Андреа Амати умер в 1577 году, передав дело своим сыновьям Антонио и Джироламо. Антонио пришел в мастерскую лет за двадцать лет до смерти своего отца, но Джироламо был значительно моложе своего брата, и когда он присоединился к делу, Андреа было почти семьдесят, а Антонио был уже опытным мастером тридцати пяти лет от роду. Он обучал своего младшего брата, и после смерти отца более десяти лет братья работали вместе, назвав созданные инструменты «Братья Амати». Однако позже Антонио открыл поблизости собственную боттегу, Джироламо же, не имея сыновей, сохраняя сложившуюся семейную традицию и привлек к работе двух своих зятей: Винчерицо Тили и Доменико Монегини – с тем, чтобы они помогали ему в мастерской в Сан-Фаустино.

Семья Амати продолжала главенствовать в лютерии Кремоны более века, делая скрипки звездами музыкального мира и формируя принципы ремесла, которое до сих пор ассоцируют с именем города. Я ничего не знала ни о них, ни об истории струнных инструментов, когда впервые услышал скрипку Льва, но теперь я стала велосипедным гидом-биографом семьи скрипичных мастеров и их шедевров. Я изучила каждую деталь их происхождения и посетила место их рождения, где и обнаружила 450-летнюю технику изготовления скрипок Амати, которую до сих пор преподают ученикам лютерии и до сих пор используют в мастерских на тенистых улицах и в сверкающих дворцах по всему городу.

Кремона поведала мне только о том, как задумывались и создавались скрипки. А как насчет целого мира, в котором они потом жили, уже за городскими стенами? Как складывалась их жизнь? Вот что меня теперь занимало. Я представляла, как скрипки выходят из мастерской Амати в мир, наполненный музыкой, ибо из всех старых, затертых клише об Италии одним из самых устойчивых является мнение, что он населен людьми, либо уже поющими, либо готовыми в любой момент запеть. Как и в любом клише, в нём есть доля правды: я помню, во время первого визита в Италию меня поразило огромное количество музыки, звучавшей в этой стране. Уж точно, никого не удивишь тем, что гондольеры в Венеции поют, но я не ожидала встретить поющих таксистов в Риме, продавцов фруктов с голосами оперных певцов в Неаполе, или музыку, плывущую, как дым, над узкими улочками Флоренции во время музыкального фестиваля Il Maggio. В те дни Сиена была моим домом, и каждый раз, когда мы с друзьями садилась в машину и отправлялись в дальнее путешествие, они начинали петь. Выросшая в Англии, я с раннего возраста научилась помалкивать, даже когда вокруг меня пели. Что было удивительно, по крайней мере, для меня, голоса некоторых из моих итальянских друзей были не лучше моего, и тем не менее они пели с удовольствием всю дорогу, пока мы добирались до гор или моря. Потребовалось время, чтобы чувство неловкости ослабило свою железную хватку на моем горле, и довольно скоро я подпевал «Le Settecolline di Roma», «Bella ciao» и что-нибудь еще из репертуара Лючио Далла - итальянского Боба Дилана.

Все это произвело на меня глубокое впечатление, но было лишь слабым отголоском той Италии второй половины шестнадцатого века, в которой скрипки Амати попадали в мир настолько музыкальный, что их совершенно новые голоса почти гарантированно встречали восторженный прием. В те дни итальянский полуостров был разделен на множество больших королевств, управляемых иностранцами, и маленьких герцогств, крошечных княжеств и мелких владений, принадлежавших нескольким итальянским семьям, боровшимся за власть. Из-за этой запутанной политической ситуации Италию постоянно раздирали войны. И все же, несмотря на кровопролития, эпидемии и голод, которые неизбежно сопровождали войны, итальянское общество было насквозь пропитано музыкой. В городах это чувствовалось повсюду. Нищие на углах улиц старались получить за своё пение мелкие монеты, а странствующие музыканты зарабатывали себе на жизнь, первыми узнавая новости, перекладывая их на музыку и исполняя за малую плату. Торговцы, ремесленники и отряды наемных солдат пели песни, которые позволяли отличать их друг от друга так же, как и инструменты их ремесел или униформа, соответствующая каждому сословию. Эти застольные, сословные или зажигательные патриотические песни естественным образом вписывались в шум городских таверн и сливались со звоном церковных колоколов на улицах. За городскими стенами отголоски этой музыки эхом разносились по полям, лесам и амбарам, где крестьяне песней, рожденной в этой местности, оживляли праздники и знаменательные события, облегчали тяжесть своих будней.

За массивными дверями городских дворцов скрипкам было легко найти общество, в котором люди следовали принципам идеала благородства, увековеченным в 1528 году в модном тогда романе «Придворный (Cortegiano)» Бальдассаре Кастильоне. В соответствии с образом главного героя идеальный придворный был разносторонне образован, играл на нескольких музыкальных инструментах, и поэтому скрипки стали ассоциироваться с успешными и богатыми молодыми людьми. Этим и объясняется, что музыка стала обязательной составляющей образования отпрысков состоятельных семей, и скрипку эти дети брали в руки уже в раннем детстве. В некоторых местах - например, в Венеции шестнадцатого века - люди, казалось, ценили музыкальность даже выше других видов грамотности – если в городе владели хотя бы одной книгой менее трети богатых купеческих семей, то практически у всех было, по крайней мере, два музыкальных инструмента в доме[5]. Одним из них часто была виола, бывшая долгое время излюбленным инструментом высших слоев общества. Однако в XVI веке эти большие инструменты с плоской головкой уступили свое привилегированное положение модной современной скрипке.

Скрипки Амати, впервые изготовленные Андреа в Кремоне, оставались лучшими в мире более столетия и, как посланцы страны, они перемещались между блестящими дворами правителей разных частей Италии. И музыка была исключительно важным элементом триумфальных, аллегорических представлений и шествий, которыми правящие семьи прославляли свое величие. Дворы всех правящих семьей Италии взращивали культ великолепия, используя его как символ собственного могущества и мощи в противостоянии со своими врагами, в стремлении ошеломить или запугать своих подданных и убедить каждого в данном им Богом праве на власть. Бал, устроенный семейством Эсте в 1529 году, являет нам прекрасный образец роли музыки в магии великолепия. Яркое повествование об этом музыкальном празднике содержится в книге Кристофоро Мессисбуго под названием «Новая книга, в которой учат приготовлению всех видов пищи» (Libro nuovo nel quale s'insegna a far d'ogni sorte di vivanda), изданной в 1549 году. Будучи управляющим в доме кардинала Ипполито д'Эсте, Мессисбуго отвечал за организацию грандиозного пира, устроенного кардиналом в честь свадьбы своего брата с принцессой Рене, дочерью французского короля Людовика XII. Музыка, звучавшая во время трапезы, исполнялась оркестром под управлением Франческо делла Виола, придворного музыканта с символичным именем, и за свадебную музыку ему заплатили так же щедро, как и управляющему кардинала за организацию всего праздника. Торжества состоялись в 1529 году, то есть ещё до рождения современной скрипки. Отчет Мессисбуго служит прекрасным представлением загадочного семейства струнных инструментов, существовавших до революции, которую произвел Андреа Амати в Кремоне. Банкетные столы были накрыты в саду дворца кардинала Ипполито в Ферраре в окружении цветущих деревьев. Шестнадцать музыкантов находились под навесом, увитом зеленью, а с наступлением темноты слуги зажгли факелы среди деревьев и свечи на столах, накрытых белоснежными скатертями и украшенных сверкающим серебром, граненым стеклом, вазами с цветами и позолоченными сахарными скульптурами. Гостей ожидало восемнадцать перемен, каждая из которых состояла из нескольких блюд и сопровождалась музыкой, специально подобранной для того, чтобы оттенять вкус и аромат каждого блюда, а ещё их развлекали пением, жонглированием, выступлениями акробатов, карликов и танцоров. Оглушительная музыка трех тромбонов и трех корнетов сопровождала появление гигантского осетра, украшенного фамильным гербом и подававшегося блюда с чесночным соусом в качестве первого, в то время как икра щуки, зажаренная с апельсинами, корицей и сахаром и усыпанная крошечными голубыми цветками огуречника, подавалась под нежное звучание флейты и гобоя. Французская выпечка, артишоки, моченые яблоки и пироги с устрицами — это тема виолы, трех волынок и трех флейт, а вот жареные кальмары, раки во французском соусе и макароны alla Napoletana воспевались солистами в костюмах крестьян, якобы вышедшими на покос. Гостям, которые, вероятно, были переполнены впечатлениями, предложили чаши с ароматизированной водой для умывания рук перед восемнадцатой переменой блюд. Когда подали груды фисташек, кедровых орехов и семян дыни, миски с засахаренными апельсинами и цедрой лимона, мороженое и нугу, гостей ублажало пение струн шести альтов и цитрона, маленькой скрипки из тех, что используют учителя танцев, когда демонстрируют ученикам элементы танца.