— Тише. Расступитесь на два шага, — не повышая голоса, обратился он к толпе, но глядел только на оторопелого мужичка.

Толпа притихла и тоже глядела — многими глазами, прицениваясь, всматриваясь, принюхиваясь к крови.

— Расступитесь. Раздавите кого-нибудь.

Рядом нашелся недавний бородач. Подвинул плечом кого-то, взглянул на мужичка, на людей рядом собой, на откинутую полу Белегова пиджака. Кого-то отпихнул, кого-то отвел рукой.

— Тиши, тише, люди! Не напирай!

Толпа выдохнула и распалась. Выступили из нее отдельные лица: испуганная женщина в сером платье домашней прислуги, заплаканная старуха в прожженной блузке, мужчина в кучерской тужурке с ребенком на руках, фабричный рабочий, грузчик, торговка, группа подростков… Позади к барьеру едва успели подбежать стрелки с винтовками, и их капитан тоже застыл рядом с приоткрытым ртом — в той же самой позе. Прошло несколько секунд, не больше.

Белег повернул голову, нашел глазами Турина: тот тоже застыл, но уже не на подножке — стоял на капоте, поставив ногу на крышу «Глаурунга». Встретившись взглядом, смотрел еще мгновение, а потом едва заметно кивнул.

— Люди! — он запрыгнул на крышу бронемобиля, призывно вскинул руки. — Послушайте меня! Кто в семьдесят втором эвакуировался из Дор-Ломина в Дориат? Или из Хитлума?

— Из Дортониона!

— Оттуда тоже!

— Ну я…

— И я…

— Из Митрима!..

Одна за другой поднимались, поворачивались головы, люди озирались, вглядывались в лица друг друга.

— Вспомните, как тогда было! — Турин повысил голос. — Паника, крик, плач! Кого-то потеряли, кого-то забыли! А кто-то своих построил — пересчитал, самое нужное схватил и быстро, но с умом двинулся! Ученые же вроде, нет?

Вокруг переглядывались, гудели.

— Что предлагаешь-то? — крикнул кто-то.

— Сколько вас? — сразу откликнулся Турин. — Кому нужна помощь? Сколько здесь детей? Сколько раненых? Сколько нужно палаток, теплой одежды и еды — темнеет уже! Кто готов идти за водой? Не знаете? А что знаете? Хотите сейчас на винтовки броситься не разбираясь? В огонь кинуться? Вы же видите, — он обернулся, рукой махнул на застывшее оцепление стрелков, — с этих толк какой. Они сами перепугались — никогда такого не видели. Но тогда — тогда они готовы были и ждали нас! Сейчас сами ничего не понимают. Но там, за рекой, кто-то ведь сейчас тушит ваши дома!..

— Да ты сам-то хоть раз видел эти дома, Выкормыш? Ты ж у эльфьего короля во дворце мягко спал да сладко ел!

Вокруг недобро засмеялись.

— Видел, — серьезно ответил Турин, — видел! Все видели! Знаю ваши упреки, сам их себе повторял! Что вы там, за рекой, а я здесь! Знаю! И король Тингол знал! И делал что мог! И когда появился шанс что-то исправить и для вас тоже — а он появился, шанс этот! — убили короля.

Вокруг примолкли, Турин обвел людей взглядом.

— Убили его. По городу слухи пустили — такие, что мы уже готовы вцепиться друг в друга. Стреляют уже, верно? Дома вспыхнули. И что теперь? Чуете, чем пахнет? Не дымом, нет! Чуете, кто руку приложил?..

Капитан Лиртиаль — так его звали — остался на посту. Сам пост перестал щетиниться винтовками и колючкой, стрелки растащили барьеры и вместе с людьми принялись разводить костры, таскать воду и натягивать тенты. Кто-то рванул в часть за одеялами, кто-то за полевой кухней, кто-то — в город. В лагере составляли списки, делились по улицам и кварталам, выбирали предводителей: небольшой отряд собирался выдвинуться к мосту, узнать, что же там.

Турин ушел смотреть, как все устраивается, Белег остался у бронемобиля. Нужно было поскорее заканчивать здесь и ехать в центр, смотреть по обстановке и пробиваться прямо во дворец, выяснять новости.

— Держите, господин полковник, — подошел кто-то из оцепления, протянул клочок бинта. Запахло перекисью.

— Спасибо.

В боковом зеркале «Глаурунга» отразился разбитый лоб, но это было ничего. Больше беспокоила тихая тупая боль в груди: под чьими-то башмаками спружинили ребра, а еще хуже — под ребрами будто кольнуло что-то острое. Где-то там, где доктор Курмин показывал белеющий на снимке кусочек застрявшего металла — от него давно следовало избавиться… Белег придержал себя за бок и сквозь зубы вздохнул.

— Белег! Белег Куталион! — позвали вдруг. — Господин Коммивояжер!

Сквозь мельтешение людей и эльфов к нему, хромая, протискивался пожилой мужчина с большим кулем в руках.

— Тиглдан! Ты здесь.

— Мы, — поправил Тиглдан. — Малая вот, — он тяжело качнул куль, — расхворалась. Я и решил, не надо второй раз судьбу пытать. Ноги в руки, ее в одеяло — и в больницу нашу. Только пока там толкался, пока нужного доктора найти просил, оно и полыхнуло. Прямо так через мост и перебежали …

— Что с ней? — спросил Белег, отгибая край одеяла.

Девочка была очень бледная, вся в липкой испарине и то ли спала, то ли впала в забытье — больше походило на второе.

— Продуло, может? — предположил Тиглдан. — Так-то тепло у нас, но с горя-то… Я только касторового масла ей дал: подумал сперва, вдруг та дрянь вернулась. Но так-то непохоже. Скажешь что?

— Я не врач.

Жар был сильный, очень сильный.

Турин в толпе будто почувствовал его взгляд: он стоял в стороне в окружении людей — в окружении выдвинутых в предводители — и что-то быстро, сильно жестикулируя и явно пересыпая речь соленой бранью, с ними обсуждал. Рядом вставлял какие-то реплики капитан Лиртиаль.

— Сейчас! — крикнул Турин, коротко взглянув и узнав Тиглдана, — вскинул руку в приветственном взмахе. Еще через минуту распрощался там и прибежал.

— Что тут! Тиглдан! Вот встреча! Что такое?..

Девочка в своем кульке казалась восковой; она приоткрыла рот и сдавленно дышала, подрагивая ресницами.

— Так… Дела-а… И куда мы тогда едем?

***

Менегрот

17 часов 28 минут

Ворота во двор были заперты. Витрины торговых помещений на первом этаже — тоже, на решетках висели замки, за решетками поверх стекла видны были куски фанеры и еще чего-то — наверное, снятых мебельных стенок.

Со стороны Кирпичного проезда было тихо, фонари на столбах не горели, окна и в доме 22/1, и в домах по соседству были сплошь погашены, и казалось, что район затаился — как ребенок спрятался в кровати, сунув голову под подушку.

Гарью пахло. Сильно. Ветер доносил с реки запах, а с соседних улиц непривычные, незнакомые прежде Менегроту редкие возгласы испуга, отдаленный стук и звон разбитого стекла. Еще дальше, со стороны центра — далеко, в шуме двигателя людям не услышать — прозвучали два выстрела.

Пока ехали, Тиглдан успел наскоро повторить то, что они про Новое Заречье, да и про город вообще уже знали: что началось со стрельбы в Квартале, продолжилось в центре, а потом вспыхнуло за рекой. Еще рассказал, что ему самому удалось выяснить по просьбе Белега.

— …никакого особого специалиста в лице вашего покойника-гнома никто в наших трущобах не искал. И специалистом тот не слыл, это уверен будь. Просто столяр-плотник. Делом своим занимался, никто про него ничего подозрительного не знает. Я и так, и эдак поспрашал у разных людей — глухо.

— Никто примечательный к нему не заходил?

— Нет. Никто из мутных людишек и мутных гномов. Заходили редко младшие помощники из разных гномских мастерских, заходили люди — по большей части, кто за речку перебрался и там обустраивается, какой-никакой достаток имеет. Самого покойника видели: ходит себе через мост, а там по конторам, по лавкам разным. И по столярным, и по мебельным. Заказами перебивается. С денежками у него туговато было, это точно. Зареченская публика, сам понимаешь, до плотницкого мастерства не требовательна: кому что надо, сами справляются, а чтобы нанимать да заказывать… Нет, это дело редкое. Потому и общаться с ним никто не стремился, только пацаны соседские в помощники напроситься хотели, но он выпроводил их.

— С деньгами у мастера Фрара было туго, с заказами тоже. С квартиры он съехал, не расплатившись, а мастерскую снял на несколько месяцев вперед.