Агата, оставшись возле стеллажей провожала свою собеседницу взглядом, пока не встретилась с Матвеем. И ее щеки в ту же минуту покрылись слоем стыда. Он стал свидетелем того, какая она глупая, как до сих пор тянется к чужим с распахнутыми объятиями, как видит только хорошее в людях, которые ей нравились, как рассчитывает на взаимный ответ. Девушка отвернулась, чтобы поставить книги.

— а где полка с медицинской литературой? — спросил Матвей.

— ааа… — растерялась Агата и повернулась. — такой нет, но…

Девушка развернула подарочный сверток, что Матвей принес с собой, и осмотрела каждую книгу.

— я бы… — она обдумывала, ведь там не было ни одной книги про медицину. — это все про мужественные судьбы, про выбор… словно, ну если следовать задумке, которая может и неудачная, я бы назвала полку «для тех, кто никогда не сдается». Почему мединская? — спросила она Матвея.

— тем, кто никогда не сдается и попадает в одинаковые ситуации, надо прежде всего знать, что бессмысленно замазывать раны тональным кремом, нужны перевязки…-

— да? … или просто стать умнее? — Агата вскинула глаза, наполненные болью.

— нет. Не сдаваться и быть собой хорошо. Но быть аккуратнее и заботится о себе тоже… полезно. Ты не можешь предугадать, кто и когда нанесет тебе удар. Ото всего не увернешься.

— мне казалось, что вы не любите то, что я такая эмоциональная и даю волю своим чувствам. Это же слабость. — сказала Агата, ковыряя корешок книги.

Они отошли к полкам у большого французского окна, штора развивалась, заслоняя их от гостей комнаты.

— эмоции, это то что ты можешь выбирать. — сказал Матвей. — я… ммм скорее всего просто не одобряю твой выбор.

— разве? — удивилась Агата. — разве эмоции можно выбирать?

— да. — сказал Матвей спокойно, он пробегал по названиям книг на полках. — Эмоции — не менее «программируемые», закладываемые культурой и воспитанием сущности, чем и стереотипы, убеждения и верования.

— то есть искренности не существует? — спросила Агата нахмурившись. — нуу сложно спорить про убеждения и верования. Но разве я могу контролировать свои чувства, огорчения, радость, восторг, страх.

— да можешь, если понимаешь, что тебя учат распознавать что-то как радость или огорчение. — Матвей повернулся к девушке, немного сощурился, от того что придет занять менторскую роль, которой он никогда не импонировал. — В культуре народа, который ведет кочевой образ жизни, весть о том, что дочь выходит замуж по любви принесет огорчения. А тут встреча «своей половинки» — вершина счастья. Высокая оценка ребенка в школе в культуре, где жизнь зависит от карьеры и социального положения — вызывает радость. А в экономике, где твоя жизнь зависит только от ручного труда — школьные оценки в лучшем случае не вызывают никаких эмоций, но в целом обучение в школе — это баловство и трата времени. Наш быт уже предлагает нам ситуации, и для каждой ситуации закреплен диапазон твоих эмоций. Если сравнивать перечень эмоций нескольких культур, то просто можно обнаружить, что некоторых «эмоций» даже и не существует, либо для одной эмоции развиты десятки оттенков. Поэтому эмоции…

— но возможно не все настолько тотально “программируемо” как в вашей игре. — сказала Агата, увлекшись темой.

- “программируемо”? Да, есть и не «культурологические реакции», которые сложно распознаются и большинство переходит в категорию «неопознанных», или можно использовать концепцию «вытеснения и сублимации». Но только в том контексте, что если человек испытывает эмоции, которые осуждаются или не описываются культурой, то он просто не знает что с ними делать. Ты же знакома с семиотикой. Разум — это сеть интерпретаций. Ты видишь перед собой мир только в том ключе, в котором научила тебя тысячелетняя практика твоего сообщества. Ты стоишь и описываешь: книга, полка, библиотека… Эмоции — такие же вещи, они и существуют в физических реакциях твоего организма, но управляются разумом. Фиксируются, распознаются…. И разум решает, какие это чувства, хорошие, плохие, нужные…Разум принимает решение еще до того, как ты даже подступаешься к нему.

— то есть разум доминирует? — спросила Агата.

— всегда. — сказал Матвей.

— нет, не может быть…. — Агата отрицательно закачала головой.

— почему? — спросил Матвей.

— может быть про распознавание эмоций, детерминированных культурой, да тут можно согласится. Но рефлексия и уровень принятия решения. На них будет другая картина. Потому есть внутренние чувства, которые не поддаются контролю. Которые просто есть, они осуждаются, они не одобряются, они противоречат. — сказала Агата. — И разум знает это, но когда дело доходит до поступка, до принятия решения. Мы выбираем, мы все равно выбираем делать, поступать по…

— «веление сердца» — Матвей задумался.

— да!.. по «велению сердца». - подтвердила фразеологизмом Агата.

— сопротивление. Интересно. — Матвей наклонил голову и смотрел внутрь своих рассуждений. — Фактор, который меняет результат статистически просчитанного выбора. Отменяет рациональное решение на основе прогноза успешности. Выбор совершенный вне зависимости оценки риска. И это фактор как «черный ящик».

— что?… — Агата не поняла о чем Матвей.

— прости. Я рассуждаю в слух о алгоритмах принятия решения. Ранее я никогда не задумывался, что может быть так называемые фактор отмены «успешного решения». Это противоречит всякой системе «выживаемости вида». Я думаю в категориях «crossworlds».

— разве противоречит. Напротив, всякая мать будет защищать своего ребенка, а не себя.

— не всякая. Если от ее жизни будет зависеть потомство в 6 голов, то она предпочтет остаться в живых, а не потратить ее на спасение одного.

Матвей и Агата разговарили быстро, девушка жестикулировала, от чего ее высокий хвост и локоны вздрагивали, падая на пудровые плечи. Катерина поглядывала в их сторону и всякий раз в этот момент теряла нить разговора. Девчонка в высоких кедах и светлых джинсах раздражала ее, она ставила под сомнение их семейный статус. Так эффектно появится и вот, теперь супруг проводит время не возле ее кресла, благочинно стоя и улыбаясь, а разговаривает с молодой девицей. Однако когда ревнивый порыв, который Катерина так старательно упаковывала в заботу об лучезарном имидже семьи, побуждал ее вскочить и подбежать к супругу, обвить шею и показать, показать, показать…. Ладонь опускалась на столешницу и женщина вспоминала, что нуждается в деньгах Матвея, и вообще-то она вышла замуж по расчету. После этого она сразу переключалась и забывала все эти сиюмитнутные “глупости”. У нее столько планов и их реализация куда как лучше, чем тратить свои силы на ревность.

Однако Серентус, в отличие Катерины не полагал, что это “глупости”, он в панике перебегал от одного устройства к другому. Катастрофа лавиной неслась за ним.

— фактор “сопротивления”?! — шептал он, — не может быть, не может… если… если хозяин поймет, как эти гумонойды работают, то я застряну здесь навечно! Этот проект никогда не закончится, а я закончу свою бесконечную жизнь среди них! Как ты, супруга господина, можешь быть такой глупой! О, местные боги, почему вы не дали ей хоть немного женской гордости. Эта девчонка опасна. Она… вот, она в отличие от тебя, недостойная супруга — умная. И она разгадает ключ к алгоритму, она своими разговорами и своим поведением точно даст ему разгадку. Что мне делать…?! Я хочу убраться отсюда, я хочу домой, если бы не она, да мы бы уже давно переехали. Господин оставался, тянул время из-за нее, а теперь, а теперь и проект может получится и планету включат в межгалактический состав и мы навсегда, Я. Я навсегда застряну…

Истерика Серентуса завершилась, он разложил пасьянс (“приставучая человеческая игра”) и обыгрывая самого себя понял, что приобрел слишком много человеческих качеств. Он не просто улетит с этой планеты. Объективно нет никаких причин, чтобы ее одобрили в качестве члена межгалактических союзов, господин ненавидит человечество также, как и Серентус, а значит, не станет лоббировать. Мотив господина выше, он не оставляет нерешенных задач — не было аватаров, которые не смогли бы подключить к “crossworlds”. Конечно, это “вызов” с одной стороны, а с другой стороны он делает этот проект ради своего брата.