающиеся в свободном состоянии, обладающие энергией, но не структурой, и размерами уступающие тем же протонам чуть ли не в двадцать тысяч раз. Шесть сортов, они же ароматы, цвета, антикварки — столько новых терминов уложить в голове было просто невозможно. Ивар переживал из-за того, что рядом нет брата. Вот он бы точно все понял сразу и объяснения ученых не пропали бы даром. Ивару казалось, что он не сможет пересказать полученную информацию на достойном уровне. Даже разноцветная таблица не позволила разобраться в поколениях, лептонах и глюонах.
За столь увлекательным рассказом он не придал значения странному запаху, подозрительно напоминающему дым.
— Уходим отсюда!
Его резко дернули. По ушам резанул жуткий шум, какого он никогда раньше не слышал. Настолько оглушительный, что он чуть сознание не потерял. Шум сменился болью. Он почувствовал режущую боль в руке, но не мог даже посмотреть, что случилось. Свет мигал, люди мельтешили вокруг, сталкивались, ругались, волокли его куда-то.
— Артефакт! — растерянно пробормотал он. — Осторожнее с артефактом!
Ивар не сомневался в том, что испортить каскет еще больше, чем он испорчен сейчас, невозможно, а вот то, что сам артефакт вполне мог себя защитить — это знал точно. Шум и крики нарастали, мигающий свет резал по глазам, а острая боль в руке только усиливалась. Навстречу бежали люди в белом и в черном.
— Не ходите туда! — попытался он вразумить их. — Каскет может…
Его не слушали. Он изловчился и таки вынул из руки стекло — потекла кровь, боль усилилась.
— Нужно перевязать! — его втолкнули в какую-то другую комнату. От стен отражался жуткий, бьющий по ушам шум. У людей точно что-то случилось, но он никак не мог ни на что повлиять, ему бы с болью справиться. В тело жалом впилась иголка, и вот тут стало совсем плохо. Он понял, что задыхается. Никогда раньше Ивар не чувствовал удушья. Он дернулся, когда осознал, что не чувствует правую, раненую руку. Вместе с апатией пришло воспоминание о том дне, когда Локи отбросил его прямо на стол с реактивами. Тогда было и страшнее, и больнее…
Фьюри и Мария с тревогой наблюдали за копошащимися врачами. В этот раз они перестарались, но кто мог подумать, что у аса окажется жутчайшая аллергия на обезболивающее? Теперь за его жизнь боролись несколько врачей. Их ассистенты со всей допустимой осторожностью брали пробы то крови, то кожи для подбора наилучшего лечения, но в несколько большем количестве, чем нужно для стандартных тестов. В свое время они хотели расчленить Локи для исследований, но Тор не позволил. Теперь Тора рядом нет.
— Что у нас дальше по плану? — спросил Фьюри, переводя взгляд на другую камеру: в лаборатории ликвидировали напускное задымление.
— К девушке запустить пластических хирургов, — отозвалась Мария.
— Нет, — покачал головой Фьюри. — Я хочу ее видеть. Приведи.
Наблюдать за корчами аса было неприятно даже ему, что уж говорить о впечатлительной асинье. Пока Мария выполняла приказ, Фьюри увеличил звук, настроил яркость экрана — теперь задыхающийся Ивар представлял собой действительно ужасающее зрелище. Беркане хватило трех секунд, чтобы броситься вперед, не разобравшись ни в чем, и заколотить руками по всем доступным поверхностям.
— Ивар! Ивар! Пустите меня к нему!!! — в голосе проскальзывали истеричные нотки.
— Мисс, не стоит лупить по экрану, — Фьюри попытался оттащить асгардийку, но она тут же вцепилась в него, норовя поцарапать или, на худой конец, укусить.
— Пустите меня! К нему! Что вы делаете?
— У него просто оказалась аллергия, — нарочито громко произнесла Мария Хилл, напоминая о своем присутствии, но Беркана ее не услышала. Она изо всех своих небольших сил пыталась укусить директора, вырваться, подбежать к экранам, но тот держал крепко. Он мог бы сильно ударить ее, вывести из истерики, но не это сейчас было нужно. Пусть птичка побьётся в клетке и покажет свою настоящую мощь. Мария держала наготове пистолет — в случае чего прислужница Локи будет ранена. Не смертельно, но достаточно сильно и больно. Осмысленные вопли постепенно превращались в бессмысленный вой. Уже давно затих на экране Ивар (Фьюри так и не понял, жив ли тот или соизволил скончаться, предоставив свои органы на растерзание любопытным ученым), а Беркана все еще голосила и вырывалась. Потом обмякла, разразилась бурными рыданиями, которые постепенно перешли в тихое постанывание. Фьюри разжал руки — Беркана упала на пол. Она лежала перед ним. Униженная, раздавленная. А ведь она принадлежала расе, которую когда-то люди почитали за богов. Было противно осознавать, что таким, как она или эти безумные ученые, поклонялись люди. Асы не просто не были совершеннее людей, они ничем от них не отличались. По крайней мере, пока создавалось такое впечатление. Но останавливаться на достигнутом не стоило — чужеземцам предстояло выдержать еще несколько испытаний.
Вот уже две ночи Ивар проводил на простынях, подушке и под одеялом — всеми теми удобствами, которых был лишен в Асгарде. Люди принялись горячо сочувствовать ему, когда узнали, что в мире богов он спит на шкурах и под шкурами, но он сам нисколько себе не сочувствовал. Шкуры привычнее одеяла, от них исходит привычный запах… Хотя за неприятный запах постели вполне могли быть ответственны целительные снадобья, которыми его пичкали люди. В Асгарде у него никогда не бывало аллергии, а в Мидгарде сразу произошла такая ужасная неприятность. Да еще и целительных камней смертные не знали, а у него с собой не было — порез лечили нелепыми тряпками.
Беркана старалась не отходить от него. Единственный, с кем она послушно гуляла среди людей, был Стив — так назвал себя человек, неуловимо похожий на аса. Ивар не сомневался, что в его роду были асы. Может, давно, несколько сотен зим назад, но они оставили заметный след, поэтому Дочь Одина чувствовала себя рядом с ним так комфортно. Естественник попытался разузнать родословную этого человека, но тот запнулся на бабушках, а окружающие его воины не знали даже родителей. Исследователь ужасно поразился: в Асгарде все знали свою родословную, начиная от основания Асгарда, и могли без запинки рассказать. Отверженные не смели озвучивать славные имена своих предков, но всё равно знали их.
Ученые Земли часто приходили к нему, рассказывали о Каскете, о своих успехах, точнее, о странном поведении артефакта, а также о современной науке. Мир людей поражал Ивара. Он не мог понять, зачем люди создали огромное количество вещей, которыми им некогда заниматься? Радио, телевизор, компьютер, телефон — многие пользовались электрическими приборами для развлечения, но откуда у людей, вынужденных постоянно бороться за свою жизнь в жесткой конкуренции с себе подобными, пускай в споре не за мясо, а за достойную работу, находится время на просмотр и прослушивание того, что не поможет им в борьбе за существование? Законы эволюции неумолимы, менее приспособленные всегда погибают. Получается, что люди создали аппараты, которые делают часть граждан менее приспособленными к окружающей среде?
Это был только один из множества вопросов, которые Ивар задавал себе в течение длинного светового дня под лампами дневного освещения.
Отрезанный от привычной науки, он решил понаблюдать за людьми и разузнать побольше об их быте. Изучить их. Люди создали мощную цивилизацию, но не знали о ней буквально ничего. Ученые химии разбирались только в химии и понятия не имели об истории. Но если каждый человек не будет помнить историю, то она исчезнет. Любую книгу можно утерять, цивилизация исчезнет, только память воспроизведет подвиги предков. Так считал Ивар, но, к его изумлению, людей вовсе не волновали собственные предки. Они рассказывали ему о Колумбе, Монро, Линкольне и Керри. Рассказывали с таким воодушевлением, будто являлись потомками этих замечательных личностей. Но нет. Оказалось, что их просто проходят в «школе». Когда же Ивар поинтересовался великими делами предков конкретного человека, то получил взгляд, полный недоумения, и какие-то обрывочные, неточные сведения, будто на ходу придуманные. Любой ас мог без запинки рассказать о подвигах своих предков, а людей прошлое не волновало. В одну из очередных встреч Ивар спросил, не боятся ли люди, что собственные потомки забудут о них.
