Наконец, он решил отдохнуть и прекратил играть; и тут же его снова начало притягивать, хотя он и не мог слышать музыку. Но он чувствовал ее.

— Ты не сможешь убежать, — произнес мужской голос. — Цивилизация, которой вы прикрывали свою сущность, всего лишь облицовка, и вот звучит зов, призыв открыть ваши настоящие «я».

Синдзи обернулся и увидел человека. Он был темнокожим, с благородным выражением лица, одет как фараон, с крюком и посохом в руках. За ним шла процессия, несшая гроб фараона; они пели вразнобой и направлялись к дальней туманности. Дюжины картин промелькнули перед глазами Синдзи, от огромного паука-альбиноса до фосфоресцирующего, похожего на спрута, чудовища. Каждая из картин казалась ужасной, но, в то же время, что-то внутри заставило его относится к ним, как к должному.

— Так близко, — тихо сказал мужчина, и добавил, уже громче, — Зов правителя демонов Азатота можно отсрочить, но нельзя проигнорировать. Все идет от него, и все к нему вернется. Прах к праху, пепел к пеплу.

Бледный Странник. Тот, Кто Шепчет во Тьме. Темный Мореплаватель. Дюжины имен мелькали в голове Синдзи по мере того, как голоса, жившие в нем, узнавали того, кто стоял перед ним. Глас Внешних Богов, их Дух, Ньярлахотеп. У него было столько форм, сколько существ живет во вселенной, ибо для каждого вида он мог принять его форму, или форму того, чего они боялись больше всего. Он был ястребом, что ловил мышь, волком, охотившимся за оленем, ксерджи, крадущим яйца дсах.

— Мне просто снится сон, — понял Синдзи.

— Да, снится, — ответил он. — Сны открывают правду, которую мы скрываем. Но тебе не надо засыпать, чтобы услышать зов. Неужто те не чувствуешь его? Зов Короля Моря силен, но его песня всего лишь отражение этой.

Скорбная процессия продвигалась вперед, и Синдзи вместе с ней. Он пытался выбрать между нежеланием приближаться к туманности, интересом к происходящему и страхом повернуться к Черному Фараону спиной. Он чувствовал зов.

— Я не чувствую ничего, — солгал он

— Что ж, это твое дело, коли ты решил пропустить похороны своего отца.

— ЧТО? — Синдзи в шоке уставился на гроб.

— Все души идут от Демона-Султана, как это заведено, и, умирая, ты возвращаешься к нему, чтобы быть поглощенным и стать тем, из чего будут созданы новые души. Это то, что ждет всех. Буддисты правы, как видишь.

Синдзи никогда особо не обращал внимания на религии. Синто, буддизм, христианство, ислам…для него они все сливались, как пятна. Он имел общее представление об их различиях, однако никогда об этом не задумывался, хотя и не сомневался, что Аска с удовольствием рассказала бы ему что-то о христианстве и хотела бы, чтобы он посещал церковь вместе с ней — если они продолжат встречаться.

— Я не помню, чтобы они говорили что-то о поедании душ Азатотом, — сказал Синдзи. — И какое это имеет отношение к отцу?

— Душа — это просто иллюзия, химера, выплюнутая Азатотом, которая вернется к нему, выполнив свое предназначение, ибо мир существует только по его прихоти. А ты лишь маска, что носит он для того, чтобы сравнивать себя с другими масками, и это все лишь история, что он рассказывает сам себе на пути вечности, — почти любезно ответил Черный Фараон. — Твой отец сыграл свою роль, и теперь он мертв, и он вернется в лоно Азатота, чтобы быть поглощенным и родится заново.

— А мне казалось, что это Шуб-Ниггурат пожирал своих детей, через это давая им новую жизнь, — сказал Синдзи, сам удивляясь, откуда он знает все это.

— Они едины, — ответил Черный Фараон, идя вместе с Синдзи и всей процессией. — И я с ними. Они кажутся разделенными… ты и я, мы кажемся отдельными существами только потому, что ты не можешь увидеть высший уровень, где есть только одно, частью которого являемся я, и те, кто от Азатота. Это секрет буддистов и философов-индуистов, что весь мир лишь иллюзия, игра, и только освободившись от иллюзии и соединившись с Брахмой, душою этого мира, можно стать свободным от всех горестей.

— Но причем тут отец? — упрямо спросил Синдзи.

— Твой отец дал обет Внешним Богам, когда искал силы победить их, пытался обхитрить их. Он мог бы преуспеть и без моей помощи; они все были слепыми идиотами, которые повиновались законам, назначенным Душою Мира. Кто-то, достаточно смекалистый, мог ходить среди них, используя их для своих целей. Но теперь его душа принадлежит ему, и он поглотит его. Так он соединится с Душою Мира и обретет покой.

— Он будет уничтожен! — в ужасе закричал Синдзи.

— Он получит то, что хотел. Но это не имеет значения; он найдет покой через объединение с Душою Мира, убежит от этого мира боли. Не лучший ли это конец?

— НЕТ! — выкрикнул Синдзи, начиная злится. — Я не дам тебе бросить душу моего отца в глотку Демона-Султана! — он собрался с силами, приготовившись в битве. Это было просто; здесь он чувствовал себя сильнее, чувствовал мощь, что жила в нем.

И тут он понял, что черпал силу из это странной музыки, и, чем больше прибывала его сила, там ближе он становился к Азатоту. Синдзи замер, не зная, что делать.

Голос Черного Фараона изменился.

— Теперь ты понимаешь? Выжигая огонь огнем, ты сам становишься огнем. Ты пройдешь по пути своего отца до самого конца. И тебя, после твоей смерти, поглотит Демон-Султан, ибо перст его в душе твоей.

— Нет! — отчаянно вскричал Синдзи.

— Служи по своей воле, и смерть и распад отсрочатся надолго. Отрекись, и она придет скоро. Служи, и мы восстановим твоих родителей, — сказал Черный Фараон, почти мурлыча. — А смерть — это тоже иллюзия, ее можно обратить, если иллюзионист этого захочет.

Синдзи замер; оцепенение снова захватило его, хуже, чем обычно.

— Ты лжешь, — сказал он, почти отчаявшись.

— Я не лгу. Твоя мать может быть освобождена из своей тюрьмы, твой отец восстать из мертвых, и вы будете одной счастливой семьей.

Синдзи моргнул.

— Ее тюрьмы?

— Она была поглощена ЕВОЙ Рей, — сказал Ньярлахотеп. — Твой отец… он так хотел вытащить ее оттуда. Он был готов рискнуть всем ради этого. Я бы мог это сделать в любой момент. Я просто… не хотел этого.

Синдзи попытался мыслить здраво. Это все должно быть каким-то трюком, но… мать… отец… он не мог просто бросить их. Не мог. Музыка не замолкала, и он все дрейфовал, дрейфовал… Скоро ему придется что-то делать.

Схватить отца и попытаться убежать. Даже если это опасней, чем оказаться во власти Демона-Султана. Что еще он мог сделать? Он собрался с силами и нацелился на процессию, несмотря на смех Ньярлахотепа. К его удивлению, Ньярлахотеп просто смотрел на то, как он отбросил звероголовых существ, несших гроб. Он схватил его и поднял в воздух, летя как можно быстрее.

Но он слышал голос Ньярлахотепа. «Однажды тебе придется проснуться…»

Он не обращал на него внимания и летел, летел как можно дальше от Демона-Султана, не оборачиваясь.

Тодзи снова снился сон, в котором Кенсуке был еще жив и они болтали друг с другом. По крайней мере, он думал, что так было бы. Они сидели на качелях, как в старые добрые времена.

— Привет, как делишки? — спросил он.

— Все хорошо, только я не Кенсуке.

Тодзи уставился на него.

— Что?

— У меня множество имен. Черный Фараон, Ползучий Хаос, Бог с Кровавым Языком, Зеленый Человек, Вопль Скорби, Слепая Обезьяна Истины, и так далее. Но ты можешь меня звать просто Ньярли.

Тодзи спрыгнул со своих качелей и отпрыгнул назад.

— Так что же ты сидишь тут, да еще и выглядишь как Кенсуке?

— Что ж, пойми, показав свое настоящее обличие, я свел бы тебя с ума.

— Ты настолько уродлив?

— Очень смешно. Ты хочешь услышать объяснение или нет?

— Ну, извини.

— Мы «здесь» только потому, что я хотел сделать тебе предложение, от которого ты не можешь отказаться. Обычно, я сначала убеждаю человека в том, что он хочет именно этого, через сны и видения. Но такая прелюдия слишком сложна для тебя. Поэтому я скажу тебе прямо.