Я в о р (усмехнулся). Как, Федя?
Ф е д ь. Беру на вооружение! (Записывает.)
Л о б (поощренный похвалой). Про эффективность нашего животноводства можно написать еще остроумнее. Я вот подсчитал, что своим салом, мясом, молоком и яйцами мы можем прокормить все население такой республики, как Андорра! (Залился смехом.)
Я в о р. Такое придумал, что и самому смешно?
Л о б. Но это факт! Населения в той республике — шесть тысяч человек.
Я в о р. Дальше.
Л о б. Про сервис на душу населения. Вот диаграмма нашего замечательного шофера Гриця Собцабэкала. За последние три года он приобрел мотоцикл с коляской, телевизор, стиральную машину для матери, швейную машинку…
Я в о р. А что в этом удивительного?
Л о б. А фамилия Собцабэкало! Его батько, дед и прадед всю жизнь волов понукивали: соб-цабэ, а Гриць овладел новейшей техникой, первоклассный механизатор!
Я в о р. Что еще?
Л о б. Одежда на душу населения. (Показывает на одну из диаграмм.) Эти данные я взял в нашем сельмаге. Если б из всего капрона и дедерона, сукна и ситца, купленного нашими людьми за год, сшить покрывало, то этим покрывалом можно было бы накрыть наше село как шатром!
Я в о р. А тот шатер для кого? Для дачников или для наших дармоедов?
Л о б. Как пример, Танас Карпович.
Я в о р. Боюсь, что с такими примерами мы попадем в «Перець» или в «Крокодил»… (Роману.) Как ты думаешь, ученый академик? Извини, что так называю. Но ты и вправду среди нас самый ученый.
Р о м а н. А дозволено академику быть откровенным?
Я в о р. Галилео Галилей, когда доказывал, что земля вертится, разрешения ни у кого не спрашивал.
Р о м а н. А что скажет товарищ Лоб?
Л о б. Пожалуйста, доказывай, что «Червоная зирка» уже перестает вертеться.
Р о м а н. Еще вертится, но может сбиться с орбиты. И довольно скоро.
Л о б. Слышите, Танас Карпович? Он просто издевается над нашими показателями на душу населения.
Р о м а н. Наоборот, многими горжусь. Ведь я, как агроном, тоже кое-что делаю, чтоб полка с булками могла протянуться от Одессы до Москвы. Сало и мясо — тоже неоспоримый факт. В самом деле можем прокормить Андорру!
Л о б. К черту эту Андорру! В порядке самокритики, беру этот факт назад…
Р о м а н. А я б вставил в статью и Андорру… Ведь это факт о наших возможностях. За всю историю наши крестьяне никогда не жили так хорошо материально, как сегодня.
Л о б. В чем же ты видишь угрозу для нашей орбиты?
Р о м а н. В ножницах, что получились на душу населения. Почти все эти диаграммы, что вы демонстрируете, вернее надо назвать: на брюхо населения.
Л о б. Вы слышите, Танас Карпович? На брюхо!
Р о м а н. Человек хочет не только булок и сала. Это понимали даже церковные пастыри людских душ, они говорили: «Не хлебом единым жив человек». А многие современные духовные пастыри об этом забывают.
Я в о р. И на кого ты намекаешь? Конкретно. Боишься, ученый агроном, стрелять в лоб, рикошетом бьешь?
Р о м а н. Галилео Галилей, которого вы недавно вспоминали, тоже не всегда был храбрым перед папой римским.
Л о б. Да как ты смеешь! Дважды Герой для тебя уже папа римский?
Я в о р. Да помолчи ты… Продолжай дальше, Галилей…
Р о м а н. Среди всех диаграмм я вижу только две про духовные ценности: школа и пресса. Этим и в самом деле можно гордиться.
Л о б. До революции газеты у нас выписывали только поп, волостной писарь и учитель. А теперь — три газеты и журнал на каждую хату. Увеличение на тысячу девятьсот процентов!
За окном вдруг раздается дикий выкрик, который переходит в пьяную хоровую песню.
Ф е д ь. Это у тракториста Кучерявого. Сегодня праздник святого Ануфрия!
Л о б (зажав уши). Начинается очередной концерт. Предлагаю, Танас Карпович, поставить вопрос о Кучерявом на первом же заседании правления. У него всегда то именины, то поминки, то праздник святого Прокопия или Козьмы-Демьяна.
Будто соревнуясь, в противоположном конце раздается песня другой пьяной компании.
Ф е д ь. А это поют у Светланы Разлыганой.
Л о б. Ты, видать, изучил всю пьяную географию.
Ф е д ь. По голосу узнаю: выводит лучшая клубная хористка.
Л о б. Чем хвастаешь? Распустил свои кадры, теперь пожинай лавры!
Ф е д ь. Танас Карпович, умоляю: прогоните меня из клуба! Чем я виноват, что хор разбежался и теперь Светлана проявляет свой талант на гулянках?
Я в о р. Давай без истерик, Федь. Садись, будем заканчивать статью.
Л о б (закрывает окно). Если б моя власть, я бы всех этих пьянчуг!..
Я в о р. Что?.. Расстрелял или повесил?
Л о б. Немедленно в вытрезвитель!
Р о м а н. Очень большой вытрезвитель понадобится. Разве что новый коровник переоборудуем…
Л о б. Танас Карпович, он снова насмехается!
Я в о р. Баста, точка! (Федю.) На чем мы остановились?
Ф е д ь. На газетах и журналах.
Я в о р. Выкладывай, Лоб, что там у тебя дальше?
Л о б (обиженно). Я больше не могу. (Жест в сторону Романа.) Пускай он, этот ученый остряк.
Р о м а н. Берусь написать раздел: почему у нас так много пьют? (Лобу.) По вашему методу, я сейчас прикинул: если бы все бутылки из-под водки, самогона и вина, выпитого в нашем колхозе за год, положить в одну линию, то она, эта линия, протянулась бы до нашего областного центра…
Входят Г р и ц ь С о б ц а б э к а л о и Л е с я. Оба молодые, хорошо одетые.
Г р и ц ь. Можно?
Л е с я. Добрый вечер!
Я в о р. Добрый вечер, Гриць и Леся! (Ласково.) Часом, не на свадьбу ли пришли приглашать?
Г р и ц ь. Заявление вот… (Подает.)
Л е с я. И мое… (Тоже подает.)
Л о б. А мы тут про тебя вспоминали, Собцабэкало. Самый культурный шофер в колхозе и механизатор.
Я в о р (пробежал глазами заявление). Что такое? Да вы… ты думал, Гриць, когда писал?
Г р и ц ь. Думал, Танас Карпович.
Я в о р. Садитесь.
Л е с я. Спасибо. Мы и постоим.
Я в о р. Садитесь, вам сказано! (А сам, взволнованный, ходит по комнате. Внезапно останавливается около Леси.) Ты ж у нас на Доске почета красуешься! Медаль получила!
Л е с я. Спасибо! Получила.
Я в о р. Что ж ты будешь делать в том Киеве? Там сахарная свекла не растет.
Л е с я (встает). Буду работать в типографии. Моя родная тетка там бригадиршей.
Г р и ц ь (тоже поднялся). А я — шофером. Уже договорился.
Я в о р. Чего встали, сядьте!.. Кто вас научил низкопоклонству? Человек звучит гордо! Знаете, кто это сказал?
Л е с я. Максим Горький.
Л о б. И тебе не стыдно, Леся? Горького знаешь, а из колхоза удираешь? Да еще из какого — самого богатого в области! (Грицю.) Сколько ты в прошлом месяце заработал на свою душу?
Г р и ц ь. Сто восемьдесят.
Л о б. А в горячую пору получал и больше?
Г р и ц ь. Получал и больше.
Л о б. И мотоцикл с коляской приобрел. И собственную «Ладу» можешь купить, как твой напарник Коваленко. А в Киеве что будешь иметь?
Я в о р. Чего молчишь?
Л о б (Лесе). Сколько у тебя шелковых платьев, нейлоновых блузок, кофточек? Полтора десятка наберется?
Л е с я. Как у всех…
Л о б. И бежишь из колхоза: себе на погибель, а Танасу Карповичу — на позор! Весь район завопит — от дважды Героя уже удирают.
Я в о р (грохнул кулаком по столу). Ты замолчишь наконец, пастор! (Ласково к молодежи.) Вот что, Гриць, и ты, Леся. Ступайте домой и подумайте. Хорошенько подумайте.
Г р и ц ь. Мы уже думали. Дайте нам справки.
Л е с я. Отпустите нас из колхоза.
Я в о р. Требуете?
Г р и ц ь. Просим, Танас Карпович…