– Ну-ну, ты так рассуждаешь только потому, что мы с тобой – разных взглядов.

– Мы – разных взглядов, но мы – одной крови, – тонко усмехнулся Юрий. – А потому, если даже сейчас у нас разные взгляды, то потом, когда этот самый пожар разгорится, мы и гореть в нём вместе будем.

Михаил усмехнулся и пожал плечами.

– Да ну, глупости! Я его разжигаю, и я же от него пострадаю? Бред!

– Бред? – поднял тонкие брови Юрий. – А вот послушай… Иван Фёдорович, для вас этот господин – кто?

– Барин, – не понимая, что от него хотят, ответил Ваня.

– Если народ будет господские имения жечь, его имение поджигать будут?

– Будут! – уверенно заявил Ваня.

– Какая непосредственность! – восхитился Велимир. – А скажите, Михаил Иннокентьевич, какое ваше отношение к новому искусству?

– Положительное! В новом обществе и искусство должно быть новым!

Гости принялись взахлёб обсуждать новое искусство. К Ване все потеряли интерес. За столом возобновилось веселье, беседа стала более оживлённая, подвыпившие гости спорили, перебивая друг друга, выкрикивали какие-то стихи, хохотали, то и дело провозглашали тосты и поднимали бокалы. Ваня же то и дело посматривал на Михаила. Ему казалось, что где-то он уже видел этого господина. Но – где? В этом городе у него знакомых нет, а из высших кругов общества – тем более… И, однако, где-то он его видел, где-то… И вдруг Ваню осенило: это же тот самый барин с вокзала, спутник той дамы, у которой украли чемоданчик, и который заявил полицейскому, что в украденном чемоданчике лежали лишь «дамские пустяки». Ваню бросило в жар. Понятно, что этот господин не заметил тогда невзрачного паренька, и уж тем более не мог знать, что его деньги – или деньги его дамы – попали к нему. Но всё же… Какая странная встреча!

В самый разгар веселья вновь резко прозвенел звонок.

– Кто это? – удивилась Лиза. – Мы вроде никого больше не ждём.

А Глафира, пожав плечами, пошла открывать.

До слуха компании донеслись голоса, которые о чём-то спорили. Через несколько минут растерянная Глафира вернулась в сопровождении трёх человек, вид которых заставил присутствующих замолкнуть. Это были – молодой послушник в монашеской рясе, и двое пожилых, бедно одетых крестьян.

– Извините, Юрий Афанасьевич, – стала оправдываться Глаша, – но этот господин утверждает, что он – ваш отец!

– Папа! – воскликнул страшно поражённый Юрий и кинулся к отцу. – Боже мой, папа, что с вами? Что это за наряд?! Агафья, это ты?..

– Ах, Юрий Афанасьевич, как свидеться-то довелось! – запричитала Агафья и прослезилась.

– Сынок, – возбуждённо заговорил Афанасий Матвеевич, а это был он, – горе! Страшное горе! Какие-то революционеры, эсэры, кажется, напали на наше имение, всё сожгли дотла, скотина – частью погорела, частью разбежалась, мы разорены! Разорены! Я спасся только благодаря вот этому молодому человеку! Он мне жизнь спас, сынок! Сам Господь Бог послал мне его… Пришёл он ко мне вечером на ночлег попроситься, да и посоветовал ценные вещи вынести, приодеться попроще и спрятаться к дворовым нашим во флигель. Только так и спасся…

Рассказ отца вызвал всеобщий шок.

– Папа, да что вы такое говорите?! – вскричал Юрий. – Как такое возможно? А вы, молодой человек, ну-ка быстро рассказывайте, как вы прознали про нападение? У вас знакомые, что ли, среди этих мерзавцев имеются?!

– Нет, – просто ответил Илья, спокойно глядя на трясущегося от гнева и отчаяния Юрия.

– Ах, Юра, – укорил его отец, – да какая разница, откуда прознал… Я ему жизнью обязан!

– Ладно, это мы разберёмся… Вот! – он гневно обернулся к Михаилу. – Ваша работа, господа либералы! Вот и до нас эта волна докатилась. И до вас докатится. Сами же в том огне, который раздуваете, гореть будете!

Потрясённый Михаил не нашёлся, что ответить. А Юрий вновь засуетился вокруг отца.

– Папа, вы голодны? Откушайте! Прошу! Глафира Яковлевна, помогите отцу раздеться! Прибор ему и бокал!

Глафира помогла старику раздеться, а также приняла ветхий полушубок Агафьи и подрясник Ильи, убежала в прихожую, оттуда – в кухню. Гости тем временем подвинулись, дав места отцу хозяина и его спутникам. Афанасий Матвеевич опустил голову – тяжкие думы одолевали его. Агафья же любопытным взглядом обвела комнату и, увидев эротические фотографии на стенах, брезгливо скривилась:

– Тьфу, стыд-то какой! Господи, прости…

Но вот Глафира вернулась с приборами и бокалами. Афанасий Матвеевич и его верная служанка с аппетитом набросились на закуски и с удовольствием выпили вина, Илья же довольствовался несколькими ломтиками варёной картошки. Юрий продолжал поглядывать на него с подозрением.

– Папа, я хочу знать все подробности!

Афанасий Матвеевич пересказал всё, что случилось.

– Так кто вы, молодой человек? – спросил у Ильи Юрий.

Илья кратко рассказал о себе.

– Сынок, не будь строг с Илюшей, – заступился за своего спасителя бывший помещик, – говорю же – сам Бог мне его послал! А откуда узнал он… Прозорливый, наверно… Святой человек святой жизни…

– Я, конечно, в Бога верую, – возразил Юрий, – только что-то чудес от него никаких до сих пор не видел.

– И не увидите, – заявил Илья и повернулся к Ване, – а вам спасибо за хлеб-соль.

– Что ты, Илюша, – решил поправить его Афанасий Матвеевич, – это сын мой угощает. Мы у моего сына. А это – его гости.

– Нет, – возразил слегка ошеломлённый Юрий. – Это действительно Иван Фёдорович угощает… Мы отмечаем его вступление в наследство.

– Наследство-то неправедное, – заметил Илья, пристально вглядываясь в смутившегося Ваню, – да и не наследство. А так – нашёл то, что другие потеряли, – и он перевёл взгляд на Михаила. – Вы теряли что-нибудь? Да? Ну, а он нашёл. Ничего, у вас ещё полно, только и ваша полнота неправедная, а ему оно в радость, только радость – на погибель. А погибель – во спасение.

За столом повисло молчание.

– Да он – юродивый! – воскликнул Велимир. – Я хочу написать его портрет! Я уже вижу, как…

– Вы – талантливый художник, – перевёл свой пристальный взгляд на Велимира Илья. – Только талант свой вы дьяволу продали. Не от Бога ваше искусство, а от дьявола.

– Позволю себе заметить, – усмехнулся Игнат, – что дьявола нет. Впрочем, как и Бога.

– Бога нет? – переспросил Илья. – Это вас нет.

– Как это – нас нет? – возразила Лиза. – Вот они мы.

– Вы здесь, я вижу. Вы едите, пьёте, разговариваете, но вы все умерли. Поэтому вас нет.

– Ну, знаете ли, это уже слишком! – вскричал Захар.

– Пусть говорит, – вмешался Игнат, – у нас же свобода.

– А вы, – повернулся Илья к Игнату, – лжец! Потому как нарядились так, будто вы семинарист, а на самом деле в Бога не веруете. Стало быть, лжёте! Впрочем, лукавство ваше недолгое будет, вы вскоре станете… бухгалтером.

Гости, до сих пор пребывавшие в недоумённом молчании, так как не знали, как реагировать на дерзкие слова послушника, дружно расхохотались. Все решили, что странный послушник – попросту сумасшедший. Однако всеобщее веселье прервал Афанасий Матвеевич, которого заботили насущные вопросы устройства своего и вверившихся ему людей.

– Юра, – озабоченно обратился он к сыну, – мы, старики, да и Илюша, очень устали с дороги. Распорядись, чтобы твоя горничная приготовила нам с Илюшей по комнате, а Агафья будет мне прислуживать, так что пусть пока с твоей горничной в комнате для прислуги переночует, а там видно будет…

За столом повисла неловкая тишина. Юрий смутился и покраснел.

– Папа, давайте выйдем, нам надо поговорить без посторонних.

Выйдя с отцом в прихожую, Юрий заговорил вполголоса, поглядывая на закрытую дверь:

– Послушайте, папа… В этой квартире живут.

– Кто живёт? Ты её сдаёшь?

– Нет. Живёт… живёт моя… знакомая с сестрой.

– Знакомая? То есть как… Любовница?!

– Папа, тише… Ну, да, любовница… Но это не то, что вы думаете. Я взял её к себе девочкой, совсем ребёнком. Она живёт у меня уже несколько лет… Я люблю её…