Нельзя было допустить, чтобы бревна беспорядочно поплыли вниз по течению через более густонаселенные районы, и по этой причине на набережной каждого города обосновались артели плотоводов. Здесь бревна ореховыми жгутами связывались вместе, чтобы получились большие плоты, или заттере. Теперь менады изменили свои прозвища на zattieri, или плотоводы, сплавщики с крепкой мускулатурой, способные направить своё плохо управляемое судно вниз по реке. Они причаливали к берегу только для того, чтобы вскипятить воду и приготовить поленту, основный продукт питания и у них. Люди с реки ели свою поленту жидкой из миски, в отличие от боскьери и кондуттори, которые предпочитали употреблять её твердыми ломтиками. Плоты были одновременно средством транспортировки древесины и средством передвижения, потому что заттиери перевозили пассажиров вместе со смешанными грузами дров, кур, сыров, резных деревянных ложек и других альпийских товаров для продажи. В каждом городе были гавани, специально построенные для приема плотов, и, пришвартовавшись, заттиери продавали привезенные товары, а в конце пути и саму древесину, из которой были связаны их плоты.

Городок Кьоджа, в дальнем конце канала Брента, был основным рынком всех товаров, привозимых вниз по реке. Древесина либо продавалась там, либо транспортировалась в Венецию через канал Брента-Новиссима. Там еловые стволы разгружали на Fondamenta delle Zattere («набережной плотов»), построенной в 1519 году специально для приема товаров, доставляемых в город на плотах. На рынке древесины, где ко всем стволам наконец-то имелся доступ, лигнароли – торговцы деревом – тщательно изучали и сортировали бревна в поисках древесины для изготовления деревянных каркасов, балок, окон и дверей новых зданий. Городские торговцы деревом снабжали и обширный арсенал Венецианской республики стволами для мачт, которые, как оказалось, должны были иметь многие из тех же качеств, что и резонансное дерево. И те, и другие должны были быть легкими, упругими и не иметь сучков, полостей, залитых смолой, или других дефектов, ослаблявших мачту или искажавших колебания, производимые корпусом скрипки. Такое совпадение свойств было на пользу мастерам Кремоны, потому что, когда дело доходило до получения материалов, необходимых при строительстве и обслуживании флота, на стороне Арсенала были власть венецианского государства и столетия законодательства. Он заключал с лесоторговцами пятилетние контракты, оговаривая как количество, так и качество поставляемой древесины[16]. Соответственно, их ждали большие штрафы за любые нарушения в исполнении контрактов, так что мастера Кремоны всегда могли быть уверены в гарантированных поставках высококачественной альпийской ели в Венецию. Вместо того, чтобы самим ехать в Венецию, эти мастера обычно полагались на лигнароли, которые были способны на рынке найти для них резонансную древесину, распилить ее на небольшие бруски и погрузить на баржу для путешествия в Кремону через Кьоджиа.

Лигнароли пересекали лагуну к Кьоджиа, затем проплывали оттуда через канал к устью реки По, где они уже могли освободиться от волов, тащивших баржу, и поднять парус, если погода была подходящей. Некоторые города на берегах реки позволяли им проходить бесплатно, другие взимали пошлину, которая могла быть использована на углубление реки, чтобы сохранять судоходные каналы открытыми, на поддержание в порядке дамб и дорог или на уход за шлюзами и шлюзовыми воротами. Такая деятельность по эксплуатации водных путей была подарком реки экономике Кремоны и других городов и селений на берегах рек.

Путешествие вверх по течению к Кремоне обычно проходило без приключений, если только таяние снегов не превращало спокойную реку в бурный поток. Тогда она становилась буйной и непредсказуемой, подмывая берега, меняя русло и заставляя моряков торговых судов плыть по новому и опасному фарватеру, лавируя между отмелями и проплывающими обломками. Лигнароли обычно были вооружены, чтобы при необходимости защититься от местных банд, бродящих по берегам реки в поисках добычи и пытющихся захватить груз любого потерпевшего крушение или выброшенного на берег судна.

На реке По не иссякал поток бурчелли, берлингхер, роскон, скаул и чезили - речных судов называемых так на диалекте верфей и каналов Венеции и темных таверн, где пили вместе городские корабелы, рыбаки и речные торговцы. Еще с девятого века эти лодки и баржи с плоским дном снабжали все города на берегах По предметами первой необходимости: солью, вином, маслом и вяленой рыбой. Они поставляли и предметы роскоши, приплывшие на галерах из дальних морских путешествий: перец и другие экзотические специи, шелк, изделия из дамасской стали, золото, серебро, стекло, лекарственные растения, а также семена и луковицы редких цветов. Заморские связи Венеции имели особое значение для мастеров Кремоны, поскольку верхние деки скрипок в Кремоне всегда делались из альпийской ели, а их нижние деки вырезались из клена (Acer pseudoplatanus). Сначала мастера использовали для этой цели местные сорта деревьев, но, когда в семнадцатом веке их запасы истощились, пришлось перейти на горный клен с Балкан. Распиливая его поперек волокон, мастера открывали в древесине изумительные узоры, известные как «завитки» или «пламя». Для изготовления грифов и подгрифков необходимо было эбеновое дерево, а для изготовления колков палисандр. Получить эти экзотические индийские породы дерева было несложно, потому что Венеция имела торговые связи с Индией ещё со времен средневековья.

По реке шел и обратный поток товаров: когда лодки и баржи возвращались вниз по течению, они везли для продажи в Венеции белье, воск, сыр, мед, кожу и другие товары из внутренних деревень и городов, таких как Кремона. Речные торговцы не только перевозили грузы, но и доставляли новости в обоих направлениях, так что в середине шестнадцатого века слава первых скрипок, сделанных в Кремоне, с их мастерски выполненными корпусами и захватывающими новыми голосами спустилась вниз по течению в Венецию и поднялась вверх к Альпам и в северную Европу.

Когда я представляла себе прибытие баржи с лесом в Кремону, то воображение рисовало, как телеги и ручные повозки заполняли мощеные улицы, соединяющие Изолу с грузовым портом на По, а скрипичные мастера и ремесленники спешили проверить партию свежей древесины. Как люки, открытые на барже, наполняют воздух резким запахом свежеспиленного дерева и смолы, будто послание с гор.

Каждый этап маршрута, доставляющего резонансный лес в Кремону, был жестокой борьбой, полной серьезных опасностей. К тому времени, когда древесина прибывала на место, она, возможно, уже поработала как часть бревенчатой горки или речного плота, так что её клеточная память уже начала формироваться под влиянием этих суровых испытаний и долгого плавания в поднявшихся водах нескольких рек. Вспоминая о тяжелой работе боскьери, о сплаве менад, полном риска, и долгих, неспешных часах работы мастеров в Кремоне, я вновь была поражена мыслью, что кто-то может назвать скрипку Льва ничего не стоящей.

История скрипки Льва, когда я впервые услышала её, была короткой, как телеграфное сообщение. Теперь же, когда я выяснила кое-что о её происхождении и о мире, в котором она родилась, пришла пора узнать еще больше о самом инструменте. Такая возможность представилась только следующим летом, когда я снова столкнулась с её владельцем на небольшом музыкальном фестивале на валлийской границе. Была одна из волшебных летних ночей, невыразимо прекрасная благодаря серебристой луне, проплывающей высоко над флагами, над нескошенной травой и палатками.