– Энтони, мы должны…

Дверь за моей спиной открывается, и мы падаем. Каким-то чудом, и этим чудом является ладонь Энтони, мы не разбиваемся о пористые плитки.

– Buonsera[24], синьора Росси. – Шея и подбородок Энтони заливаются краской.

Нонна прищуривается, смотря на его лицо, а затем на руку, обвивающую мою талию, которую он отдергивает, как ребенок, пойманный на краже конфет из банки.

– Добрый вечер, синьор Греко.

Он проводит ладонью по лицу, словно пытаясь прикрыть румянец.

– Энтони просто провожал меня домой, Нонна. – Возможно, потому, что это моя бабушка, или, возможно, потому, что кожа Энтони в таких же красных пятнах, как кожа Маттиа, я не могу сдержать улыбки. – Не нужно устраивать ему допрос с пристрастием.

– Провожал тебя домой, говоришь? – Ее взгляд не смягчается. – У вас двоих были проблемы с поиском дверной ручки?

Моя улыбка становится еще шире.

– Мы еще не приступили к ее поискам.

Она бросает на Энтони сердитый взгляд, такой же крепкий, как чай, который она заваривает утром и вечером.

Я больше не улыбаюсь:

– Прекрати, Нонна. Энтони не сделал ничего плохого.

Внимание бабушки наконец переключается с бедняги на меня.

– Где ты была всю ночь, Фэллон? – Ее глаза такие же темные, как лес на материке, а кожа под линией ресниц более темного лавандового цвета, чем обычно.

Я поворачиваюсь к Энтони и быстро шепчу:

– Иди.

Он не уходит. Во всяком случае не сразу. Но в конце концов понимает, что это лучший, даже единственный вариант. В дверях он задерживается.

– Спасибо за сегодняшний вечер. – Он больше не краснеет. Он выглядит чрезвычайно трезвым и чрезвычайно обеспокоенным тем, что оставляет меня разбираться с бабушкой в одиночку.

– Увидимся завтра.

Еще один удар сердца в оглушительной тишине.

Второй.

А затем дверь с приглушенным щелчком закрывается.

– Где ты была? – Нонна кутается в шаль, чтобы защититься от холода, который по ночам поднимается с канала.

– Я была с Энтони.

– Где?

– Мне больше не тринадцать, Нонна.

– Где?

– В таверне.

Она окидывает взглядом мою юбку.

– Я и не знала, что в таверне такая грязь.

Я задерживаю дыхание, пытаясь придумать ложь, в которую она поверит.

– Энтони пригласил меня на свою лодку, а рыбацкие лодки не особенно чистые.

– Я не знала, что он ловит рыбу в грязи.

Я злюсь. Бабушка всегда оберегает меня, но сейчас заходит слишком далеко.

– Я не была в Изолакуори, если это то, о чем ты беспокоишься.

– В Изолакуори нет грязи, так что нет, не об этом я беспокоилась. Единственное место, где есть грязь, – это Ракс. – Тишина, которая разливается между нами, такая громкая, что давит на мои барабанные перепонки. – Скажи мне, что ты была не там.

Я могла бы продолжать лгать, поскольку никакое количество соли на моем злом языке не выдало бы обмана, но я предпочитаю правду:

– Я была. Я отправилась туда. И это было потрясающе. Знаешь, что еще я сделала сегодня вечером? Я поцеловала Энтони. И поскольку ты хочешь знать все о моих делах, после того как мы вернулись из земель смертных, я пошла в таверну выпить с Джианой и членами команды Энтони, прежде чем он проводил меня домой и снова поцеловал.

Рот Нонны кривится, когда я все выкладываю.

– Вот. Ты в курсе всего, что связано с Фэллон. А теперь я могу идти спать или тебе нужны подробности? – Сердце колотится о ребра, и хотя часть меня осознает, что я веду себя неуважительно, другая часть напоминает, что я имею право на личную жизнь.

– Ты спала с ним? – Бабушка так морщит лоб, что внезапно выглядит на все триста сорок семь своих лет.

– Вот уж это точно не твое дело, Нонна, но нет.

– У Энтони определенная репутация.

До этого я еще сдерживалась. Теперь же с языка срываются дерзкие слова:

– И у женщин Росси тоже. Я думаю, мы с Энтони идеально подходим друг другу. Тем более что он не принц. По крайней мере сейчас я не перегибаю палку, верно?

Я наблюдаю, как каждое мое слово отражается на бабушкином лице, затем поднимаюсь по лестнице и захлопываю за собой дверь, не заботясь о том, причинила ли я ей боль, разбудила ли мать.

Если бы только у меня были средства уехать, средства жить так, как мне нравится, а не так, как нравится всем остальным.

Я думаю об Энтони и его предложении пожениться, а затем о Бронвен и ее пророчестве. Хотя оба варианта освободили бы меня от гнета бабушки, но оба связали бы меня по рукам и ногам.

Я ненавижу то, насколько ограничен выбор у женщин. Может быть, отважиться и пересечь южные моря, сбежать в Королевство Шаббе?

Я представляю, как преодолеваю чары и причаливаю к острову розового песка.

А потом вспоминаю, откуда такой цвет…

По словам моряков, часто посещающих «Дно кувшина», это гиблая земля, где белые пляжи порозовели от пролитой сто лет назад крови фейри и людей и где жители обитают в грязных хижинах, а мужчин кастрируют за самые незначительные проступки.

От этого образа у меня сводит живот, а желание сбежать исчезает. Люче, может, и далеко до совершенства, но это мой дом.

Здесь мой народ. Мои друзья. Мой змей.

И, может быть… только может быть… мой трон.

Кольца, на которых висят мои занавески, позвякивают, вырывая меня из беспокойного сна. Мелькает мысль, что это Нонна пришла обсудить нашу ссору, но тут я замечаю розовые оборки, золотые блестки и эбеновую[25] кожу.

– Я надеюсь, у тебя была веская причина, чтобы бросить нас с Фебом прошлой ночью.

– Уходи, Сиб, – бормочу я, когда блики солнечного света бьют по моим зажмуренным векам. – Слишком рано.

– Не уйду.

– Почему ты меня никогда не слушаешь?

– Я тебя послушала вчера – кое-что о встрече на гондоле, – и знаешь что? Тебя. На ней. Не было.

Застонав, я открываю глаза.

– Я в курсе.

Яркий свет очерчивает скрещенные руки Сиб, обиженно надутые губы и пышное платье.

– Ты только что вернулась?

– Нет, сначала привела в порядок свою коллекцию ночных рубашек, – невозмутимо отвечает она. – Почему, во имя трех королевств, ты не пришла?

В висках покалывает, веки тяжелые.

– Потому что меня не пригласили, вот почему.

– Что ты имеешь в виду? Конечно, пригласили.

Я взбиваю обе свои тростниковые подушки и приподнимаюсь повыше, гадая, не проглотила ли она трубу перед тем, как покинуть замок, потому что ее голос особенно пронзителен.

– Тебе обязательно орать?

– Я не ору, – кричит она.

Я массирую виски:

– Должно быть, я слишком много эля выпила.

– Ты ходила куда-то выпить? Куда? Подожди, мы отклоняемся от темы. – Бодрствование всю ночь всегда придавало Сибилле дополнительную энергию. Пока ее голова не коснется подушки. Тогда она тут же проваливается в сон.

– Тебя точно пригласили, Фэл. Я спросила Данте, и он сказал, что у него есть спрайт, ответственный за отправку ленточек, и он доставил одну тебе домой.

– Ну, должно быть, у спрайта был неверный адрес.

Сибилла бросает на меня насмешливый взгляд.

– Все знают, где находится дом Росси, и поскольку неисполнение королевского приказа стоит спрайтам крыльев, ленту доставили.

– Я искала. – Я полностью проснулась. – Я везде искала, Сиб. Думаешь, я не хотела пойти?

Сибилла наконец замолкает. Судя по направлению ее взгляда, в голове у нее роится множество мыслей, и все они о женщинах, живущих под этой крышей. Или, скорее, об одной женщине, поскольку другая имеет ограниченное представление о реальности.

– Зачем ей портить твой вечер? – Голос Сиб звучит не громче моего пульса.

– Чтобы защитить меня.