Локи резко замолчал, замерев в нескольких шагах от отца. Если бы он не пытался совершить самоубийство, то мог бы говорить красивее и дольше, но он был слишком вымотан страхом и ожиданием неизбежного, так что даже его лучший друг — голос — отказывал ему.
— Брат! — воскликнул Тор, не скрывая ярости и презрения. Локи сверкнул глазами в его сторону, словно говоря: «Могучий Тор, у тебя еще будет шанс отплатить мне». Вмешиваясь в речь младшего, он мог завести его игру не в то русло и разрушить хрупкий настрой, который помогал Локи говорить с таким жаром, отстаивая собственную жизнь.
Один встал с кресла, как показалось Локи, тяжело, но это была только иллюзия. Отец богов и людей мог одной рукой удерживать обоих сыновей над бездной, так что в его силе не стоило сомневаться.
— Ты был прав, Локи, — произнес он медленно, будто зачитывая приговор преступнику, — ты был прав, считая, что Тор не готов.
Один медленно приближался, будто огромная волна, готовая снести своей массой все деревья и жилища попадающиеся на пути. Локи сжал руки в кулаки, готовясь стоять насмерть. Он не отступит перед величием отца.
— Но ты подумал, что сам достоин короны, — Один растягивал слова, делал огромные паузы, но его речь была монотонной и безэмоциональной, так что пугала гораздо больше криков и угроз. — Ты чуть не погубил свою мать. Она могла пасть от руки Лафея. Ты опустошил город в Мидгарде. Из-за тебя чуть не погибли Тор и его воины. Более того, ты хотел убить брата, чтобы стать настоящим наследником престола.
Локи не сразу понял, что он медленно, но отходит к стене и остановиться уже не может. Как хищник загоняет жертву в расселины, так и Один заставлял сына отступать.
— Ты хотел разрушить Ётунхейм, лишить жизни невинных. Вверенным тебе копьем ты убил царя ледяных гигантов, с которым у нас было заключено перемирие. Из-за тебя разрушен Радужный мост, символ единства девяти миров, а страж ворот серьезно ранен и не может более нести службу.
Локи ощутил, что отступать уже некуда, коснувшись спиной холодной стены. Слова отца, казалось, доходили до него сквозь плотный слой воды набором грозных бессмысленных звуков. Единственным желанием загнанного в угол царевича было оказаться как можно дальше отсюда, даже в этом проклятом Ётунхейме, только бы не видеть наступающего на него Всеотца. Забиться в самый дальний, темный и пыльный угол, притянуть колени к груди, закрыть голову руками, именно так, как его учили защищаться под градом ударов, и забыться, чтобы не слышать обвинений, хлеставших как плети, от того, ради кого он так старался! Локи уже смирился с тем, что его казнят. Вот прямо здесь и сейчас на глазах у брата и матери, а голову водрузят на пику у дворцовых ворот, чтобы любой мог увидеть перекошенное в смертной муке лицо того, чье правление продлилось несколько ночей. В отчаянии он бросил быстрый взгляд на кинжалы в руках брата. Если бы тот положил их на стол, можно было бы одним резким прыжком оказаться рядом, схватить их, но…
— Ты даже не можешь достойно ответить за свои действия передо мной и Асгардом, — отец поймал его взгляд и тут же озвучил те самые мысли, которые крутились в голове его младшего сына.
И хотя Локи был выше Одина, ему казалось, что отец возвышается над ним подобно грозовой туче. Хотелось сделать хоть что-то, но слова, столь легко сплетающиеся в витиеватые предложения, не хотели приходить. Эту битву он проиграл, сделав всего один преждевременный выпад. Отступать тоже было некуда, а позорное бегство не продлилось бы и минуту.
Отец остановился в шаге от него и пристально осмотрел. Если бы он хотел, то мог бы протянуть руку и схватить преступника за горло. Локи отчетливо понимал, что, должно быть, его лицо сейчас перекошено от ужаса, он почти ощущал, как сильные пальцы смыкаются на его шее, а острая ледяная сталь вспарывает живот резким движением снизу вверх.
Царь развернулся так резко, что поверженный бог едва не упал на пол от неожиданности: он ждал немыслимой боли, предвкушал ее, как путь к избавлению, но его лишили и этого. Ноги совсем не слушались, и Локи был счастлив, что стена служила ему опорой — валяться на полу перед своими судьями он не собирался ни при каком раскладе, по крайней мере, пока жизнь не оставила его тело.
Один неторопливо вернулся в кресло и сел на него величаво, будто на золотой трон. Локи не следил за его движениями. Он готовился принять страшную кару, которая должна была последовать за этой тирадой обвинений. И какого же было его удивление, когда вместо приговора, он услышал совершенно иное:
— Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Локи закрыл глаза, лихорадочно соображая, что же теперь делать. Оправдание? Это было еще хуже — направляясь сюда, он совершенно не думал о том, что будет говорить — все его естество было направлено на то, чтобы с честью выслушать приговор и принять смерть из рук Бога. Ему же дают шанс оправдаться?! Его не собираются убивать прямо сейчас? В это невозможно поверить! Надо было собраться с мыслями, надо было придумать хоть что-то дельное, но времени катастрофически не хватало, и сейчас он решил, что проще будет сказать правду, чем запутаться в собственной лжи.
— Я не хотел причинять зло маме, — Локи опустил голову, не смея смотреть на Фригг, боясь, что увидит не любящую мать, а рассерженную демоницу, ненавидящую его, — и убивать Тора я не хотел. Я приказал Разрушителю идти на Землю после побега предателей. Им не следовало идти к Тору. Я всего лишь хотел задержать брата… Уничтожить Лафея… И…Эту расу монстров…
— Зачем уничтожать Ётунхейм? — послышался голос Одина. Все такой же холодный, но Локи казалось, что в нем проскальзывали крупицы любопытства и одобрения, хотя, это также могло быть игрой воображения, вызванной очередной тщетной попыткой найти хоть одну эмоцию.
— Я не хотел, чтобы ты изгнал меня туда, — прошептал Локи, отпуская голову еще ниже, чувствуя, как пылают щеки.
— Что ты говоришь? — Один не расслышал его слов.
— Я не хотел, чтобы ты меня туда сослал! — заорал Локи, отдаваясь чувствам: стыду и обиде, понимая, что хуже себе он уже не сделает. И вновь он смотрел в лицо Одина, силясь найти в нем хоть какие-то эмоции.
— Ты извратил мои слова и ничего не понял, — вздохнул тот, не обращая внимания на резкую вспышку. — Я сказал тебе, что мои планы не сбылись.
— Отец, — начал было Тор, приподнимаясь в кресле, но Один жестом заставил его замолчать.
— Я хотел сделать лучше всем! — выкрикнул он, понимая, что не сможет найти достойного оправдания, когда же правда казалось столь глупой сейчас — он просто не поверил словам отца, тогда, в хранилище оружия.
— Нет! — Один чуть повысил голос, но этого было достаточно, чтобы Локи вновь попытался отступить назад, забыв, что за его спиной стена. — Не всем. Себе.
Локи закусил губу. Возразить было нечем. Он не мог ничего доказать, тем более, что правда в словах отца была.
— Я думал, у меня только один тщеславный и жестокий мальчишка, а, оказывается, двое, — тяжело вздохнул Один, глядя поочередно то на смущенного Локи, то на пылающего негодованием Тора. Молчание начинало затягиваться, но это не так пугало, как в начале. Локи казалось, что что-то незримо изменилось, что его вина уже не только его, а еще и… Тора? В это сложно было поверить.
— Я думал, что перед погружением в сон вверю Асгард мудрому царю, которому будут доброй поддержкой советы матери и брата, — продолжил Один, глядя поочередно на Фригг и Тора. — Я думал, что вы втроем сможете сохранить мир и послужить на благо миров, и в будущем я смогу отойти от дел.
Локи отделился от стены, несмело подходя чуть ближе к креслам. Он чувствовал облегчение. Теперь у него уже не было сомнений, что Один обвиняет не только его во всей этой истории, но еще и брата и, кажется, даже мать. Один встал, подошел к креслу Тора и замер перед ним. Старший царевич с недоумением смотрел на отца, явно сбитый с толку резкой сменой темы.
— Я был глупцом, считая, что ты уже готов занять трон, но я понял это слишком поздно, и твое изгнание совпало с моим сном.
