– Пока вы тут беседуете, – прервал ее Жафрэ, – я пойду соберу своих птичек.

И он торопливо вышел из гостиной.

– Поднимем всех преданных нам людей. Любимчик, ты согласен сегодня взяться за нож? – спросила Маргарита, пристально смотря в лицо Кадэ.

– Это моя работа, – ответила Адель, – вы останетесь мной довольны. Но кто заплатит закону?

Маргарита передернула плечами.

– Плевать нам на закон! – заявила она. – После нас хоть конец света. Или пятьдесят раз миллионеры – или бесславная гибель. Главный штаб разместится у меня, в моем тайном доме на правом берегу Сены, на улице Ларошфуко. Особняк мой будет пустовать, ваши квартиры тоже. Днем я нанесу визит герцогине и постараюсь понять из разговоров или взглядов, которому из своих сыновей она отдает предпочтение. Этого мы пощадим, он незаконнорожденный, а вот второго…

– Ясно! – сказала Адель. – Что дальше?

– Затем мы как можно скорее покинем Париж, выполняя волю Отца-Благодетеля… Ему тут же обо всем сообщат, он следит за нами: Пистолет работает на него, – уверенным тоном произнесла Маргарита.

– А потом что? – спросила Адель.

– А потом будет вот что! Нынче вечером он уснет спокойно, зная, что мы направляемся к границе… но в полночь мы окружим его жилище, взломаем дверь и войдем в спальню, где он будет мирно почивать… – сообщила свой план Маргарита.

– Браво! – воскликнули все в один голос.

– И когда Любимчик возьмет его за горло, то этот то ли старикан, то ли молоденький… в общем, клянусь вам, что этот шут скажет, где наши деньги!

Вы уже знаете, что мадемуазель Клотильда, воспитанница супругов Жафрэ, была мужественной девушкой с добрым сердцем; знаете, что она была умна, благородна и умела быть преданной, но мы еще не успели сообщить вам, что она совсем не знала светских манер, обихода и воспитания.

Особняк же Фиц-Роев, эта обитель крайне странного семейства, состоявшего из господина и госпожи Жафрэ, мало походил на монастырь Дезуазо.

Клотильда любила, а любовь, как известно, обостряет интуицию и развивает ум, но ничуть не поощряет к соблюдению светских условностей.

Клотильда чувствовала, что человеку, которого она любит, грозит множество опасностей.

И она всеми силами пыталась помочь ему. Полагая, что Жорж вовсе не принц де Сузей, точно так же, как она – не мадемуазель де Клар, она мечтала убежать с ним подальше от всех интриг, которые почитала и преступными, и опасными.

Она не сомневалась, что находится в логове разбойников.

Но враги наступали на нее с двух сторон. С одной – семейство Жафрэ, Маргарита, Самюэль, Комейроль и прочие, а с другой – герцогиня де Клар, мать двоих сыновей, одного из которых она, как щитом, прикрывала другим, предоставив первому любовь, богатство, имя и все, что является в этом мире желанным, и оставив второму только труды, опасность и нищету.

Помощь и советы Клотильда получала у доктора Абеля Ленуара, но завесы над тайной он тоже не приподнимал.

Возможно, он и сам не знал этой тайны, но скорее всего, не считал себя вправе разглашать чужие семейные секреты.

В середине той ночи, двенадцать часов которой вместили в себя почти всю нашу драму, мы находим Клотильду одну в своей спальне на втором этаже особняка Фиц-Роев. Она не сомкнула глаз, более того: она еще даже не ложилась.

Впрочем, платье она переменила.

Вместо роскошного наряда невесты на ней был скромный костюм, которым она обычно пользовалась для своих ночных вылазок.

Сейчас ее можно было сравнить с бравым солдатиком, который готов к любым неожиданностям.

Когда гости разошлись, Клотильда по кое-каким признакам поняла, что семейный совет (читай: члены банды Кадэ) остался, чтобы обсудить свои дела.

Было уже поздно. Жорж сел в карету, в которой его преданно ждал Тарденуа, только в два часа ночи.

Клотильда попыталась сперва подслушать, о чем говорилось на совете. Ей было не привыкать это делать. Но все двери маленькой гостиной, где сидели совещающиеся, оказались крепко заперты, и от замков так и веяло безнадежностью.

За дверьми говорили мало и очень тихо.

Редко-редко когда оттуда доносился пронзительный, словно крик стервятника, голос Адели.

Устав вести длительные военные действия, Клотильда, улыбаясь, поднялась к себе. Природа не отказала ей ни в веселости, ни в мужестве, и, возможно, ее нежную, полную любви улыбку, вызвало воспоминание о разговоре с Жоржем, но очень скоро улыбка вновь сменилась печалью, и в минуту, когда мы переступили порог ее уютной комнатки, она грустно о чем-то размышляла, сидя в изножье своей кровати. Время текло, но она этого не замечала. Пробили часы на колокольне Сен-Поль, но Клотильда не считала ударов.

Она взглянула на стенные часы, но они остановились.

Решив хотя бы узнать, не рассвело ли, она подошла к окну и приподняла занавеску.

Небо было еще темным, и его освещала только луна, то появлявшаяся, то вновь исчезавшая за тучами, однако во дворе, где ярко сиял фонарь, Клотильда заметила какого-то человека.

Вором он быть не мог, потому что их огромный пес, что постоянно нес ночную службу, бродил по двору совершенно спокойно; не был это и привратник или кто-нибудь из слуг: их Клотильда узнала бы сразу.

Так кто же это?

И какая необходимость выгнала из дому этого ночного работягу, что трудился над чем-то во дворе, не желая дожидаться рассвета?

В помощь любопытству Клотильды были ее юные глаза. Она не узнала работника, потому что никогда прежде его не видела, но, приглядываясь, поняла, что он делает. Он приподнимал одну из плит дорожки, что вела от боковой двери к калитке.

Вскоре Клотильда увидела открывшийся тайничок; незнакомец наклонился над ним, что-то вытащил и спрятал этот предмет у себя под одеждой.

Собака, наблюдавшая за ним, очень напоминала присяжного свидетеля.

Потом Клотильда заметила, что в тайничок бросили нечто, весьма похожее на связку бумаг.

Любопытство ее было доведено до крайности, и она не потратила много времени на то, чтобы решить для себя, как поступить. Решение пришло мгновенно: она отправится туда сама и все выяснит, чем бы это ей ни грозило.

Что она надеялась найти? Клотильда об этом не задумывалась.

Ее давно окружали опасности и одолевало беспокойство, а ночной темноты она бояться отвыкла.

Наш незнакомец не положил еще на место плиты, а Клотильда уже торопливо и бесшумно спускалась по черной лестнице, которая вела к боковой двери. Наудачу она прихватила с собой небольшой крючок, с помощью которого обычно шнуровала ботинки: рычаг, конечно, не очень надежный, но все же лучше, чем ничего.

Когда она открыла дверь, во дворе уже никого не было. Она пошла по дорожке, выложенной гранитными плитами, пытаясь угадать, какую из них приподнимали.

Клотильда не знала заветного числа одиннадцать, а плит тут было великое множество – не очень больших квадратных, устилавших дорожку, ведшую вокруг всего двора.

Однако Клотильде повезло.

Влажные круглые собачьи следы темнели на плитах; но вот их цепочка оборвалась: это собака уселась перед открытым тайником.

Клотильда, не раздумывая, опустилась на колени и попробовала приподнять следующую плиту. Мы не станем утверждать, что ей это удалось столь же быстро, как полковнику, но в конце концов с помощью своего крючка она ее все-таки подняла.

В глубине тайника лежали три листка бумаги.

Спустя минуту девушка была уже у себя в спальне – задохнувшаяся от бега и с колотящимся сердцем.

Интересно, что бы вы ощущали, окажись вы на ее месте? Вам было бы совестно?

А вот Клотильда не чувствовала ни малейших угрызений совести.

Сев у лампы, она развернула первый листок бумаги и прочитала:

«Свидетельство о браке, заключенном в Бриа (Селькерк), Шотландия, между Вильямом-Жоржем-Генрихом Фиц-Роем Стюартом де Клар де Сузей и девицей Франсуазой-Жанной-Анжелой де Тюпинье де Боже 4 августа 1828 года».